Есть поэты...

Вместо эпиграфа

Есть поэты осени глубокой.
Глядя сквозь ноябрьский туман,
Льют они возвышенные строки
В буйный человечий океан.

Есть поэты солнечного лета.
Лёгкие, как нежные лучи,
Песни их своим теплом и светом
Заполняют храм любой души.

Есть поэты - зимних дней ваянье.
Их слова, в преддверии конца,
Призрачным ледовым одеяньем,
Коркой застывают на сердцах.

Есть поэты вешнего цветенья.
Их стихи безумны, словно сны.
И, рождённый в первый день весенний,
Я – поэт красавицы-весны!

      *   *   *

Иным мастеровым готовя участь,
На редкость прав был наш Творец,
Соединив в них редкою дремучесть
С горячим волшебством сердец.

Возьми у них горячность -
   от творений
Потянет псиной за версту,
Возьми дремучесть -
   и они в сомненьях
Свою утопят простоту.

А так – цветёт талант
   в животном буйстве,
Дремуче юн, по юношески смел,
Каноны древние искусства
Не знал и, потому, презрел.

И выдаёт шедевры-кручи
Из под пера, из под резца
На зависть тем, кто был обучен,
Но жил без пламени в сердцах!

      Ташкент,  24.07.71

      *   *   *

Иной писака кучу поднагрузит
Такого, что зазорно взять рукой,
И тот час же давай себя мутузить:
"Да я, мол, и такой я, и сякой!

Вы знаете писачую породу:
Нас, мол, нельзя ни гладить, ни хвалить!
Меня бы драть почаще при народе,
Я смог бы даже Пушкина затмить!"

А сам глядит - а что там скажут люди?
А как и в правду станут лупцевать?!
И до чего у нас иные любят
Самобичуя самовосхвалять!

      Карши, 15.06.1975

      *   *   *

По коридору с казённой дверью
Паркет утюжу вперёд-назад.
В душе – болото, и тёмно-серый
Табачный дым застелил глаза.

Чадят неистово и дремуче,
Как Черепановский паровоз.
Окурки нервно швыряют в кучу
Из недокуренных папирос

И тут же лезут за новым ядом,
Рукой неслушной махря табак.
И к выходящему в каждом взгляде
Один и тот же вопрос: – Ну как?

Махнёт рукой выходящий вяло,
В улыбку бледную скривит рот:
- Не взяли. Жизни, сказали, мало!
Пускай, сказали, ещё растёт.

Сказали, весь он пока убогий,
Не чёсан, грязен, и наконец,
Пускай покрепче встаёт на ноги.
А так, сказали, он не жилец!

Опустит голову ниже пола
И побредёт, коридор метя,
Растить и ставить на ноги молодь,
Чесать и гладить своё дитя.

Другой запустит в причёску лапы
И, непечатно припомнив мать,
Отрежет: – Сволочи!
   Плюнет на пол.
Заявит: – Где им меня понять!

Судить заставит: – Смотри, братишка!
Ведь весь, как есть, дорогой в меня!
А там болтаютают – сумбурен слишком,
Уж больно много, мол, в нём огня!

Рванёт дверьми в перепонках болью,
Взметнёт пылищу – горячий конь! -
Прочистит душу и глотку вволю,
А там – хоть гасни, шальной огонь!

А третий только пожмёт плечами:
– Никак, пойми, не возьму я в толк?!
Творишь, дерзаешь, не спишь ночами,
Растишь, лелеешь – и всё – не то?!

Сложнее сделаешь – слишком сложен,
Попроще – скажут, мол, слишком прост.
Они и наши творенья тоже
Впихнуть хотят в пресловутый ГОСТИ!

И не сдержав напоследок ярость,
Воскликнет где-нибудь у дверей:
– Тот слишком тускл, ну а этот – ярок!
Им надо что-нибудь посерей!


Они вернутся. Куда им деться?
Позлятся. Слёзы прольют в жилет.
Напьются вдрызг и, впадая в детство
Про жизнь заблеют и пистолет.

Они вернутся и даже, может,
Пойдёт по миру гулять шедевр
Как миллионы других, похожий,
Умыт, причёсан, беззуб и сер.


По коридору с казённой дверью
Паркет утюжу, кляня житьё.
За дверью мне непонятной мерой
Возьмутся мерить сейчас МОЁ!

Посмотрят в зубы, как кляче ветхой,
Залезут, словно коню, под хвост,
Пересчитают поштучно предков,
Как у породистых сучьих звёзд.

Измерят возраст, длину и даже
Прикинут, что же теперь в ходу.
Всё обсосут и, быть может, скажут
С усмешкой глядя на мой продукт:

– Что ж. Маловато во взгляде стали.
Сквозит невежество в простоте.
Обратно, нет степеней, медалей,
И предки, прямо сказать, не те.

Поэтому, голос не больно прочен.
И связей нет. И неверен путь.
И твой, мол, этот... Зубатый очень,
Ещё укусит кого-нибудь!


По коридору с казённой дверью
Паркет утюжу, дрожа, как бык.
Сидит за дверью, казённой дверью
Из ростовщиков ростовщик.

За дверью – дело, какого гаже
Ещё, пожалуй, не видел свет:
Идёт дешёвая распродажа,
Своих детей продаёт поэт!

      Ташкент,  10.02.1984