Обидно слушать!

Предлагаю, друзья, вашему вниманию очередную, так сказать, "археологическую находку". Этот прозаический этюд я нашёл в архиве нашего поэтического клуба "Колба" в одной из папок конкурсных сочинений на тему "Поэты "Колбы" о культуре". Мне он показался занимательным. Название, как обычно, придумал я сам.

ОБИДНО СЛУШАТЬ !

Вот сетуют на то, что наступили бескультурные времена и что нет ни пушкиных, ни толстых, ни кутузовых, ни репиных и нет хороших передач по телевизору, а одна пошлость. Определённая доля правды в этих расхожих утверждениях, возможно, и имеется, но всё равно, так скажу, что это только пустая болтовня, которой не верьте. Как это нет культурных людей ? Их, что, нафталином, как моль, побило ? Они и были, и есть, просто их не хотят замечать и, вообще, даже близкие люди, вроде жён и подрастающего поколения, к ним относятся с пренебрежением.

Настали бескультурные времена .... обидно и смешно слушать такое ! Оттого они и кажутся бескультурными, что культурных людей попросту обходят стороной, или, наоборот, не дают проходу и места не уступают. Заходит культурный, к примеру, человек в банк, станет в очередь у банкомата и стоит, как истукан. Его никто не только не замечает, его ещё, как в насмешку, иногда спрашивают :"Вы последний ?"

Культурные люди есть, просто игнорируются обществом. То есть происходит обычный круговорот вещей в природе, и культурные люди, как бы пропадают в этом постоянном круговороте из вида и их не видно, как денег в кошельке.

Вы утверждаете, что нет пушкиных и толстых. Странно и смешно слушать такие речи. Да, бакенбард, как Пушкин, никто нынче не носит или бороду, как Толстой. Но разве в одних бакенбардах и бороде состоит культура ? У нас в доме живёт бомж. У него огромная борода, даже больше, чем у Толстого. Но все его достижения заключаются только в том, что он уже лет десять не платит за воду, газ и электричество и паспорт потерял. Дело тут совсем не в бороде.

Приведу для ясности самый простой пример, что лежит, как говорится, под рукой. Не сочтите за нескромность, но вот есть я - талантливый поэт. Кто об этом говорит или трубит во всеуслышание, как о Галкине и Пугачёвой ? Никто. То есть какой-то Галкин и Пугачёва для толпы значат больше, чем талантливый поэт.

Скажете, что я всё придумал и сам себя назвал талантливым. Отнюдь. Не сам. Мои стихи многие читали и хвалили. Знакомая, что живёт в нашем доме в четвёртом подъезде, очень эрудированный человек, читала мои стихи и сказала, что зачитывалась ими, особенно перед сном, и просила ещё дать почитать. Даже, сказала, не ожидала, что я поэт, по виду не скажешь.

Друзья, с которыми я хожу в баню по средам, тоже мои стихи хвалили. Я читал их и одному маститому поэту, которого многие знают, потому что он публикуется в районной газете лет уже сорок. Публикуется, правда, под псевдонимом. Если вы из нашего города или в него приедете и спросите, кто такой Музыкант, вам любой, кто выписывает районную газету, про него скажет. Настоящее имя его не Музыкант, а другое, не такое музыкальное и я его открывать не буду, но это ничего не меняет.

Он тоже мои стихи хвалит и даже при встрече обнимает по-дружески, похлопывая рукой по спине. Вы можете и сами их почитать и убедиться, что я ничего не преувеличиваю.

А те, кому мои стихи не нравятся, так это только или завистники из нашего поэтического клуба, или мои домочадцы.

Детям это простительно, потому что им ещё мало лет, они не умеют хорошо читать и на слух стихи не воспринимают и вообще их от смартфона не оторвать. Если я забираю у них смартфон и заставляю слушать стихи, то они делают вид, что слушают, а сами только и ждут, когда отдам смартфон обратно. Обидно это, но, повторяю, детям простительно.

Жена мои стихи вообще слушать не хочет, кроме тех, которые я лично ей посвящаю и читаю в день её рождения. Эти она ещё хоть как-то слушает или делает вид, что слушает. Хотя до свадьбы слушала всё, что я ей ни читал, и восхищалась, и говорила, целуя, что будет моей музой. Потом, когда поженились и особенно, когда стали рождаться дети, слушать стихи перестала и даже раздражается не только, когда я их ей читаю, но даже когда пишу. Впрочем, отлично её понимаю и прощаю. Зарплата у меня маленькая, а стихи дохода не дают никакого, только в расходы вгоняют, потому что я книжки издаю за свой счёт. Издал пять книжек, но никто их не покупает, даже соседка из четвертого подъезда, что стихами моими вроде бы искренне восхищается.

На работе, где я работаю сторожем ( точнее сказать - до недавнего времени работал ), ситуация не намного лучше.

Вообще-то по профессии я не сторож, профессия у меня вполне интеллигентная, но устроиться на работу по профессии я не могу, потому что времена такие, что моя профессия стала не востребована.

Зато времени для сочинения стихов у меня предостаточно. Сторожить особо-то нечего, так как я работаю сторожем в больнице. Больница небольшая. Врачами работают преимущественно женщины. Казалось бы, что я, как поэт, должен быть услышан, так как женщины натуры тонкие, особенно врачи. Но, увы. Слушает мои стихи только одна весьма преклонного возраста женщина, точнее старуха, что работает в приёмном покое - принимает у больных одежду при поступлении в больницу. Больные поступают утром часов с восьми до десяти. После десяти она свободна и делать ей, как и мне, больше нечего. Вот мы и сходимся. Я прихожу к ней в гардероб и читаю свои стихи. Она слушает и потом мы пьём чай с булочками, которые она сама печёт. Булочки, надо признать, очень вкусные, особенно с повидлом. И хотя гардеробщица эта уже довольно старая, но поэзией интересуется и мои стихи ей очень нравятся. Однако я вижу в её похвалах моим стихам некоторую неискренность. Уж не задумала ли она кое-что, что надо женщинам, даже старым ? Она одинокая вдова, мужа у неё давным-давно нет.

Особенно подозрения мои усилились после того случая, когда она, прослушав очередное моё стихотворение о любви ( одно из лучших ), вдруг, глядя мне прямо в глаза, игриво так заявила :"Можно я сяду тебе на колени ?" Я чуть со стула тогда не упал. Ей уже под восемьдесят, она меня почти на пятьдесят лет старше, я ей во внуки гожусь и женат, а она такое заявляет. Я, разумеется, сказал, что нельзя и ходить к ней перестал.

Слушает мои стихи кроме этой старухи-гардеробщицы ещё наш завхоз. Бабёнка молодая, очень и очень даже смазливая, фигурка, талия, грудь, всё, как говорится, при ней, по годам примерно моя ровесница, чуть моложе, но разведённая. У неё трое или четверо детей.

Стихи мои она всегда слушала с большим интересом, с томным выражением глаз и подперев подбородок рукой. Но однажды говорит мне :"Надо перевесить шторы в больничных палатах !" и попросила меня ей помочь. Надо так надо. Пошли мы перевешивать, взяли стремянку раздвижную. Поставили стремянку у окна в первой палате. Она на неё взобралась и попросила её подстраховать, придержав немного за ноги. Сказала, что, мол, боится высоты. И тут, когда она это сказала, я сразу всё понял, что её внимание к моим стихам тоже было не бескорыстным. За ноги я её, конечно, подстраховал, и даже случайно, того не желая ( простите за столь щекотливую и непристойную подробность ), увидел, что трусики у неё розовые, как мечты о славе юного поэта, но увидел с большой горечью в сердце. То есть понял, что и её интересовали не столько мои стихи, а что-то совсем другое. Для того она, видимо, и носила очень коротенький белый халатик, максимально обнажая при этом стройные ножки. Всё это рассказывать мне обидно, но таковы факты и от них никуда не деться.

После этого случая, как и с гардеробщицей, я перестал ей читать свои стихи и даже стал её избегать, что она сразу же заметила и поняла, что списана, как говорится, с корабля. Тогда она поступила так, как поступают все женщины, чей план по овладению мужским сердцем окончательно провалился, то есть стала мне при любой возможности мстить и мстить довольно жестоко.

Раньше, когда я приходил на обед в больничную столовую, где она стоит на раздаче и подаёт блюда, я был на особом счету, пользуясь её благосклонностью, которую она выражала тем, что суп мне наливала гуще, чем другим. Второе же блюдо ( гречневая кашу или макароны с курицей ) было всегда выражением её особенной ко мне и к моим стихам симпатии. Подливы она наливала, не скупясь, и клала сверху на гарнир не куриное тощее крыло, а самую толстую куриную ножку, которую вылавливала, долго роясь в кастрюле поварёшкой.

Теперь же, когда я стал её обходить десятой дорогой, суп она стала наливать такой жидкий, что там ничего кроме воды не было, а вместо ножки клала даже не шейку, в которой и так одни кости, а ту часть курицы, где растёт хвост и торчит одно или два не выщипанных пера. Не выдержав такой с её стороны обструкции, вечно голодный, я был вынужден подать заявление главврачу на увольнение. Но и тут она мне постаралась покрепче насолить, не подписав заявление об уходе, а мои тетрадки со стихами залила фруктовым компотом. В конце концов я ушёл всё же из больницы, но со скандалом - лишившись премии и без обеда. Даже медицинскую карточку мою и анализы мои она мне не вернула. Анализы подменила на чужие и самые отвратительные. А ведь я ей читал самые лучшие свои стихи и читал от всего сердца. Честно сказать, обидно вспоминать обо всём этом.

Теперь буквально пару слов о нашем поэтическом клубе.

В нашем поэтическом клубе, перефразируя Гоголя, завистник на завистнике сидит и завистником погоняет. Поэты друг друга не слышат, а слышат лишь себя. Каждый ждёт одних похвал и на справедливую критику жутко обижается, багровея лицом. Хвалят только тогда, когда хвалишь их. Доходит до смешного. Пока не похвалишь - тебя не похвалят, сочини ты хоть "Евгения Онегина". Однажды я провёл такой интересный эксперимент : подобрал несколько стихов Грибоедова, не тех, что на слуху, но очень хороших, и, выдав за свои, только что написанные, прочитал. Ни один из поэтов нашего клуба стихи не похвалил, даже не  захлопал, соблюдая необходимые в таких случаях приличия,  хотя это был предновогодний вечер и все поэты были в сборе, так как ожидался обильный новогодний стол, на который заранее сдали деньги. Вот вам и ответ на вопрос, что нет культуры. Она есть, но чтобы эту культуру заметили, надо всем льстить и всех хвалить, чего я никогда не делал и делать не буду, считая это для себя унизительным.

Обидно всё это осознавать, коллеги, но таковы факты и от них никуда не деться. На этом заканчиваю свой памфлет. Рассказал я чистую правду и был искренен, поверьте, до конца.

PS

А завхозиха мне до сих пор мстит, так, видимо, я её самолюбие задел, когда держал за ноги, но её прелестями, от которых другие мужчины сходили с ума, не соблазнился. Меня она всюду поносит, читает мои стихи вслух таким же разведённым дурам в больнице, как сама, и их ( не дур, а мои стихи ) ехидно высмеивает. Это поведала мне старуха-гардеробщица, с которой я порой перезваниваюсь и с которой расстался вполне в нормальных отношениях и даже захожу к ней иногда в гости поесть булочек.