Полубезумное
Я живу сам себе в тягость,
Не отважившись отмерить якорем дно.
И потухшая от бессилия ярость
Не гремит внутри уже слишком давно.
Насколько рассчитан рисковой порог?
Когда остынет грусть и лопнет терпение?
Я ладонью обжегся об изобилия рог
И содранной кожей ощутил силу трения.
Когда ко мне в гости пожалует
И из генералов в рядовые разжалует
Самый беспристрастный судья?
Неужели наказан справедливостью я
Оставаться до конца в закромах?
Попав под невидимый, тяжелый размах,
Я добровольно лишаю себя дара речи…
Лишь об жар древесной печи
Могу руки недолго погреть.
Но, боже, зачем же смотреть
На суету, что за окном происходит?
Таков закон: ничего не нисходит
Лучом надежды на землю с небес!
И вновь в тишине меня здесь находит
В этом мраке шумом закованный бес.
Счастьем не дано жизни назваться!
Так зачем же, однако, стараться
И краски с палитры по ней размывать?
Все время мира и его пространство
Перестало для меня существовать.
За окном солнце дольше не светит…
Никто ни за что предо мной не ответит,
И так будет отныне и вовеки —
Не свершится праведный суд.
Глаза закрывают усталые веки,
И лишь одни багровые реки
Я взором вокруг могу различить.
С кем прощаться, а кому простить?
Можно ли былое, как сон, отпустить
И, переродившись младенцем, зажить заново?
Все в глазах моих, как камень, замерло
И приобрело мрачный, стеклянный вид.
По горам черный сумрак разлит,
И не предвидится за ними рассвета.
С похолодевших губ поэта
Ни одно слово впредь не слетит.
Мир под собственным весом разбит,
И тяжбы судебной в нем имитация
С привкусом горькой прострации
Жизнь на выжженной земле не отрастит.
В любовь заложен судьбой динамит,
И рано или поздно он взорвется.
И когда напалм по земле пройдется,
Из-под пепла выползет библейский змей.
Под ночным блеском еле видных огней
Мне в прогулке что-то неймется.
Однажды зеркало предо мной разобьется,
И в осколках его на полу засмеется
Некто неизвестный надо мной.
Он преследовать меня не устанет.
Я устал ждать… День ли настанет,
Когда его больше не станет
И он наестся досыта моей душой?
Слишком уж давно сам я не свой,
И невозможно нигде отыскать покоя.
В беспощадной засухе пустынного зноя
Я падаю в жарящий подземный слой.
На заднем плане нежное пианино играет,
И вместе с ним тихо мне подпевает
Пошатнувшийся душевный строй.
И дикая боль, как кислота, разъедает
И моральные принципы мои растлевает.
Память загубленная себя забывает,
И заколоченную дверь не открывает
Забродивший в сердце простой.
И боль моя в стеклянном сосуде
С трещинами, как в битой посуде,
Все никак не расстается с собой.
В осколке зеркала — больное отродье,
И заморенное долговечностью горе
Я все не выгуляю никак под луной.
23.12.22. Архыз
Свидетельство о публикации №122122307187