Оп 2-496

Одноглазый-то что - уже бессмертен, а вот его жена еще слаба: может соблазниться, испугаться, войдя в какой-нибудь королевский оперный театр, где всюду лепнина розами, грудями, виноградами, бедрами, чашами и задами. «Жена, выучи этот текст наизусть и повторяй в трудную минуту - и тогда никакие амуры-лемуры и прочие сатиры не одолеют тебя. ...Видишь, как поет эта грудастая тетка черт те что? - а ведь это она вчера на корабле продавала нам рыбу...»


Все берегут «классиков», «чистоту русского языка», пылинки сдувают. Хорошо, если бы только интеллигентные бабушки этим промышляли, но вот приходит бугай, которому забыли сделать кровопускание и туда же: поклон (с напряжением сил переломил шарообразный живот) и дуновение, тихое как молитва (сиплое и перегарное тоже). А одноглазый, значит, явился в этот музей и давай кочегарить. «А что - стол как стол, еще крепкий; если около стены поставить, так даже не сильно шатается». На стуле тоже вроде можно сидеть, пока не проваливается. К тому же я тихонько посижу на этом стуле и тихонько выпью за этим  столом...» ...Переполох, а ведь в музее есть и кочерга, которой орудовал некий горлопан по кличке «Маяк» и ящик с пустыми винными бутылками, принадлежавших ныне покойному поэту Осенину... – «Им можно, а тебе нельзя». – «А я вот тоже кочергу с бутылкой возьму - сразу станет можно». ...«Выпить не дают черти, запыхался аж от злости – при том, что совсем безобидного хочу...»