Что может Бог?

ЧТО МОЖЕТ БОГ? (Рассказ дополнен)

Праздный, или не праздный вопрос – что может Бог? Да разный!
Я его задал себе (давно задал) и получил обескураживающий ответ. – Сам Бог ничего не может! Но он может много в одной упряжке с человеком. Да и существование его появилось с сознанием человека. До этого кто его осознавал? Звездная пыль? Залежи базальта и гранита? Глубины океана? – Никто! Только Человек, мыслящая тварь, сочинил его и в него поверил! И он существует в его сознании, только в сознании человека. – Но … существует!
Существует даже в человеческом отрицании Бога!  – Доминирует в его отрицании!
И не важно какие это были Боги. Бог Яхве –  библейский, или весёлые и симпатичные языческие Боги. Верующий человек, идя на ратные дела, или на мирное пахотное поле брал к себе в упряжку «своего» Бога. И даже не верующий человек, в критические моменты, тайно призывал к его помощи.
Я сочувствую истинным коммунистам не верующим в Бога! Ведь для них в человеке кроме костей и несъедобного (Слава Богу) мяса ничего больше нет! Чистейший материализм! Родилось материалистическое образование из химических элементов, в виде ребёнка, и ушло материалистическое образование обратно в отдельные химические элементы в виде старого сморщенного не лице-приягного трупа. Можно грешить – так-как никакого греха для коммунистов не существует!
По этому поводу я хочу рассказать один случай из своей жизни.
Было всё давно. Шёл 1948 год. Я отбывал наказание за мнимые провинности в лагерях Ухтинских лесов на нефте-шахте. Чтобы я очень страдал – не скажу. То была самая ранняя молодость, а она везде хороша! Я отбывал наказание уже три года и на данный момент мне было восемнадцать.
К ограничению мы привыкли, а деятельность на шахте была бурная. Чтобы выживать, нужно было мобилизовать все свои душевные и физические силы. –  Большая скученность людей. Нужно уметь притереться, чтобы в том разношёрстном коллективе не быть изгоем. Другими словами – уметь приспособиться. На свободе таких называют приспособленцами – гиблое слово, а сам приспособленец, извините – дерьмо!.
Я считаю нет – не гиблое. Потому что нужно или приспособься к ситуации – или ситуацию приспособь к себе. Другого не дано. Скорпионы сумели приспособиться к ситуации миллионы лет назад, и они выжили. – Ящеры не сумели приспособить ситуацию по своему усмотрению к себе – и они погибли. Выбирай!
Одна ремарка. – Когда при полной военной разрухе припекло – то как-то Сталин сказал: «Только Берия может вывести страну из послевоенной разрухи!». Так, или не так – не знаю, но такие слухи бытовали. И это была правда. Берия организовал лагеря из 25 миллионов заключённых. (Тоже не считал, но откуда то эта цифра взялась и мы ей верили).В это число входил и я. Это был отдельный, очень специфический анклав, и он помогал выводить страну на терпимое существование, вместе со всем народом Советского Союза из послевоенной разрухи. Было больно, обидно, лично нам, но там говорили: «Так выпали кости в этой мега-игре титанов».
И это хорошо! Я только сейчас говорю, что это хорошо. Тогда я думал, и осознавал – что очень плохо. Но, при том положении дел, при той умственной и организационной способности нашего руководства страной – другого выхода не было. Нужно было согнуть всё в бараний рог! И они согнули! И они сделали! Как сделали – так сделали. Сохранили страну, заплатив за это огромную цену! Сейчас можно только сказать – «Проехали – ка бы всё позади»!
Я думаю – нет не позади. Главные испытания ещё впереди! И выжившие скажут – «Они погибли за нас, они герои!»! Но героев уже не будет, а память о них – не заменит им жизнь. Они так же хотели жить, как и выжившие. – Хотели жить! Но вновь так карта легла! – Так легла эта чертовая карта, что Смерть для них стала невестой! – Для тех, что на самом переднем крае.
Но я отклонился от темы. – Нас восемь человек газо-замерщиков и дверовых, с десятником Андреем – стопроцентных безбожников, во главе с начальником вентиляции –  52-х летним заключённым Головатовым Ильёй Ивановичем, - ещё более безбожником чем мы все взятые!
Илья Иванович и Андрей стопроцентные адепты коммунизма и социалистического строя – в прошлом. Илья Иванович – бывший начальник угольной шахты, Андрей – бывший начальник агит-отдела горкома партии небольшого, но и немалого города. Оба, и в заключении верили в коммунизм, но считали, что в нём завелась какая-то червоточинка, на ней они и споткнулись, и очутились в местах не столь отдалённым. – Исправляли червоточину! Как бы так!!! Что ж – сами завели червоточину– сами исправляйте!
Спустились все по производственным делам в шахту. Нужно было проверить как закрываются вентиляционные двери и замерять в гиблых местах, мало проветриваемых, процент опасного газа – метана. Все пацаны, моего возраста. Все безбожные матерщинники, как и наш начальник. Перематерить его никто не мог! В этот день, как на зло, была профилактика энергетических установок шахты и подъёмная клеть работала до определённого времени. Часов у нас не было. Заключённому часы не полагались. По часам и по Солнцу можно было примерно вычислить местонахождение и совершить побег.Поэтому часы считались нарушением лагерного режима и можно было загреметь в карцер. Хотя это полная ерунда! Часы в то время и на свободе считался предметом роскоши, а чтоб они запросто попали к заключённым – это нонсен!
Нам предстояло на сто процентов осуществить намеченную программу. Вдобавок, в серпантине штреков мы заблудились и чтоб выйти к стволу, ориентировались по движению воздушной, в этот день слабой вентиляционной, струи. А она, чтоб омыть все шахтные штреки, ветвляла взад и вперёд и нам пришлось пройти лишние километров пять. Поэтому мы задержались и оказались в шахте одни.
Илья Иванович знал, что клеть после остановки заработает через 20 часов. Но сколько уже прошло времени после остановки мы ориентировались смутно. И начальник предложил нам, если мы согласимся выбираться на гора с 450-метровой глубины запасным выходом. Тем самым и проверим состояние оного. Он тоже относился, почему-то к отделу вентиляции.
И тоже входило на данной шахте в обязанность вентиляционного цеха. Я уже говорил, что до заключения Илья Иванович работал директором угольной шахты и устройство шахтных стволов знал.
Ещё одна ремарка. Посадили нашего начальника на десять лет за то, что он выписал двойные пайки двенадцати горным рабочим, работающим на удалённом стволе в маленьком посёлке, где магазинов не было. А работая в шахте – есть хотелось!
Выдать дополнительные пайки, когда вся страна жила впроголодь – считалось подрывом экономики государства и недоверия к Советской власти!. – Дескать, кто-то съест два пайка, а кому-то не достанется ни одного. –  Всё рассчитано!
Это тоже, наверно, хорошо. Мы понимали. Экономику подрывать нельзя. Тем более в разруху, после войны. Тем боле в нашем любимом социалистическом государстве! Тем более под руководством любимого и родного товарища Сталина! Кстати – мой старший товарищ, такой же заключённый, когда я написал плохонький стишок о любви к женщине меня поднял на смех. И объяснил,  что любить нужно только Иосифа Виссарионовича, и о другой любви не может быть и речи, потому, что она будет вредна для товарища Сталина. Можно лишь во время любовных утех забыть огнём, и то на небольшое время. Но даже и это в наш век построения коммунизма недопустимо! Значит даже в самые, что на есть, приятные моменты, нужно мыслить о товарище Сталине! Пока я был в заключении – урок этот усвоил.
Илья Иванович, в прошлом как истинный коммунист, и, вершитель той же соцэкономики тоже осознавал, что экономику подрывать нельзя, но виноватым себя не считал. Видимо, пока не дошло!
А его засадили в лагер, чтоб исправлял свой просчёт. Чтоб дошло! Сейчас покажется это дикостью. А тогда воспринималось как должное. Но, ничего! Он выйдет на свободу и кой кому покажет! Я, в его благородное намерение очень сомневался даже своим незрелым умом. Сейчас, пройдя все круги ада выйдя на свободу, сомневаюсь ещё больше!
Илья Иванович вкратце объяснил нам, что запасной выход – это деревянная лестница в очень тесном вертикальном проходе, примерно девяносто на девяносто сантиметров, с уклоном всего в десять градусов почти вертикальная.
Лестничный четырёхметровый пролёт имел маленькую площадку, чтобы можно было развернуться на 180 градусов и затем подниматься по следующему пролёту.
Эта лестничная мини шахта была отгорожена от основного ствола дощатой стеной. Через каждые сто метров была площадка побольше, где можно было отдохнуть.
Мы не представляли, что значит на самом деле, подняться на четыреста пятьдесят метров, да и Илья Иванович, думаю – не предполагал. А молодость жаждет приключений – то все были за! Нужен подвиг! Для себя!– Даже в заключении.
Ещё ремарка. Лично я спустился в шахту только из-за чувства локтя. Так сказать – загородная прогулка. Я занимал «должность» – что-то среднюе между учётчиком, экономистом и бухгалтером. Ещё по совместительству табельщиком. – Хоть и по совместительству, но табельщик была моя официальная должность. За неё я и получал паёк.
Табельщик выдаёт номерки при спуске в шахту и принимает при выходе на гора. Таким образом в любое время можно сосчитать сколько человек находится в шахте и кто находится там сверх нормы, чтобы начать поиск.
К основному пайку нам выдавали ещё дополнительные пайки. В виде дополнительных бонусов. И эти дополнительные бонусы мы с начальником распределяли – делили между нашим персоналом. Шла постоянная война! Каждый хотел больше! Поэтому мы, в основном, просто соблюдали очерёдность. Эту неделю питайся впроголодь, а на следующую – наверстаешь. Такой порядок кое-кого устраивал. Был паёк дополнительный двух категорий, плюс паёк особый и особый -2. Особый -2 мало кто получал, но это был ресторанный обед! Полагалось на завтрак, обед и ужин – даже мясо и свежие овощи с картошкой!
Зимой! На севере! В лагере! – Свежие овощи – это нонсенс! Хотелось просто увидеть свежий помидор, а не то, чтоб его есть. Хотя на питание жаловаться было грех!
На завтрак – овсяная каша, тридцать грамм сахара и десять грамм сливочного масла. На обед суп из квашеной капусты и овсянки – на первое. –  На второе овсяная каша и сто пятьдесят грамм жареной трески, на третье – компот из сухофруктов без сахара. На ужин – овсяная каша и компот.
Доходягой никто не был. Но нужно иметь ввиду, что это нефтешахта. Лично всё моё довоенное и военное детство только бы и мечтало о таком столе.
Возвращаюсь к основному рассказу. Илья Иванович знал, что такое запасной выход и, тем не менее, повёл нас без всякой надобности. Ухарство!
Впереди он поставил на много старшего от нас нашего десятника тридцати-двухлетнего Андрея, а сам полез последним, как пастух стада. Все мы были полны решимости. Но как только ступили на лестничную площадку – на нас полился шахтный дождь и довольно сильный. Уже на высоте пятьдесят метров мы были мокрые до нательного белья, несмотря на то что на нас была брезентовая шахтная роба, но – держались бодро.
На первой остановке смеялись и шутили. Поднялись на сто метров, осталось триста пятьдесят. Тем более, что остановка представляла собой некую пещеру и там не лил дождь. Мы рассказывали непристойные анекдоты и делились воспоминанием вольной жизни. Каждый врал какой успех он имел у женщин.
У двоих даже и борода ещё не росла –  им было одному семнадцать, другому шестнадцать.. И конечно никто из нас никакого успеха у женщин не имел, ведь все «загремели» примерно в пятнадцать лет, кроме начальника и десятника. Каждый из нас даже не знал, что такое женщина, хотя и имел к противоположному полу естественную тягу.
Но каждый врал! Мы все знали, что рассказчик врёт, но хотелось ему верить и придумывали тоже сверх-естественные истории по своей, данной каждому индивидуальной, природой фантазии. Илья Иванович посмеивался, но поддакивал. Андрей сидел тихо. К нему недавно приезжала жена, дали три дня свидания и он, видимо, переваривал своё.
Отдыхали мы около часа и полезли вперёд. Брезентовая роба на нас задубела и ограничивала движения. Нужно было преодолевать деревянную скованность. Ступеньки были одна от другой через тридцать пять сантиметров. Чтобы поднять ногу и ступить на следующую ступеньку – требовалось применять усилие. Дальше начали ощущать, что ступеньки довольно скользкие. И стоять на них, а так же держаться руками очень трудно.
Мы сбросили брезентовые рукавицы, но слава богу не выбросили, они висели на шее, как когда-то в детстве нам привязывала наша мама. Ступенька представляла собой цилиндрический брусок диаметром 6-7 см. Чтобы можно было не только стать ногой, но и хорошо ухватиться руками и подтянуться за верхние ступеньки.
Илья Иванович распорядился, чтоб на каждом четырёхметровом пролете было не больше трёх человек. Лестнице больше двадцати лет и никто её не ремонтировал. Может мы первые и единственные, кто решился на такой шаг. – Проинспектировать её.
Нужно стать на следующую ступеньку, подтянуться и замереть секунд на сорок для отдыха. Так пролезли ещё примерно пятьдесят метров. Площадки для отдыха ещё нет, но усталость чувствовалась. Илья Иванович распорядился – прежде чем взяться за следующую ступеньку протереть её рукавицей от слизи. Это немного помогало, но занимало много времени и сил тоже. Мы добрались до следующей площадки. Осталось двести пятьдесят метров. Но все порядочно устали. Отдыхали все мокрые больше часа, может и полтора.
Сильно проголодались. Кто-то завёл разговор о том, какие кушанья он ел на свободе. Конечно врал! В послевоенное время и на свободе все были рады простой картошке. Но все подхватили его начинание и каждый хвастался какими-то сверх-естественными кушаньями. Однако могли додуматься только до тушёного кролика и большой его порции. На большее фантазии не было.
Илья Иванович сказал: «Ну, теперь, когда все «накушались», постарайтесь минут пятнадцать –  двадцать вздремнуть – нужно возобновить силы». Прижались друг к другу и попытались уснуть. Вначале от нас шёл пар, потом стали замерзать и вздремнуть не получалось.
Не знаю как у остальных, но у меня зуб на зуб не попадал. Температура ствола была примерно десять градусов плюс. В лампах кончался заряд и они стали гореть тускло. Илья Иванович попросил выключить все лампы, чтоб сохранить заряд.
Сидели в кромешной тьме. Я первый раз почувствовал, что такое сплошная тьма. Но странно, что это была для меня, да и для всех (я позже спрашивал) не тьма. В глазах горели какие-то радуги, переливались, вырисовывались в картины, исчезали и появлялись. Рождались вновь и хотелось очень спать, а уснуть, как бы, не могли. Я отчётливо слышал пение петуха. Отчётливо слышал гомон гусей на пруду. И я слышал запах и ощущал телом прохладу воды. Мне становилось страшно. Тогда я притворно кашлял, чтобы вернуть себя к действительности. Но всё равно всё плыло перед глазами. Я видел свой сад, но он оказался весь в огне. Все листья горели, а яблоки были чёрные и росли, и росли. Я качал головой, но ничего не помогало.
Кто-то раздирающе крикнул: «Мама, мне страшно!». Вслед за этим Илья Иванович, скомандовал: «Подъём!», и включил свою коногонку. Свет вернул реальность. Видения исчезли, но бетонная стена как-бы колыхалась. Я присмотрелся, а там ползали очень жуткие слизняки. Я чуть не вырвал. Потом они не давали спать мне целый месяц. Не знаю чем они в шахте питалась, но я овсяную кашу какое-то время ел с отвращением.
Андрей тоже зажёг свою коногонку и полез вперёд. Он сказал: «Хлопцы, каждый шаг, каждый ухват рукой за следующую ступеньку фиксируйте умом, усиливайте сознанием. Каждую!»
Вдруг парень, что лез следом закричал: «Мама, я падаю»! –  «Держись! Сожми с усилием руки и зубы, не смей выпускать из рук ступеньку! Я здесь!» – заорал сзади Илья Иванович.«Не удержусь, меня затягивает в ствол!» –  закричал «падающий» – это был газозамерщик – татарин Яша... Не знаю, каким было его татарское имя, но мы его звали Яша. Андрей кричит сверху – «Я опустился, дай мне руку!». – «Не могу» – кричит Яша –  «Если я отпущу руку, то провалюсь вниз!» – «Всё, я схватил тебя за робу – кричит Андрей – задирай ногу на следующую ступеньку, стань на неё коленом и подтягивайся руками! Так! Я держу тебя! Я держу за робу! Давай! Еще и ещё! Так! Молодец! Ты на следующей ступеньке и держишься руками! Всё! Успокойся! Отдохни!».
А случилось вот что. – Яша ступил на следующую ступеньку, она обломилась, нога скользнула вправо и выбила гнилую доску стенки отгораживающей ствол. Яшина нога полностью оказалась над стволом. Если падать, то двести метров!
Он не свалился только потому, что вторая нога оказалась в щели между стенкой и вертикальной стойкой лестницы. Какой-то халтурщик допустил брак, допустил такой беспредел, что между стойкой и стеной оказалась щель.
В этой щели и застряла нога Яши. Брак в производстве сохранил чью-то жизнь. Если было так задумано, то задумано только Богом! Это я говорю сейчас.
Каюсь, раскаянием безбожника! Яша что-то себе раздавил, но остался жить. То что он раздавил, должно было вызвать нестерпимую боль, но Яша почувствовал эту боль когда оказался на поверхности. И он попал в больничку.
Итак, два человека оказались над поломанной ступенькой, а шесть – ниже её. Шаг ступенек был тридцать пять сантиметров. Это означало, что теперь нам нужно было взять ногой вертикаль в семьдесят сантиметров. А это, в той шахтёрской робе невозможно вообще. Все затихли. Ждали решения. Спускаться назад очень сложно. Намного сложней, чем подыматься. Нужно иметь опыт.
Молчание длилось минут пять. Вверх нет ступеньки. Справа чрез двадцать пять сантиметров провал в ствол. Всё мокрое, скользкое и холодное.
Наконец Илья Иванович заговорил. – «Снимаем все штаны! Без штанов мы сможем поднять ногу через одну ступеньку. Я буду подстраховывать снизу, а Андрей подхватит сверху». –  Очень трудно было стаскивать штаны, но с горем пополам сняли. Стаскивали друг с друга. До того лампы висели на поясе штанов, а теперь крючком мы её подвесили к петельке робы и она мешала нам. Штаны подвесить было не за что. Я попробовал подняться, но мешала лампа и штаны. - «Так – сказал Илья Иванович – лампу подвешивать на высшую ступеньку, а штаны бросьте, с ними не пролезть – они казённые и шахта казённая, и мы сейчас казённые. Друг от друга не уйдём».
Это была в данном случае нелепая  шутка, но она была нужна. Чем-то нужно поддержать нас. И очень важное решение спасшее наши жизни.
За робу ничего не будет. Вычислять из условной зарплаты. А если оставить лампу, то можно попасть под суд. Лампа имела электрический заряд и от удара, или ещё от чего-то могла дать искру. А шахта газовая –  и вот тебе взрыв! Такое уже было.
Я без штанов достал коленом ступеньку, подтянулся, и меня подхватил Андрей. Разминуться на лестнице мы не могли. Пришлось двоим подниматься до конца марша. На переходнике мы разминулись и Андрей спустился вниз, чтоб подхватить следующего. Потом со следующим вдвоём ползти вверх. И таким образок– достать всех остальных.
Поднимались все молча, надежда убывала с каждой ступенькой. Ствольная падающая вода сбивала нас вниз. Каждый последующий подъем на ступеньку казалось проявлением необыкновенного геройства, мужества, и затрата больших сил.
Сразу молодёжь почувствовала себя, как и было на самом деле, обыкновенными детьми.
Однако, на триста метров, выбиваясь из сил, подняться мы смогли. Осталось сто пятьдесят. Все были выжатые и мокрые как курицы. И ещё шестеро, в том числе наш начальник –  без штанов. Они были ниже поломанной ступеньки. На площадке все свалились и со штанами и бесштанные. Никто уже не мог и не хотел подниматься. Кто-то сказал – «Хватит! Я здесь умирать буду ... всё равно не выдержу. Двадцать пять лет сроку мне не прожить, здесь и останусь, ведь какая разница». – Андрей засмеялся зло. «Тебе сейчас восемнадцать, через двадцать пять – сорок три, как раз пора жениться». Ему никто не ответил. Воцарилась тишина. И темень. Лампы выключили.
Опять появились видения. Во всяком случае в моих глазах, или в голове. Но теперь видения были чёрные на коричневом фоне. Какие-то растущие полосы, превращающиеся во что-то похожее на невиданных змей. Я ясно видел их пасти, зубы и языки. Казалось я с ума схожу. И я, кажется, уснул.
Примерно часа через полтора, может, два Илья Иванович включил свою коногонку. И громко сказал: «Так, Пацаны! Нам никто не поможет, за нами не придут, но у нас есть выход и помощник – он называется Бог! Слава Богу, что я во время вспомнил о спасении через Бога! – резюмировал Илья Иванович» – Кто-то засмеялся ... «И тем не менее – повторил Илья Иванович – это единственное что у нас есть … больше нет ничего … но! только тем кто поверит! Только тем кто поверит! Повторил он ещё раз очень громко! – и продолжал –
Неверующий может оставаться здесь. Родители будут вас помнить. Я говорю это жестоко и зло, но друго выхода нет. Повторяйте за мной Отче Наш. Три раза ... Кто хочет спастись ...». И он этот старый до суда коммунист, атеист до мозга костей три раза медленно повторил не совсем точно и неумело молитву.
Сначала говорил только он, потом кто-то присоединялся. Но на третий раз молились все. И он скомандовал – «Так, пацаны, каждый раз, когда беретесь за ступеньку и становитесь на неё ногой, знайте, что вы обязательно подтянетесь, потому, что вас удерживает и помогает вам Бог!
Каждый раз хватаясь рукой и становясь ногой говорите тихо, или про себя в уме – «С Богом!» –  Лучше просто тихо говорите, чтоб я слышал вас, а я ему передам вашу просьбу, если кому-то будет невмоготу».
Горели только две коногонки, остальные лампы потухли. Кстати, коногонкой называлась лампа с рефлектором прикреплённым к шахтёрской каске. В то время на шахтах, тем более опасных по газу, вагонетки передвигали лошади. Они там и жили на конном дворе. Коногонщик не мог держать лампу в руке, они были заняты вожжами.
Прогремела спускающаяся клеть. Ствол заработал. Значит прошло двадцать часов. Мы так, с помощью Бога, добрались до последней площадки. Не знаю, как остальные, но я сразу стал верующим, и, хватаясь за ступеньку говорил себе – это Бог помогает подтянуться. Осталось пятьдесят метров. Мы сидели на последней площадке для отдыха. В полной темноте! Была смертельная усталость и никаких видений. Всё исчезло! Во всяком случае, у меня. Исчезло время, исчезло пространство, исчез мир! Нет ничего.
Я только вспомнил библию. Я её читал в шестилетнем возрасте своей тёте Ане. А она растолковывала мне каждый стих. И она говорила, что был только хаос и сплошная тьма, пока Бог не пришёл и не зажёг свет. Когда я спросил а где же жил тогда Бог, когда не было Мира и Света? Но за этот вопрос получил подзатыльник и не один!
И ещё она сказала, чтобы и думать не смел хоть о каком неверии в Бога, а в пользу Сатаны! И я сейчас находясь на глубине пятьдесят метров посмел надеяться, что придёт Бог, уничтожит мой хаос и зажжёт огонь. И я надеялся. Я сжал ладонь в кулак и мне показалось, что в нём есть сила! Что я смогу ещё потому, что у меня есть где-то мама!
Илья Иванович скомандовал: - «Ребята подъем! Остался последний бросок! Он хоть и самый тяжёлый, но самый короткий! Я знаю, я верю – вы его одолеете!»
И мы поползли. Поползли по вертикали. Я уже не чувствовал рук. Я уже обжимал каждую ступеньку только силой воли и воображения. Я просто знал, что держась одной рукой, нужно поднять другу руку, нащупать ступеньку и сжать её силой пальцев и ладони. Я просто знал, что стоя одной ногой на ступеньке, нужно поднять другую ногу, и, несколько раз в невпопад, нащупать ногой ступеньку, почувствовать умом её твердь и опереться на неё. И всё это на ощупь, в полной темноте.
Андрей только спрашивал каждого по имени – идёт ли. Начало сереть. То уже сверху пробивался свет. Осталось метров двенадцать. И здесь, о, ужас! Я почувствовал, что дальше подняться не смогу ни на один сантиметр. Видимо потому, что нас уже ждали, и, почувствовав реальную, уже человеческую помощь – бросили силы. Я старался только держаться чтобы не упасть. Каждого уже встречали и вытаскивали наверх. Опускался сверху человек, привязывал нас верёвкой в районе пояса, подымался сам и помогал вытаскивать. И так каждого. Все мы тут же валились с ног.
К нашему удивлению, нас встречал и директор шахты. – Генерал внутренних войск Адамов. Ему сообщили, когда опустилась первая клеть. Он показал нашему начальнику кулак и сказал – «Посажу!» – «Да я уже сижу –  ответил тот – а вот в запасной выход нужно посылать ремонтные бригады» – Директор ничего не ответил, повернулся и ушёл. Конечно он жалел нас, так как жалеет хороший хозяин свою тягловую лошадь. Но, в нашем случае, это тоже очень полезная жалость.
Нам дали по полулитровой чашке горячего молока. Это была диковинка. Почему мы без штанов никто и не спросил. Понимали.
Через какое-то время я спросил Илью Ивановича – «Неужели правда вы верите в Бога с таким большим багажом матерных слов?» –  Он ответил и опять с матом – «Ты, бандит, живой, вот и слава Богу! А вылезли вы, потому что во что-то поверили».
Он меня любил и нежно называл бандитом. Всегда говорил: «Отбудешь срок – женю тебя на своей дочери, потому, что у тебя есть, бандит, будущее».
На счёт будущего он очень ошибся! После освобождения гоняли меня с волчьим билетом по всей стране, и чуть не загнали обратно. Ускользнул я от прошлого, но оно надо мной висит как меч на одной ниточке и сейчас во время сна. Я ещё боюсь, и очень боюсь уже не за себя, а за свою Родину – Россию, потому что в ней живут мои дети. Каюсь! – Только потому, что в ней живут мои дети! Ведь даже своим куриным умом вижу – что-то не так в нашем Царстве-Государстве! А может я ошибаюсь! Дай Бог, чтоб ошибался! Ведь Россия – это моя родина!
Так вот вопрос – есть Бог, или нет? Наверно в тот миг он был, и был с нами. Я думаю – он был в нас. Мы его создали страстно желая жить – ради своего спасения ... P. S. - Через какое-то время к нам в контору зашёл главный конструктор инженерного отдела заключённый кореец Ким. Они с нашим начальником были в дружбе. Так вот как он объяснил наши галлюцинации. (Оказалось, что Илья Иванович тоже их видел). Некоторые горные породы являются проводником низкочастотных, неслышимых ухом, звуковых волн, зарождающихся в кавернах Земли. А горные выработки и есть её каверны. Они то и действуют таким образом на организм. Может это так, а может нет. Проверять их действие мне не пришлось ...