Рождественское Чудо

Знакомый мой - потомок чуди,
перепылённый под тверских, -
цветок подвалов, бич и чудик,
один из тех, кого простит
беспечный Бог… когда заметит.
Таких в России - пруд пруди.
«Гляди-ка: эвон… Он, поди,
чуток того… не взял монету».

Един, как есть, - с лица и тыла.
К нему не липнет наша грязь.
Его из виду упустили,
но он чудить ещё горазд.
Такое может отчебучить,
что хочешь - смейся, хочешь - плач.
Он тёртый до бела калач,
и тот ещё забавный случай.

Его погладить по головке -
как опалить ладонь свечой.
Беседа с ним - сама неловкость.
Он, словно бантик сволочной:
как ни завяжешь - кособоко,
как ни расправишь - наобум
в упрямых складочках на лбу.
Он кочковатый, как осока,
что в разны стороны торчком.
Постичь его нельзя с наскока,
но, обзывая дурачком,
смущённо чувствуешь подспудно
его чудную правоту,
что нам, банальным, не подсудна.
Мы гоним прочь таких: Ату!

Как будто сызмальства обучен
читать прохожих по глазам,
молчит подолгу… «так-то лучше
на чемоданах… Жизнь - вокзал:
зал ожиданий - наше юность,
а старость - выход на перрон».
Я соглашаюсь с ним… порой,
а что тут скажешь - проще сплюнуть.
Знакомый мой молчать мастак -
и я подстать ему туда же.
Такие здесь у нас места:
без лишних слов, горюя, тужат.
Здесь, удрученно созерцая,
туманный взор вперяют в даль,
где бродит тот, кто Слово дал, -
наш баламут и Прорицатель.
Сидят с улыбкой виноватой
и за себя и за Него,
под задницы пристроив ватник,
покачивая в такт ногой.
У русских дело есть до Бога -
мы всё уладим… погодя,
пускай покуда погалдят
с трибун, амвонов демагоги.

Не знаю, что они обрящут,
и так ли нужен нам Ответ?
От этих сытых ряшек Рашки
исходит только сальный свет.
Мы подождём… пока покурим,
пока дымятся два бычка,
и греет печка два бочка,
пока в сенях кудахчут куры.

Пока в России чудаки
ещё не вывелись - прозреем.
Не занимать - свои евреи,
подвалы есть и чердаки,
где для юродивых раздолье,
куда сама Судьба в подоле
приносит дитятку… Христа,
на Рождество… за просто так.