Радуга вспыхнет в дали

Валера
Ведомый приятным голосом молоденькой стюардессы, которая на протяжении всего рейса не упускала лишней возможности улыбнуться мне и предложить прохладительные или горячительные напитки и при каждом удобном случае мило улыбалась, разве что не подмигивая мне, я пристегнул ремни и крепко вцепился в подлокотники кресла, когда самолёт несильно тряхнуло. Эти минуты показались мне вечностью, и я вздохнул с облегчением лишь после того, как самолёт, несколько раз мягко подпрыгнув, всё же прочно соприкоснулся с гладкой поверхностью посадочной полосы и, постепенно замедляясь, остановился, вздрогнув в последний раз. В тот же момент я отстегнул ремень и вскочил с кресла, забрал рюкзак из багажного отделения и направился к выходу, стремясь как можно скорее выбраться на свободу.

Не скажу, что перелёты входили в список вещей, доставлявших мне безумное удовольствие, однако я никогда не испытывал страха. Но сегодня всё было иначе. Паника, охватившая меня ещё в аэропорту "Пулково", не отпускала до сих пор, несмотря на то, что посадка прошла успешно, и уже через несколько минут я вновь буду твёрдо стоять на земле. Но даже когда я оказался в здании аэропорта Киева, пугающее ощущение не покинуло меня, словно всё ещё был в воздухе, норовя в любую секунду сорваться вниз и разбиться. Что это? Откуда? Почему так страшно?

Возле окна проката автомобилей меня ожидало полное разочарование – ни одних свободных колёс, способных преодолеть расстояние в несколько сотен миль без происшествий. Единственное, что посоветовал паренёк за стойкой – взять такси, хотя это и выльется в круглую сумму. Но деньги меня сейчас заботили меньше всего. Предполагая неожиданные траты, я ещё в Петербурге позаботился о том, чтобы набить бумажник наличкой.

Не разбирая дороги, я выскочил на улицу, столкнувшись в дверях с грузным мужчиной, тут же осыпавшим меня потоком ругательств, но оживлённо шумевшая очередь на парковке испугала меня ещё больше. Мужчины и женщины разных возрастов отчаянно боролись за право первыми усесться в такси, которых было гораздо меньше, чем желающих выбраться отсюда.

- Чёрт, - прошипел я и на мгновение задумался, перебирая в голове возможные варианты добраться до Дорогожичей в кратчайшие сроки. И тут мой взгляд упал на припаркованный через дорогу байк. Закинув рюкзак на плечо, я перебежал через проезжую часть, по пути показав неприличный жест водителю раздолбанной «мазды» в ответ на раздражённый гудок его клаксона, и остановился перед парнем, расслабленно курившим возле спортивной «хонды».

- Тебе чего? – приподняв солнцезащитные очки, поинтересовался парень, заметив отчаянное нетерпение в моём взгляде.

- Продай, - бросил я, кивнув на мотоцикл.

- Эй, парень, ты явно ошибся адресом, - фыркнул байкер, вновь скрыв глаза за очками и сделав глубокую затяжку.

- Я серьёзно, - продолжал я. – Сколько ты хочешь за него?

- Миллион.

- Шутишь? Три тысячи, прямо сейчас.

- Слушай, отвали, - усмехнулся парень. – Я не буду продавать свой байк.

- Брат, очень надо!

- Твои проблемы. – И добавил: - Кстати, я тебе не брат.

- Вот блять! – выкрикнул я, понимая, что придётся всё же пилить на автобусе, а это на несколько часов дольше, но ничего не поделаешь.

Однако когда я уже направился к остановке, чтобы добраться на трансфере до автовокзала, за спиной послышался голос:

- Эй, тебе правда очень надо?

- Нет, блять, мне просто твой байк понравился, - ехидно проговорил я, но всё же остановился и повернулся к парню.

- Что, к девушке спешишь?

- Угу, - соврал я, понимая, что громкие заявления сейчас не совсем уместны.

Байкер почесал гладко выбритый подбородок, снял очки, бросил растерянный взгляд на мотоцикл, снова на меня и, прищурившись, спросил:

- И как её зовут?

- Кого? Твою «хонду»?

- Очень смешно, - пробормотал парень и уточнил: – Твою девушку.

Вот какого хера он это делает? Любитель романтических историй? Ладно, получай!

- Максим, - вызывающе бросил я, ожидая в лучшем случае нелестных отзывов о себе, а в худшем – кулак в челюсть. Но отступать было поздно, потому добавил: - Мою девушку зовут Макс. Доволен?

Парень ошарашенно уставился на меня, а я лишь покачал головой и развернулся, чтобы уйти.

- Только учти, дорожные чеки я не возьму. Только наличку.

Я замер, не веря своим ушам, медленно повернулся, недоуменно посмотрел на байкера и только сейчас заметил маленький блестящий камушек в его правом ухе.

Не желая и дальше испытывать судьбу, я достал бумажник, отсчитал три тысячи и протянул деньги парню со скупыми словами благодарности, а в ответ получил ключи, документы и пожелания удачного путешествия. Надев рюкзак на оба плеча, я отрегулировал лямки так, чтобы он плотно прилегал к спине, снял висевший на ручке «хонды» шлем и натянул его, опустив визор.

Плавный поворот ключа в замке зажигания, и двигатель мягко заурчал, а ещё через минуту я уже мчал по трассе по направлению к Дорогожичам.

Ещё в Питере после разговора с Дэном я снова созвонился с Иннокентием и под его диктовку записал адрес Макса, а потому, когда через три с лишним часа въехал в город, остановился возле первого попавшегося бара и уточнил дорогу до дома Максима.

Едва повернув на нужную мне улицу, я увидел припаркованный у обочины «вольво». Остановив «хонду» позади автомобиля Макса, я слез с байка и подбежал к дому, в один прыжок перемахнул через три ступеньки, оказавшись на крыльце, и постучал. Подождав немного, я потарабанил чуть сильнее, мысленно ругая Максима за медлительность в самые неподходящие моменты, а когда спустя пару минут из-за двери всё ещё не донеслось ни звука, взялся за прохладную металлическую ручку и, дернув её, обнаружил, что дверь не заперта.

- Есть кто? – крикнул я, заглядывая в прихожую. Ответа не последовало. Тогда я осмелел, вошёл в дом и прикрыл за собой дверь. – Эй, Макс, я знаю, что ты дома. Видел твою машину. – Несколько шагов, заглянул в пустую кухню, прошёл через гостиную, остановился и огляделся. – Мася, твою мать! Выползай из своей норы!

Я дёрнулся, услышав подозрительный стук со стороны, по-видимому, ещё одной комнаты и бросился туда, а распахнув дверь, застыл, парализованный острым приступом паники. Макс сидел на полу, привалившись спиной к пустой детской кроватке, рядом с ним валялись полупустая бутылка виски и белый пластиковый бутылёк. Тут же промелькнула мысль: «Пусть это будет аспирин».

Упав на колени рядом с Максимом, я подобрал коробочку и пробежал взглядом по наклейке на ней.

- Блять, Макс! Идиот! – схватив парня за плечи, заорал я и начал отчаянно трясти, а когда его ресницы дрогнули и чуть приоткрылись, а с губ сорвался хриплый стон, крикнул: – Сколько ты сожрал?! Ну, отвечай! - Глаза Максима закатились, а его голова безвольно откинулась. Размахнувшись, я отпустил парню звонкую пощёчину, надеясь, что это удержит его на грани сознания. Ещё одну тут же, следом, но по другой щеке. На короткое мгновение Макс опять приоткрыл глаза, однако на большее у него не хватило сил. Тогда я поднялся и попытался подтянуть Максима, но он казался неподъёмным. Его тело словно вмиг налилось свинцовой тяжестью и осталось на полу.

- Ну давай же, Макс, сука! Помоги мне! – пронзительно проорал я, задыхаясь от ужаса. Схватив парня под мышки, я потянул его на себя, с облегчением отмечая, что мне удалось всё же сдвинуть тело с места. – Максим, пожалуйста, - проскулил я. – Не засыпай! – Ещё один рывок по направлению к ванной, дверь в которую была открыта настежь. – Макс, сука, не вздумай! – хриплое дыхание мешало говорить, но я не останавливался, надеясь, что мой голос не даст парню провалиться в сон. - Я не для того потратил дохера бабла, - лёгкие жгло от нехватки кислорода, – чтобы увидеть... – глоток воздуха процарапал горло, – как ты сдохнешь!

Злость, затопившая всё моё тело, придавала сил, и вот уже я заволок неподвижное тело в ванную, с трудом затолкал его в душевую кабинку и открутил кран. Ледяная вода тут же хлынула мощным потоком, обдавая меня и Макса холодом. Наклонив Максима вперёд, я подставил его голову под воду, продолжая разговаривать с ним, хотя на разговор это было мало похоже. Я ругал его, кричал, выплёскивая ярость и не давая собственному страху парализовать меня. Плечи Максима едва заметно дрогнули, и я с удвоенной силой начал трясти его.

- Давай, скотина, просыпайся!

Опять откинув Макса к кафельной стене, я отпустил ему ещё несколько пощёчин, вздохнув с облегчением, когда парень начал слабо реагировать на происходящее, отплёвываясь от воды и пытаясь увернуться от моих ударов. Опустившись на колени рядом с кабинкой, я снова наклонил Максима вперёд и, заставив его разжать зубы, как можно глубже засунул два пальца ему в рот. Тело парня напряглось и задрожало, сводимое судорогой рвотных позывов.

- Вот так, - прошипел я. – Хорошо, малыш.

Дав Максиму немного отдышаться, я повторил процедуру, отмечая, что с каждой секундой он оживает, возвращается из забытья. Теперь уже он сопротивлялся, когда я вновь попытался сунуть пальцы ему в рот, но я откинул его руку и сильно сжал шею сзади, не давая отвернуться.

- Давай ещё, Максим! Надо! Пожалуйста, - уже не кричал, а едва бормотал охрипшим голосом я.

- Хватит, - слабый шёпот, заглушаемый шумом воды и прерываемый кашлем.

- Нет! Надо ещё! – продолжал настаивать я. И только когда желудок Макса опустел, и тело лишь безвольно сотрясалось в моих руках, я остановился и позволил себе перевести дыхание. Максим опёрся спиной о стену, тяжело дыша, и, приоткрыв глаза, поднял на меня затуманенный взгляд. Немного успокоившись, я раздел Макса, с трудом стягивая намокшую одежду, быстро вымыл его, завернул в махровый халат и отвёл в спальню, придерживая, чтобы он не рухнул. Закутав Максима в одеяло, я устало опустился на пол возле кровати и прислушался к постепенно выравнивавшемуся дыханию.

Лишь теперь страх, сковывавший меня с той минуты, когда я поднялся на борт самолёта в Питере, понемногу отпускал.

Максим
Вязкое, тягучее, как смола, ощущение нереальности всё больше затягивало. Горечь заполняла каждую клеточку моего тела, отяжелевшего до состояния полной неподвижности. Мысли пролетали в голове, но ни за одну из них мне не удавалось зацепиться, чтобы осознать её до конца, понять и принять.

С трудом приподняв налитые тяжестью веки, я оглядел комнату насколько мог, при этом не поворачивая головы, поскольку каждая попытка пошевелить отдавалась тупой болью в висках и острым приступом тошноты. Снова прикрыв глаза, я отчаянно копался в закромах своей памяти, стараясь отыскать там последнее более или менее чёткое воспоминание. Но перед глазами проплывали лишь размытые картинки.

Валера на сцене, завораживающий своей энергетикой... Пристальный взгляд потемневших до синевы летнего безоблачного неба глаз Русика, в которых плещется страсть... Умиротворение, наступившее при этом видении, резко сменяется яростью при вспоминании разъярённого лица Ралы, сообщающей мне, что я больше никогда не увижу свою дочь. Ужас, затопивший моё сознание, когда мать сообщила об аварии, в которую попал отец.

Мой дом, пустой, пронизанный острой горечью потери и одиночества... Алкоголь, разливающийся едкой отравой по венам... Мои откровения... Пустота... Несколько часов глубокого иссушающего сознание сна... И ощущение полного опустошения, наступившего после пробуждения... Кухонный стол, пузырёк со снотворным - словно единственное яркое пятно в моей истекающей кровью, израненной жизни. Желание забыть обо всём, уйти тихо, ощутить покой...

Одна, две... Горсть... Бутылка виски... Нетрезвой походкой добираюсь до спальни, прикрываю за собой дверь, словно отгораживаясь от всего мира... Единственное, чего сейчас хочу – лечь в постель, закутаться с головой в одеяло, чтобы больше ничего не видеть и не слышать, чтобы больше не чувствовать боли... Но взгляд натыкается на пустую детскую кроватку... Волна дрожи пробегает по телу вместе с новым приступом озарения – я потерял всё, что было дорого мне в жизни...

Больше нет сил держаться на ногах, и я опускаюсь на пол, опираясь спиной о кроватку, в которой ещё несколько дней назад размеренно посапывало моё счастье, моя радость...

Медленно, дюйм за дюймом моё тело охватывает пустота, немеют кончики пальцев, руки, ноги, я уже не могу пошевелиться. Горло сдавливает железная хватка, мешая дышать. Сердце замедляется, и его ровный стук превращается в отдалённое эхо. Сознание туманится, на место страхам и тревогам приходит необъяснимое спокойствие. Мысли растворяются в пустоте... Это конец. Ещё один вздох, последний... Еще один удар сердца... Последний... И не могу дождаться того момента, когда больше ничто не будет заботить и волновать меня...

Но видимо, не дождался, раз всё ещё дышу, чувствую. Болит. Всё тело болит. И душа. Кровоточит, сочится. Но продолжает жить. Сердце всё так же размеренно-ровно качает кровь, лёгкие расправляются и сокращаются в такт неторопливым вдохам.

Опять заставляю себя открыть глаза и на этот раз чуть приподнимаюсь на локтях, оглядывая комнату. Всё так же пусто и тихо. Как добрался до постели? Ещё и разделся? Такого со мной вообще за последние недели не случалось. Память подкидывает новую пищу для размышлений. Запой длительностью почти в месяц. Середина сентября. Учебный год в разгаре, а я, по всей видимости, бухал недели три кряду. Отключался, не всегда добираясь до постели, не говоря уже о том, чтобы принять душ или хотя бы просто раздеться.

Но сегодня всё изменилось. Подняв руку, провёл ладонью по лицу, запустил пальцы в волосы, чуть сжав их. Поморщился, ощутив острую необходимость доползти до туалета любой ценой, но попытка подняться на ноги не увенчалась успехом. Пошатнувшись, я рухнул обратно на кровать. Ещё несколько минут тяжело дышал, собираясь с силами. Медленно встал, держась рукой за тумбочку. Шаг, ещё один. Ноги не слушались, колени подгибались, предательски дрожа. Но передо мной цель – приоткрытая дверь в ванную.

Через несколько минут наступило долгожданное облегчение. Ура!

Голова всё ещё кружилась, потому, чтобы не рухнуть, сделал шаг и ухватился за края умывальника. Ощущение, будто пробежал марафон длиной в десять миль. Приподняв голову, отшатнулся, натолкнувшись расфокусированным взглядом на своё отражение в зеркале. Землисто-серый цвет лица, тёмные круги подчёркивали уставшие покрасневшие глаза, выделяя их больше, чем обычно. Бледные, почти обескровленные губы, впалые щёки, покрытые рыжеватой щетиной.

Смотрел и не мог поверить, что это я. Куда делся беззаботный, всегда весёлый и задиристый Максим, для которого не существовало проблем более серьёзных, нежели поиск хорошенькой девушки или достойных противников для игры в баскетбол? Что случилось со мной за эти годы? Я полностью изменился и уже сам себя не узнавал. Обречённость наложила свой незыблемый отпечаток, просочилась под кожу, вросла в меня и постепенно уничтожала все остальные ощущения.

- Душ, - прошептал я сам себе. – Мне срочно нужен душ...

Сколько себя помнил, это чуть ли не единственная вещь, которая способна была привести меня в чувство по-настоящему, а не дать призрачную надежду.

Повернулся и тут же замер, вновь теряя всякую способность двигаться. Яркие вспышки электрическими зарядами пронзали моё сознание. Резкая боль обжигала щёки, а я даже не мог поначалу осознать её источник. Перед глазами всё расплывалось в яркое разноцветное пятно. И только голос проникал сквозь оглушительный шум воды. Я не спутал бы его ни с чьим другим. Глубокий бархатистый тембр окутывал меня тёплым покрывалом, даже несмотря на то, что произносились ругательства.

Словно наяву я вновь ощутил приступ тошноты и обжигающую боль в желудке, от которой согнулся пополам, застонав.

- Валер, - прошептал я и, с трудом заставляя себя переставлять ноги, поплёлся к двери. Медленно обошёл весь дом, но не заметил ни единого признака присутствия Валеры. Неужели мне всё это приснилось? Неужели Русик оказался всего лишь плодом моего перекачанного снотворным и алкоголем мозга? Неужели... - Блять... - выдохнул я, прислоняясь спиной к стене возле входной двери и сползая вниз. Сил хватило лишь на то, чтобы обхватить голову руками, закрывая уши в попытке заглушить всё ещё звучавший голос: «Макс, сука, не вздумай! Я не для того потратил дохера бабла, чтобы увидеть, как ты сдохнешь!»

«Максим!» - крик, исполненный страха, ворвался в онемевший мозг. – «Максим!»

Меня охватила дрожь, тело трясло. Хотел открыть глаза, но веки слишком отяжелели. Ничего не чувствовал, кроме одного – что-то сильно сжало мои плечи. До боли. Стальной хваткой впилось в обнажённую кожу. Вздрогнул от очередной встряски, несильно ударился затылком и проснулся, резко открыв глаза и испуганно глядя перед собой.

- Ну давай же, Макс, мать твою! Поднимайся!

- Валер? – хрипло прошептал я, всё ещё сомневаясь, что передо мной не галлюцинация, порождённая выпивкой. Хотя нет, я не пил... Вроде...

- Максим, пожалуйста, - проскулил Русик, пытаясь приподнять меня. – Помоги мне! Чёрт, какой же ты тяжёлый!

- Валер?

- Да я это, я! – рассерженный окрик. – Поднимай свой зад!

- Что ты?..

- Все вопросы потом, Макс. Я не намерен разговаривать с грёбаным педиком, сидящим нагишом на полу в прихожей.

Из моего горла вырвался нервный смешок, который тут же потонул в стоне, когда виски пронзила острая боль.

- Чего? – буркнул Русик, заметив, как я поморщился.

- Башка трещит.

- Ещё бы. Сколько недель ты из запоя не выходил?

- Уверен, что хочешь это знать? – с трудом поднявшись на ноги, при этом опираясь на Валерку, поинтересовался я.

- Очень смешно, мистер Остроумие, - незлобное фырканье в ответ.

Кое-как добравшись до спальни, Валера толкнул меня на кровать и укутал в одеяло.

- Спи, - заботливо шепнул он. – А я пока приготовлю чего-нибудь пожрать, а то с тобой можно с голоду сдохнуть.

Мои глаза сами закрылись, и я начал проваливаться в сон, но заставил себя вновь посмотреть на выходящего из комнаты Валерика и негромко спросил:

- Почему ты приехал?

Русик замер на пороге комнаты, чуть обернулся и проговорил:

- Уверен, что хочешь это знать?

Я усмехнулся и опять закрыл глаза.

Когда я снова проснулся, была уже ночь или, как минимум, поздний вечер. За окном тоскливо светили фонари, бросая через стекло причудливые тени, отражаясь от светлых стен, играя на потолке очертаниями густой листвы. Из-за неплотно закрытой двери спальни доносился размеренный голос Валеры. И хотя я не разбирал слов, но интуитивно чувствовал, что речь шла обо мне.

Осторожно приподнимаясь, ожидал ощутить боль, но её не последовало. И лишь мышцы немного тянуло от длительного лежания. Поднявшись на ноги, прошёл в ванную, прихватив по пути из шкафа чистое бельё, быстро принял душ, после которого вновь захотелось жить, а когда уже хотел выйти, наткнулся на своё отражение в зеркале.

- Лесное чудище, точно, - пробормотал я, недовольно морщась, и взял бритвенный станок, намереваясь привести себя в божеский вид. Хотя это желание было продиктовано не столько моим к самому себе отвращением, сколько присутствием в моём доме Валеры. Не хотелось, чтобы он видел меня в таком состоянии. Однако спустя пятнадцать минут я понял, что идея с бритьём была не такая уж и здравая. Руки дрожали так, будто несколько часов до этого поднимали тяжести, а потому я не решился даже прикоснуться бритвой к коже, смыл пену, которую уже успел нанести, и промокнул полотенцем.

И пусть я остался колючим, как старый ёж, зато теперь был вымыт и облачён в чистую одежду, которую едва удалось отыскать. Как я успел выяснить, большая часть джинсов и футболок валялась бесформенной грудой в углу комнаты, распространяя довольно неприятное амбре, а потому пришлось обойтись светлыми бриджами и чёрной майкой.

- О, проснулся? – не увидев меня, но скорее услышав шлёпанье босых ног по полу, заметил Валерка. – Как раз вовремя. У меня почти всё готово.

Я повёл носом, как изголодавшийся пёс, почуявший свежее мясо, и довольно прикрыл глаза, наслаждаясь ароматом специй, витавшим в воздухе. А минуту спустя уже сидел за столом, недовольно пялясь на большую чашку прозрачного бульона и тарелку с небольшим куском варёной курицы, рядом с которой покоились совершенно неаппетитные на вид кусочки брокколи. Но последней каплей в чаше моего терпения стало появление на столе ещё одной тарелки с огромным бифштексом, белым и пушистым, как свежевыпавший снег, картофельным пюре и салатом из свежих овощей. Валера уселся напротив и протянул мне нож и вилку.

- И что я должен резать? Бульон? А потом хлебать его вилкой? – недовольно проворчал я, зыркая на Русика исподлобья, но тот лишь хмыкнул и принялся за свой ужин, а мне не оставалось ничего другого, кроме как нехотя ковырять вилкой в полупустой тарелке. Зато бульон я выпил с огромным удовольствием, наслаждаясь тем, как он живительным теплом разливался по моим внутренностям.

Мы ели молча, но напряжение словно витало в воздухе, заставляя меня дрожать от нетерпения. Хотелось спросить так много, сказать хотелось ещё больше, только я никак не решался нарушить молчание первым, опасаясь остаться голодным. Спокойно поговорить не получится, так что лучше оставить все споры на потом, а пока насладиться настоящей вкусной едой, от которой я успел отвыкнуть за время моего добровольного затворничества.

Тщательно пережевывая кусок курицы, которая на вкус оказалась довольно неплохой, я случайно поднял взгляд и наткнулся на яркий блеск льдинок в глазах Валерки. Он что, всё это время наблюдал за мной?! С трудом проглотив ставшее вмиг слишком сухим куриное мясо, я отложил вилку, поняв, что теперь спокойно доесть мне не удастся. Да и не особо хотелось, если честно.

- Хочешь поговорить? – поинтересовался я безразличным тоном, однако при этом в душе у меня бушевал ураган эмоций.

- Не хочешь доесть? – в тон мне проговорил Русик.

- Нет, - фыркнул я. – Тем более это...

- Поверь, для твоего желудка даже это сейчас слишком.

- Только не надо тут моего диетолога разыгрывать, - прошипел я недовольно.

- Смотрю на тебя, Макс, - проговорил вдруг Валера с плохо скрываемым раздражением. – И не могу понять: какого хера тебе в жизни не хватало, что ты решил наглотаться таблеток?

Я растерялся от такого прямого вопроса. Поднялся, подошёл к окну, вытащил из пачки, лежавшей на подоконнике, сигарету и прикурил. Но лишь спустя несколько минут, когда доза никотина помогла немного справиться с волнением, заговорил:

- Всё слишком сложно в моей жизни.

- Да знаю я все твои сложности, Макс! – взорвался Валерка, вскочив на ноги, о чём знаменовал скрежет ножек стула об пол. – Но ни одна из твоих проблем, слышишь?! Ни одна не стоит того, чтобы просто опускать руки и горстями жрать таблетки, запивая их вискарём! – В один момент Валера оказался за моей спиной, схватив за плечи, резко развернул меня лицом к себе и прокричал: - Ты хоть представляешь себе, что я пережил за те минуты, пока откачивал тебя?! Блять, я чуть не рехнулся! Думал, что ты сдохнешь прямо у меня на руках! – Одно мгновение безмолвия, и вновь голос Валеры разорвал тишину, на этот раз хриплым шёпотом: - Господи, какая же ты сволочь, Макс. – Русик чуть подался вперёд и ткнулся в мой лоб своим. – Как подумаю, что мог опоздать, всего на час... И уже ничего нельзя было бы исправить...

Шёпот Валерки раскатами грома звучал в тишине, отскакивая от стен гулким эхом.

- Прости... - только и смог выдавить я, оглушённый лавиной эмоций, свалившейся на меня.

Валерик обхватил меня за шею, ещё сильнее прижимая к себе, и проговорил, грустно улыбаясь:

- Прощён. Считай, что мы в расчёте.

В первый момент я не понял, что Русик имел в виду, но потом вспомнил ту ночь, когда застал его в своей ванной с лезвием в руках.

«Русик, придурок, ты что делаешь?! Идиот! Совсем рехнулся? Ты мудак, Русик! Ничего умнее не нашёл?»

Воспоминания навалились на меня с новой силой, накладываясь на прожитое нами за последние годы. Едва ли тогда отчётливо осознавал, что было бы, если бы я вовремя не проснулся, и Валере удалось бы довести начатое до конца. Но, несмотря на это, понимал: если Русик испытал то же, найдя меня в отключке, я не хотел бы пережить это снова. Тогда ещё мы были просто друзьями, но паника, охватившая меня при виде Валерки на грани жизни и смерти, казалась непреодолимой. Не представляю даже, что почувствовал Валера...

- Прости, - снова прошептал я, но голос потонул в поцелуе, когда тёплые губы захватили мой рот в сладкий плен. Водоворот желания тут же закружил меня, сбивая с ног моё сознание и с размаха швыряя его в сверкающую бездну страсти. А я мог лишь следовать за ним, увлекаемый в волшебное путешествие по волнам столь знакомых и до отчаяния желанных ощущений. Губы Валерика, его язык и тёплые требовательные ладони на моём теле, а ведь я даже не заметил, как оказался без майки. Но вмиг желание почувствовать своей кожей тело любимого мужчины выплеснулось в судорожных движениях, направленных на достижение цели.

Одно мгновение, и мои пальцы уже наслаждались гладким бархатом тёплой кожи, задевая затвердевшие соски, и от этих прикосновений Русик со стоном выдыхал мне в губы, а я глотал эти приглушённые звуки, питаясь от них, намереваясь утолить жажду, но она лишь сильнее разгоралась, разворачиваясь в груди и захватывая огнём все внутренности, разрываясь в паху.

- Хочу, - то ли мольба, то ли приказ.

Нервный смешок Валерки:

- Прямо здесь?

- Плевать!

Нетерпеливо звякнула пряжка ремня, когда мои пальцы добрались до пояса джинсов Русика. И тут же его рука расправилась с молнией на моих бриджах, забираясь под тонкую ткань и лаская мои ягодицы через мягкий трикотаж боксёров, сначала едва ощутимо, но с каждым мгновением всё усиливая нажим.

- Сейчас... Хочу... - хрипло выдохнул я, чуть стаскивая джинсы Валеры с бёдер, выпуская на свободу его возбуждённую плоть и пробежав от самого основания до головки кончиками пальцев, в это время быстро избавляясь от упавших до щиколоток своих бриджей и боксёров, неуклюже дёргая ногами. Но наш поцелуй не прервался, наполняясь всё большим пламенем, обжигающим, но в то же время необходимым, как воздух.

Заставив себя оторваться от губ Валеры, я повернулся к парню спиной, упираясь ладонями в подоконник, но через несколько мгновений бездействия Русика, слегка обернувшись, недоумённо уставился на него.

- У тебя есть резинка? – прерывистым шёпотом проговорил Валерка.

Я покачал головой, но мороз по коже, пробежавший при мысли, что лишусь столь желанной близости, заставил меня прошипеть:

- Плевать! Хочу! – с этим словами я толкнулся задницей в пах Валеры и потёрся о его стояк.

- Блять... - протянул Русик, вцепившись мне в бёдра с такой силой, что, показалось, кожа лопнет под его пальцами. А ещё через секунду боковым зрением я заметил, как рука Валерика схватила со стола бутылку с оливковым маслом.

Прохладный палец легко скользнул в меня, и я зашипел, когда тело пронзили истома и резкая боль от укуса между лопатками. Колени задрожали от накатившего возбуждения, но я лишь сильнее вцепился в подоконник, чтобы устоять. Теперь уже два пальца свободно двигались во мне, распаляя ещё больше, и я понял, что не могу больше выносить эту сладкую пытку. Резко оттолкнув руку Валерки, я снова прижался задом к возбуждённому члену, застонав, когда он потёрся между ягодиц, задевая до боли чувствительные нервные окончания.

- Валер, пожалуйста, - проскулил я, и это возымело действие. Чуть отодвинувшись, Русик начал медленно входить в меня, но этого оказалось недостаточно. Резко подавшись назад, я завёл руку за спину и вцепился пальцами в бедро Русика, заставляя войти в меня одним резким толчком. На несколько мгновений тело пронзила острая боль, но я знал, что сейчас она пройдёт, и останется чистое, ничем не прикрытое наслаждение. Валерка не двигался, выжидая, и лишь кончик его языка жадно скользил вдоль моего позвоночника, а зубы слегка пощипывали кожу, отвлекая от другой, более ощутимой боли.

- Я в порядке, - прошипел сквозь сжатые зубы, чуть двинувшись вперёд и давая Валере понять, что требую незамедлительного продолжения. Ещё раз прикусив кожу на лопатке, Русик начал двигаться во мне, постепенно наращивая темп. Даже сейчас, когда во всём его теле сквозило нетерпение, он не давал себе сорваться и медленно подводил меня к самому краю, чтобы боль, пусть и случайная, не затмила подступающий экстаз.

Я плыву, плавлюсь от накрывающих волн наслаждения. В ушах шумит так, словно я на бешеной скорости несусь по крутому склону, подобно лавине, набирающей обороты с каждой тысячной долей секунды. И уже не разбираю, где моё дыхание, а где дыхание Валеры; где мой стон, а где его. Сердце сбивается с привычного ритма, то пропуская удары, забывая биться, то нагоняя упущенные мгновения. Держусь на грани, норовя сорваться в пропасть, однако что-то прочно удерживает меня, не давая разбиться вдребезги. Что?! Не знаю, но хочется крикнуть: «Отпусти!»

Не сразу понимаю, что прошипел это вслух, а когда осознаю, отчётливо чувствую свободу – пальцы Валерика, чуть сжимавшие мой член у основания, ослабляют захват, сменяя его на ласку, и при этом Русик резко увеличивает силу и ритм толчков. Всего пары движений хватает, чтобы отправить меня в нирвану, и я уже из-под толщи накрывшего меня оргазма слышу протяжный стон Валеры.

Минута, две, три... Русик выскальзывает из моего тела, но тут же крепко обнимает за талию, прижимая спиной к своей груди.

- Живой? – насмешливый шёпот прямо мне на ухо.

Я хочу ответить, но сил не осталось, словно меня выжали до последней капли, а потому просто мотаю головой, наслаждаясь негромким, обволакивающим меня смехом Валерика.

- Идём в душ, - тихо предлагает он и несильно, но настойчиво увлекает меня за собой.

Выйдя из ванной, я тут же метнулся в кухню и, когда Валера вошёл следом за мной, уже уминал остатки ужина из тарелки Русика.

- Эй, Макс, тебе плохо будет, - усмехнулся Валерка, усаживаясь напротив меня с чашкой кофе, заваренного, видимо, ещё до ужина. – Тебе бы лучше бульончика сейчас выпить.

- Слушай, Русик, вот сам и пей свой... этот... А я жрать хочу!

Глубокий смех наполнил тишину дома.

- Вот теперь узнаю тебя, а то уже на овощ смахивал.

- Почему ты приехал? – спустя несколько минут всё же решился поинтересоваться я.

- А ты недоволен?

- Нет, я... Рад, правда. Только... - заикаясь бормотал я. – Наш последний разговор... Ты... В общем, ты ясно тогда дал понять, что... Ну... сам понимаешь...

- Скажем так, - неуверенно, словно чувствуя свою вину, начал Валера. – Произошло недоразумение, и я психанул.

Я нахмурился, пытаясь понять слова Русика.

- Ну ты же тогда, утром, исчез, не сказав ни слова, - стал оправдываться парень. – А потом парни показали мне статью, снимки, где мы с тобой.

- И?..

- Я решил, что ты просто струсил, сбежал. Понимаешь?

- Не понимаю, - недоумённо покачав головой, проговорил я. – То есть ты послал меня из-за того, что я, якобы, испугался? Чего?

Валера несколько мгновений молчал, стискивая зубы с такой силой, что на скулах ходили желваки.

- Раскрытия...

- Что?!

- Ну... что все узнают о тебе, о нас...

- В смысле, что я гей?

Русик виновато кивнул.

- Ну ты даёшь! – воскликнул я, бросил вилку так, что она, отскочив от тарелки, свалилась на пол, и поднялся из-за стола. Подошёл к подоконнику и закурил. – Бред! – спустя несколько затяжек рыкнул я. – Стал бы я из-за какой-то статьи...

- Прости, Мась, - прошептал Валерик, подойдя со спины и уткнувшись головой между лопаток. – Это потом Дэн сказал про то... Что случилось, когда... я был в больнице. Я не знал...

- Ладно, проехали, - фыркнул я, желая сменить тему, однако Русик, по всей видимости, был иного мнения, поскольку чуть отодвинулся и настойчиво сказал:

- Нет, Максим! Не проехали!

Опешив от раздражённого тона, я повернулся и уставился на Валеру.

- У нас всегда так: накосячили, потрахались, проехали! Но так проблем не решить. Говорить надо, понимаешь? А если откладывать всё и пытаться забыть, рано или поздно это всплывёт, хочешь ты того или нет. Это будет разъедать нас изнутри, не отпустит...

Несколько минут я обдумывал слова Валерки. Он, безусловно, был прав. Ни разу ни одну проблему мы не решили нормальным откровенным разговором. И в который раз наступали на одни и те же грабли, расшибая лбы. Но если в семнадцать лет такое поведение объяснялось юношеским максимализмом и горячими нравами, то теперь импульсивность была непростительна. Мы выросли. У меня уже ребёнок, Валера делал блестящую карьеру. Но в отношениях друг с другом мы так и остались мальчишками, не способными на серьёзные поступки и разговоры.

- Сварю кофе, - сказал я, тяжело вздохнув. – Видимо, ночь будет длинной.

Мы просидели до самого утра. Кофеварка не успевала справляться с нашей потребностью в кофеине, а пепельница заполнялась в мгновение ока. Мы с Валеркой говорили. Говорили много, обо всём, что произошло с нами за последние полтора года. Поначалу мне трудно давались слова, особенно когда речь заходила о жене. Но я чувствовал, что без стопроцентной откровенности мы снова загоним себя в угол, из которого не будет выхода.

Русик не отставал. Во всех подробностях поведал про своё знакомство с Даней, и мне стоило огромных усилий просто выслушать, понять, не проявляя никаких эмоций кроме заинтересованности, хотя в душе поднимались волны ревности и злости. Однако я убедил себя, что это прошлое, от него никуда не деться. Это уже произошло, и никакое, даже самое сильно стремление, не сотрёт его. С ним надо смириться.

Когда Валера добрался до знакомства с Денисом, я почувствовал острый укол собственной несостоятельности. Всего за несколько месяцев Дэна удалось добиться того, что не получилось у меня за несколько лет – полного доверия Валерки, его искренней дружбы. Наши же отношения с Русиком больше напоминали садомазохистский акт долговременного самоуничтожения.

И лишь к концу нашей ночи откровений до меня начало доходить, в чём мы с Валеркой оба ошибались, я в большей степени, он - в меньшей. Мы с завидным упорством отказывались принимать несовершенство друг друга. Не позволяли себе смиряться с обстоятельствами непреодолимой силы, которые действовали на наши отношения. А Денис стал для нас своего рода лакмусовой бумажкой, отражавшей наши ошибки.

И всё же сложнее всего нам с Валериком дались воспоминания о самом страшном событии. Ни мне, ни ему не хотелось думать о случившемся с Русиком во время его приезда в родной Питер с концертных гастролей как о реальном происшествии. Хотелось просто забыть, представить хотя бы на несколько минут, что всё это было кошмарным сном, и больше никогда не причинит нам боли. Валера оказался смелее меня. Он первый заговорил об этом, а я всё время держал любимого за руку и слушал, с трудом гася злость на Артемия с его прихвостнями, но лелея надежду, что эти твари получат по заслугам.

Апогеем нашего разговора стал рассказ Валеры о звонке Иннокентия, и я отметил, что этот человек стал для меня намного большим, чем просто преподаватель. Он изменил мою жизнь. Вернул то, без чего я бы не смог идти дальше.

Когда уже всё было сказано, мы ещё какое-то время молча сидели за столом, допивая очередную порцию кофе и докуривая последние сигареты. И только около полудня уставшие, но умиротворенные отправились в постель, провалившись в сон, едва наши головы коснулись подушек. И до самого утра мы не отпускали друг друга, обнявшись и крепко прижавшись телами.

Брызги рябью на воде,
Под водою двое
В тишине и красоте,
В царствии покоя.

Бьются, плещут, всё стремясь
К воздуху и свету,
Так отчаянно борясь.
Смерть боятся эту.

И когда один всплывёт,
Воздух, жизнь глотая,
То другой на дно пойдёт,
Тихо умирая.

Их верёвкою связать -
Для гордыни пытка,
Права выбора не дать,
Их спастись попытка

Ни к чему не приведёт.
Два врага. Две суки.
И слабейший здесь умрёт,
Под водою в муке.

Два ничтожнейших раба -
Мастера игрушки.
Жизнь - безумная игра,
Ревность - их ловушка.

В сердце злость свою хранят.
Пусть хранят до гроба!
Раз делиться не хотят,
Значит сдохнут оба.

Рябь затихла на воде.
Утонули. Двое.
В тишине и красоте,
В царствии покоя.