Отрывок из моего романа Ничего не бойся

Остановившись у третьего ряда, Джессика Митчелл методично раздавала пассажирам касалетки с едой, сок, газировку и ароматный кофе. «Давай, бегом. Я жду!» - бросила Патрисия ей вслед. Перейдя на правый борт, Ольга шагала к своему креслу с желанием поскорее увидеть человека, мысли о котором так не давали ей покоя. В этот миг в тридцати трёх тысячах футов под ними медленно проплывало озеро Верхнее. С каждой секундой они были всё ближе и ближе к гигантскому грозовому фронту, растянувшемуся на сотни километров впереди.
Оставшись одна, Патрисия посмотрела на Лонни. Он всё так же спал. Она вновь взглянула на свой секундомер. 01:21:37. Таинственный сосед пропал окончательно. «Наверное, всё же, заболтался-таки с кем-нибудь. Скорее всего. Присел к собеседнику на свободное кресло, забыв вернуться на своё. Так и есть. Да и бог с ним. Хотя…он явно не от мира сего. Ведь он сказал мне про Стива. Откуда он знал? Мистика какая-то! Или у меня реально крыша протекает?! О, боже! Только не это! Прошу!» - размышляла она. Сейчас Патрисия находилась на грани очередного срыва. «О, чёрт! Подожди! Записка! Она же должна быть здесь!» - вдруг пришло ей на ум. Она сидела, глядя на карман в спинке впередистоящего кресла слева от неё. Перед ней снова предстал его образ со словами: «Я говорю, что ничего пока ещё не происходит. Я просто решил написать для Вас этакую успокоительную записочку. Когда Вам станет страшно, просто достаньте её и прочитайте. Хорошо?». «Давай так, Патрисия» - мысленно обратилась она сама к себе, - «Я сейчас опускаю руку в этот карман. Если записки там нет, то я расписываюсь в том, что у меня, мать его, паранойя, шизофрения, мания преследования, или что-то в этом роде. А Стиву скажу, чтобы он определил меня в клинику для душевно больных. Сразу по прилёте в Калгари. Если же этот чёртов листок всё же там, то я сходу начинаю верить в эльфов и прочую потустороннюю хрень, после чего позвоню в Амстердам своему университетскому преподу по естествознанию и скажу ему, что он-таки ошибался насчёт своих доводов. Нет, я скажу ему, что он просто мудак! Тупой болван! Если, конечно, он всё ещё жив. Вот. Больше вариантов нет». С этими мыслями Патрисия почесала лоб, пристально глядя на карман. «Прочитать её, когда мне станет страшно» - подумала она, вновь вспомнив его слова. «А разве было как-то иначе с тех пор, как я оказалась в этом чёртовом кресле?!» - тотчас спросила она себя. Она сидела словно окаменелая, не решаясь протянуть руку вперёд и опустить в него свою руку. «А если она там, то, что в ней за послание? Он сказал, что она успокоительная. Значит в ней, должно быть, что-то непременно хорошее? Боже, да что же это происходит то, а? Почему я вообще стою перед этим выбором? Я ведь совершенно точно знаю, что я не ненормальная! Нет там никакой записки. Хотя… я точно помню, как он попросил у меня карандаш! Ладно, проверю этот хренов карман! Или ещё немного подождать его?». Мысли путались, но единственным способом прекратить этот безумный мозговой штурм было одно лишь действие – засунуть руку в карман. «Будь, что будет» - подумала Патрисия. Теперь её состояние было сравнимо с тем, словно она играла в русскую рулетку. И именно сейчас был её ход. Ход, чтобы нажать на курок с дулом револьвера у виска. Сделав глубокий вдох, она запустила трясущуюся руку в ситцевое нутро кармана. На самом его дне она вдруг нащупала какую-то бумажку. От сердца резко отступило. «О, мой бог!» - подумала она, - «Я не сошла с ума! Этот мужик реальный! И это, должно быть, то самое его послание, о котором он говорил!». Она медленно вынула бумажку. В один миг для неё вдруг всё стало одновременно и простым, и до безумия сложным. Она не помнила точно, на чём он делал свою запись, но теперь она обнаружила, что это был сложенный вдвое листок в клетку, вырванный из карманных размеров записной книжки. Её ладони были потными и липкими. Патрисия развернула листок...

(продолжение следует)