Прасковья

В душной горнице темно,
спит Прасковья беспокойно,
запечатано окно
враз соседкой сердобольной.
Это было так давно,
в зиму лютую и  стужу,
и Прасковье всё равно,
что открыть и вымыть нужно.
Нет уже на это сил,
ломит спину, ноют ноги,
да и некого просить,
да и нет гостей с дороги…
…Ухайдакали село,
ни больницы нет, ни почты,
только жалкое СЕЛЬПО,
да окрест болота в кочках.
И остался контингент –
лишь упрямые старухи,
мужиков тут нет (совсем),
сплошь упадок и разруха…
…А на улице весна,
воробьи во всю резвятся,
и сирень, да и ветла
в зелень нежную рядЯтся.
Расцветают под окном
мать и мачехи кусточки,
и колышет ветерком
яблонь белые платочки.
Раззадорилась весна,
у неё своя работа,
бабка ж старая больна,
ну кому о ней забота?
Вспоминает о годах
и военных, и попозже,
и о взрослых сыновьях,
и о дочках своих тоже.
Разлетелась детвора,
(о своих, в заботах, семьях),
с материнского двора –
не горбатиться б на фермах...
...В городах бурлива жизнь,
все спешат, бегут куда-то,
а Прасковья ждёт, кажись,
что приедут вдруг внучата…
К старой бабке в отпускА,
иль со службы на побывку,
не нужны тут пропуска,
и не требуют прививку.
Это просто и легко.
Но Прасковья ждёт напрасно,
внуки выросли давно
и у них там всё прекрасно.
И о бабке вспоминать
им совсем неинтересно.
А о детях только мать
вечно в думах, как известно…
Ну а бабке невдомёк,
почему никто не едет?
Тихо молит в образок,
что висит в углу переднем:
– Погоди, не забирай,
дай ещё немного силы…
А в ночи  хрипит: – Встречай…
Позабыв, о чём просила…
…Всё цветёт. Шумит весна…
Над Прасковьиной избушкой
только иволга одна
горько плачет над старушкой…

                "Ухайдакать" значит угробить что то, или кого то.  Ну это тоже самое, что преждевременно истратить весь ресурс, или запас прочности, не рассчитав правильно сил или умения.