Забытые тетради. Поэзия народов СССР. Часть 4

Забытые тетради. Поэзия народов СССР. Часть 4.

Амирхан  Хавпачев.

(С  кабардино – черкесского) – с кабардинского.

Москва.

Величайшая на свете,
Корни вглубь Москва пустила
И в себе восьми столетий
Мощь и славу воплотила.
Все края поит отсюда
Радости реки большая,
Мудрые здесь правят люди,
Честь земли оберегая.
Много родиной в столицу,
Словно в сердце, силы влито.
Враг, желавший с ней сразиться,
Прочь катился, в прах разбитый.
А Москва стоит, бесстрашна,
Хорошеет год от года.
И часам на Спасской башне
Отзвук есть в груди народа.
                1947 г.

Алим Кешоков

Поэт со своею посадкой в седле.

Для вечности год не длиннее мгновенья.
Высокие звёзды склонялись к земле.
Я знаю:
              Имеет лишь дату рожденья
Поэт со своею посадкой в седле.

И, может, надёжнее всех амулетов,
Мерцая в просторе ночном до светла,
Даруют спасение звёзды поэтов
От женской измены и чёрного зла.

Алеет на облаке отсвет заката,
Толпятся вершины в сиреневой мгле.
А вдруг про меня они скажут когда –то:
«Поэт со своею посадкой в седле».

Но чтобы дать волю подобному чуду,
И жизни не хватит, и слабы крыла.
А вдруг даровать я спасение буду
От женской измены и чёрного зла.

Адам Шогенцуков

Весны разные бывают.

Знаю, весны разные бывают:
Сдуют с гор метелей белый пар,
Башлыки зимы с дерев срывают,
Рекам возвращают речи дар.

Золотят весёлым солнцем нивы,
Дно сердец заполнят светом дня.
Только есть весна, что всех счастливей
Для долин, для гор и для меня.

То – весна семнадцатого года.
То – весна, что в осень Октября
Разогнала тучи с небосвода,
Чтобы встала юная заря.

Чтобы встала ярко из тумана
И моей горянке на щеку
Положила нежные румяна,
Разогнула спину старику.

Той весны не гаснет свет знаменный.
Он мне дорог щедростью в полях,
Правдой в думе, песней окрылённой
И земною радостью в стихах.
                1930 г.

Хасыр Сян – Белгин

(С калмыцкого)

Поэт,
Ты жить не можешь, чтоб не петь.
Ты хочешь многое сказать успеть
За жизнь свою короткую.
Ты прав.
Но с песней, в глубине твоей души
Не вызревшей, явиться не спеши.
Сумей сперва проснуться раньше трав
И раньше птиц в глуши лесных дубрав,
Которым солнце грезится в тиши,
И раньше первого луча,
И раньше рос,
Что, вроде капель пота или слёз,
Слегка сгибают сонную траву,

И ты тогда увидишь наяву,
Как спит журавль на одной ноге,
Блаженно под крыло своё уткнув
В пушистое тепло озябший клюв,
И журавлиха спит невдалеке…
Как в поле конь, стреноженный стоит.
Стоит и спит. И, стоя видит сны.
Но ухо его чуткое не спит,
Выслушивая звуки тишины…

Как, упершись рогами в синеву,
Что сквозь окошко узкое в хлеву
Виднеется, коровы утра ждут,
Ждут утра и во сне жуют, жуют…
Как спит в степи, медлителен ленив,
Верблюд, устало шею уронив
К земле пахучей, где среди стеблей
В подземном городке
Спит муравей…
И лишь один поэт не спит!
Не спит поэт!
Ему, чтоб всё понять,
Чтоб всё увидеть и в себя вобрать,
Наполнить этим сердце и глаза –
В тепле постели нежиться нельзя!

Поэт!
Я, как себя,
Тебя зову:
Сумей увидеть это наяву!
И вот тогда,
Просторна и легка,
Весома, ощутима, глубока,
Родится твоя новая строка,
Как новый день –
Прекрасна и звонка!
                1964 г.

Бося Саганджиева

Калмыцкий чай.
                Л.С. Соболеву

Какой калмык в какое из столетий
Придумал то, что я воспеть хочу?
Я каждый день, вставая на рассвете,
Напиток золотистый кипячу.

Да, не простой, а золотой!   Он с перцем,
И с маслом, и со свежим молоком.
Мы счастливы всем существом, всем сердцем,
Когда привольно чай калмыцкий пьём.

Завоет ли вечеровая вьюга,
Придавит ли траву полдневный зной –
Нет лучшего помощника и друга,
Чем наш калмыцкий чай степи родной.

Я гостя потчевала им недавно,
А гость приехал к нам издалека.
Он пил и приговаривал: «Как славно,
Есть в чае жар сердечный степняка,

В нём запахи я чувствую степные,
Как чувствую дыханье роз в меду,
У вас его отведал я впервые
И лучшего напитка не найду.!»

Приятно было слушать это слово.
Что я могла в ответ ему сказать?
И, чашку взяв у гостя дорогого,
Я чаю налила ему опять.

Но тут читатель голос свой возвысит:
«А вкус его каков?» Я говорю:
От той, кто сварит, вкус его зависит,
И я сама для вас его сварю.

Так приезжайте – угощу вас чаем
И дружбою… Народ наш невелик.
Как нас найти? В степи мы обитаем.
Иль вам напомнить? – «Друг степей калмык…»
                1962 г.

Тимофей Бембеев

У памятника Пушкину.

О, сколько бронзы осени отпущено,
Чтоб обессмертить всю листву Москвы!
Но что в сравнении с бессмертьем Пушкина
Сезонное бессмертие листвы?

Ещё не всю её деревья сбросили.
В такую пору лишь стихи пиши,
Ведь у поэта не бывает осени –
Я говорю об осени души.

Вот он стоит. Черты родного облика
Не в бронзе, нет, - который год подряд
Зари пленительного счастья отблески
Высокий лоб и руки золотят.

Приходят люди, как из странствий к берегу, -
К нему. Кладут к подножию цветы.
И долго смотрят, вглядываясь бережно,
В такие всем знакомые черты.

А он задумался… Ужель за далями
Ему видна судьба степи моей?
Мне больно, что не знает он, кем стали мы,
Калмыки, мы – друзья родных степей.

Он был у нас, когда мы горе мыкали.
Ушли в курганы горькие века…
И – «Пушкину – писатели Калмыкии» -
Горит на ленте нашего венка!
                1966 г.

Касбот Кочкаров

(С карачаевского) – карачаево – балкарского.

Песня о Чкалове – джигите.

Когда этот чёрный хабар прилетел
Я плакал и верить ему не хотел.
Но красные флаги с чёрной каймой,
Склонившись, шептали, что умер герой.

(хабар – весть)

Полюс далёкий суров, нелюдим.
Чкалов, как сокол, промчался над ним.
Он сердцем не знал, что на свете есть страх,
Он сказочный путь проложил в небесах.

Глаза его ярким сверкали огнём,
Когда управлял он воздушным конём,
Когда, не жалея ни жизни, ни сил,
Сквозь бури отвагу свою проносил.

О Чкалове слава повсюду идёт,
О Чкалове песни слагает народ.
Страна! Средь крылатых твоих сыновей
Он был всех бесстрашней, смелей и сильней.

Не стало героя… Печаль велика.
По тихому небу плывут облака.
Ничто не нарушит смертельного сна,
И в траур глубокий оделась страна.

Не вспыхнет у сердца горячего вновь
Орлиная, гордая, смелая кровь.
Не вырвется ввысь, в безграничный простор
Его яснокрылый могучий мотор.

Но много в стране храбрецов молодых
Поднимутся в небо на крыльях стальных,
И каждый орлом на врага полетит,
Отважен и зорок, как Чкалов – джигит.
                1938 г.

Осман Хубиев

Время.

Огромные горы снегов растопив,
Расплавив, веками спрессованный лёд,
А молодость в зрелость земли обратив,
Идёт
          неустанное время
                вперёд.
И там, где лишь ветер – пустынник грустил,
Теперь наша звонкая нива цветёт,
Бездельников, трусов сметая с пути,
Идёт
          беспощадное время
                вперёд.
У мира добротный наш дом на виду,
Стоит он, как крепость из горных пород,
Из искры огонь революций раздув,
Идёт
          богатырское время
                вперёд.
Мы нашему времени сердцу верны,
Оно и само с нами в ногу идёт,
Уча нас готовиться к лету с весны,
Идёт 
          беспокойное время
                вперёд.
                1957 г.

Назир  Хубиев

Мой Карачай.

Парят орлы ширококрылые
Над древней
Горною страной,
Где ветер бродит
Над обрывами
И пахнет далью неземной,
Где звон ручьёв как голос тоненький,
А голос рек
Как медный звон.
Я  в том краю,
В чабанском домике,
У перевала был рождён.
Не только белой
Грудью матери
Я вскормлен был,
А мёд хвои
И снег на скалах нежно – матовый,
Дарили силы мне свои.
Я песни пел
Джигита громкие,
Ел с чабанами кислый сыр…
И пробил час –
Великой Родиной
Я назван был:
«Ты горский сын!»
Мой Карачай!
В края далёкие
Водила жизнь меня с собой…
Я не забыл в разлуке клекота
Орлов над снежною грядой,
Я не забыл в дорогах пройденных,
Как на лугах блестит роса.
Мой край!
Моя, как песня, родина,
Где горы словно паруса.
                1971 г.

Иван Вавилин

(С коми – зырянского)

Моя парма.

Пусть край мой и суров порой,
Пускай приходит поздно лето,
Спят реки долго, льдом одеты, -
Стерплю в родной сторонке это.
И коль уйду я в край иной,
Вернусь на зов тайги домой.

Да что плету? Ведь не уйду!
Сыновним сердцем нелукавым
Я полюбил боры, дубравы,
Мне труд упорный здесь по нраву.
Где долю краше я найду?
Нет, никуда я не уйду!

Меня и в стужу край родной
Своим дыханьем согревает
И парма вечно молодая
Смолистым духом опьяняет.
И путь куда ни шёл бы мой,
Тоска по родине - со мной.

Мне жить всегда в своей стране,
Там, где леса, луга и реки;
Смежая в час последний веки,
С землёй родной сольюсь навеки.
Всё дорого, всё близко мне
В моей советской стороне.
                1957 г.
(Парма – вечнозелёные елово – пихтовые леса,
В бассейне реки Печоры и на Северном Урале,
На родине коми)

Владимир Попов

О вдохновенье.

Без вдохновенья нет горенья –
И сердце песню не споёт.
С ним входит в душу озаренье,
Как бурный паводок весенний
Реки, уже взломавшей лёд.

Без вдохновенья счастья нету
И дни бесцветны и горьки.
Оно с любовью и советом,
Как друг идёт с тобой по свету
Любым ненастьям вопреки.

Без вдохновенья нет дерзанья,
Высоких дум, бессмертных дел.
С ним Ленин шёл сквозь испытанья
И в день Октябрьского восстанья
В наш день сегодняшний глядел.