Guido - Attesa Ожидание

Маленькая девочка заболела. Её худенькое тело горело сухим опаляющим жаром. Дыхание было тяжёлым, прерывающимся сухим кашлем. Она лежала в своей кровати, обложенная  подушками. Светлая головка с пушистыми волосами, с огромными страдающими глазами, часто закрывавшимися под синеватыми веками, была похожа на примятый одуванчик в гербарии. Тоненькие ручки, как стебельки, лежали поверх одеяла. Шторы на окнах, плотно закрытые по случаю болезни, не пропускали дневной свет. Тускло горевший газовый рожок язычком пламени отражался в зрачках девочки, усиливая ощущение всепроникающего жара. Рядом с кроватью в кресле сидела мама. Голос отца доносился из прихожей, он посылал горничную за врачом. Вскоре появился врач-немец, толстенький, рыжеватый, с усиками над губой и с очками на переносице носа-картофелины. В руках его был обычный пузатый докторский чемоданчик с блестящими застёжками скобочкой. Он долго мыл руки над тазиком, пока горничная поливала их тёплой водой из кувшина. Вытерев их насухо, он принялся внимательно осматривать лежащую девочку. Достав деревянную трубочку, расширяющуюся с двух сторон, он прикладывал её к узенькой груди девочки, вслушиваясь в хриплое дыхание и неровный стук крохотного сердечка. Положив широкую ладонь на грудь девочки, пальцем стучал по тыльной стороне ладони, при этом что-то шептал по-немецки. Оттягивая нижние веки тёмных глаз, заглядывал в них и снова шептал. Наконец он поднялся и сообщил родителям, что необходимо вызвать профессора. Тотчас была послана коляска с запиской и через час появился профессор, высокий, плотный, гладко выбритыми щеками, с бородкой клинышком и большими залысинами на седой голове. Осмотр повторился, после чего врачи заговорили на своём птичьем языке и было произнесено слово - кризис. В аптеку с рецептами послали всё ту же горничную, а профессор, получив необходимые купюры, удалился.
Несколько дней жар продолжал опалять девочку. В один из них отец принёс большой свёрток в коричневой плотной бумаге. Когда упаковку сняли, под ней оказался кукольный музыкальный домик. Отец поставил его на тумбочку возле кровати, достал из конверта блестящий ключ и завёл пружину механизма. Раздалась мелодичная музыка, открылись широкие дверцы и за ними показалась фарфоровая куколка-балерина, стоящая на мысочке одной ноги. Вторая, согнутая в колене, была приподнята, отгибая край газовой юбочки. Ручки были расставлены полукругом, словно балерина обнимала что-то невидимое. Через пару секунд танцовщица закружилась, перемещаясь по небольшому кругу. Девочка с трудом, но внимательно следила за ней. Когда завод кончился, девочка взглядом попросила отца повторить.
И вот наступила ночь, когда напряжение достигло предела. Отец сидел, прислушиваясь к тишине дома,  в кабинете, а усталая мать задремала в кресле, откинув голову на вышитую подушку-думочку. Девочка очнулась от тяжёлого забытья и посмотрела на кукольный домик. Ей показалось, что дверцы открыты и из них выходит фарфоровая танцовщица. Спустившись на пол и приобретя человеческие размеры, она протягивает руку и берёт холодными пальцами ручку девочки. Подняв её с постели, танцовщица начинает легко кружить её по слабо освещённой комнате…
Ещё до рассвета очнувшаяся мама обнаружила, что девочка спокойно спит и почти легко дышит. К влажному лбу приникли потные прядки пушистых волос. Кризис миновал! Мама сняла с девочки влажную ночную рубашку, обтёрла её чистым смоченным полотенцем и переодела. Девочка только что-то бормотала, не открывая глаза. Через десять дней она уже ходила по дому, а через три недели первый раз вышла с мамой на улицу. Ещё через неделю девочка поразила родителей своей просьбой. Ей нужно было попасть в школу балетных танцев. Никакие уговоры не помогали. В этом маленьком, худеньком существе был твёрдый характер. Была нанята коляска и родители с девочкой оказались у здания школы. Их провели к директору. Он с сомнением выслушал взрослых и, оглядев девочку, покачал годовой. Её худоба смущала его, тем более, что занятия уже довольно давно начались, девочке невозможно будет нагнать упущенное. Но, взгянув девочке в глаза, директор внезапно согласился принять её на особых условиях. Девочка оказалась удивительно гибкой и трудолюбивой, быстро продвигалась в обучении, превращаясь постепенно в прекрасную танцовщицу. По прошествии времени она оказалась в труппе Дягилева и побывала в Париже, участвуя в Русских Сезонах. Примой она не стала, но ведь это не так важно. Она осталась в Париже, удачно, по любви выйдя замуж, но прожила недолго. Её прах упокоился на кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа. А в её комнате в парижской квартире на тумбочке у кровати    оставался знаком памяти старый кукольный музыкальный домик, бережно сохраняемый её мужем.