Таланту Антона Павловича Чехова. Умный дворник
Его слушали лакеи, кучер, две горничные, повар, кухарка
и два мальчика-поварёнка, его родные дети.
Каждое утро он что-нибудь да проповедовал, ныне давал наставление,
в это утро предметом речи его было - просвещение.
— И живёте вы все как какой-нибудь свинячий народ,
не ведаете даже про слово облигации -
говорил он, держа в руках шапку с бляхой. — Сидите вы тут сиднем
и кроме невежества не видать в вас никакой цивилизации.
Мишка в шашки играет,
Матрена орешки щёлкает, Никифор зубы скалит.
Нешто это ум? Это не от ума, а от глупости. А она вам ни чему!
Нисколько нет в вас умственных способностей! А почему?
— Оно действительно, Филипп Никандрыч, - заметил повар. -
Действительно, ничего не знаем.
Известно, какой в нас ум? Мужицкий. Нешто мы понимаем?
— А почему в вас нет умственных способностей? - продолжал дворник. – Не знаете?
Потому что нет у вашего брата настоящей точки. И книжек вы не читаете,
и насчёт писаний нет у вас никакого смысла.
Взяли бы книжечку, сели бы себе да почитали что-нибудь без злого умысла.
Грамотны небось, разбираете печатное.
Вот ты, Миша, взял бы книжечку да прочёл бы тут.
Тебе польза, да и другим приятность - прямо вот тут.
А в книжках обо всех предметах распространение. Там найдёшь и об естестве,
и о странах земных, и о божестве.
Что из чего делается, как разный народ - на всех языках. И идолопоклонство тоже.
Обо всём в книжках найдёшь, была бы охота. Без книжек - негоже.
А то сидит себе около печи, жрёт да пьёт.
Чисто как скоты неподобные! Тьфу! Аж с души прёт.
— Вам, Никандрыч, на часы пора, — заметила кухарка.
— Знаю. Не твоё дело мне указывать. Не знахарка!
Вот, к примеру скажем, хоть меня взять. Что тут говорить?
Какое моё занятие при моём старческом возрасте? Чем душу свою удовлетворить?
Лучше нет, как книжка или ведомости.
Сейчас вот пойду на часы. Просижу у ворот часа три. И вы думаете, буду зевать
или пустяки с бабами болтать?
Не-ет, не таковский! Возьму с собой книжечку, сяду и буду себе читать
в полное удовольствие. Так-то! И вам бы что-нибудь почитать.
Филипп достал из шкапа истрепанную книжку и сунул её за пазуху. От книг не отвык.
— Вот оно, моё занятие. Сызмальства привык.
Ученье свет, неученье тьма - слыхали, чай?
То-то!… - закончил он и как бы невзначай
Филипп надел шапку, крякнул и вышел из кухни, что-то бормоча.
Он пошёл за ворота, сел на скамью и нахмурился, как туча.
— Это не народ, а какие-то химики свинячие на поселении, -
пробормотал он, всё еще думая о кухонном населении.
Успокоившись, он вытащил книжку, степенно вздохнул и принялся за чтение.
«Так написано, что лучше и не надо, - подумал он, прочитав первую страницу
и покрутив головой. – Умудрит же господь! Надо ж такое разумение!»
Книжка была хорошая, московского издания:
«Разведение корнеплодов. Нужна ли нам брюква». Но,
прочитав первые две страницы, дворник значительно покачал головой и кашлянул:
Правильно написано!
Прочитав третью страничку, Филипп задумался.
Ему хотелось думать об образовании и почему-то о французах, с которыми не знался.
Голова у него опустилась на грудь, локти в колена упёрлись.
Глаза прищурились.
И видел Филипп сон. Всё, - видел он,- изменилось:
земля та же самая, дома такие же, ворота прежние, но люди совсем не те стали,
что-то с ними случилось! -
Все люди мудрые, нет ни одного дурака
и по улицам ходят всё французы и французы.
Водовоз, и тот рассуждает: «Я, признаться, климатом очень недоволен слегка
и желаю на градусник поглядеть», а у самого в руках толстая книга.
— А ты почитай календарь, - говорит ему Филипп.
Кухарка глупа, но и она вмешивается в умные разговоры
и вставляет свои замечания, вежливо дополняя чужие разговоры.
Филипп идёт в участок, чтобы прописать жильцов, - и странно - там всюду книжки,
даже в этом суровом месте говорят только об умном и везде на столах лежат книжки. А вот кто-то подходит к лакею Мише, толкает его и кричит : «Ты спишь?
Я тебя спрашиваю: ты спишь?»
— На часах спишь, болван? - слышит Филипп чей-то громовый голос. —
Спишь, негодяй, скотина? Дармоедом вырос!
Филипп вскочил и протёр глаза сперва;
перед ним стоял помощник участкового пристава.
— А? Спишь? Да я оштрафую тебя, бестия! Вот тогда
я покажу тебе, как на часах спать, моррда!
Через два часа дворника потребовали в участок. Там учинили допрос о его вине.
Потом он опять был в кухне.
Тут, тронутые его наставлениями, все сидели вокруг стола
и слушали Мишу, который читал что-то по складам. Все сидели рядком, не врозь.
Филипп, нахмуренный, красный, подошёл к Мише, ударил рукавицей по книге
и сказал мрачно:
— Пока не научишься в ущерб делу не мечтать – все эти снотворные чтения брось!
___________
Антон Павлович Чехов (1860—1904).
Умный дворник.
Посреди кухни стоял дворник Филипп и читал наставление. Его слушали лакеи, кучер, две горничные, повар, кухарка и два мальчика-поваренка, его родные дети. Каждое утро он что-нибудь да проповедовал, в это же утро предметом речи его было просвещение.
— И живете вы все как какой-нибудь свинячий народ, — говорил он, держа в руках шапку с бляхой. — Сидите вы тут сиднем и кроме невежества не видать в вас никакой цивилизации. Мишка в шашки играет, Матрена орешки щелкает, Никифор зубы скалит. Нешто это ум? Это не от ума, а от глупости. Нисколько нет в вас умственных способностей! А почему?
— Оно действительно, Филипп Никандрыч, — заметил повар. — Известно, какой в нас ум? Мужицкий. Нешто мы понимаем?
— А почему в вас нет умственных способностей? — продолжал дворник. — Потому что нет у вашего брата настоящей точки. И книжек вы не читаете, и насчет писаний нет у вас никакого смысла. Взяли бы книжечку, сели бы себе да почитали. Грамотны небось, разбираете печатное. Вот ты, Миша, взял бы книжечку да прочел бы тут. Тебе польза, да и другим приятность. А в книжках обо всех предметах распространение. Там и об естестве найдешь, и о божестве, о странах земных. Что из чего делается, как разный народ на всех язы?ках. И идолопоклонство тоже. Обо всем в книжках найдешь, была бы охота. А то сидит себе около печи, жрет да пьет. Чисто как скоты неподобные! Тьфу!
— Вам, Никандрыч, на часы пора, — заметила кухарка.
— Знаю. Не твое дело мне указывать. Вот, к примеру скажем, хоть меня взять. Какое мое занятие при моем старческом возрасте? Чем душу свою удовлетворить?
Лучше нет, как книжка или ведомости. Сейчас вот пойду на часы. Просижу у ворот часа три. И вы думаете, зевать буду или пустяки с бабами болтать? Не-ет, не таковский! Возьму с собой книжечку, сяду и буду читать себе в полное удовольствие. Так-то.
Филипп достал из шкапа истрепанную книжку и сунул ее за пазуху.
— Вот оно, мое занятие. Сызмальства привык. Ученье свет, неученье тьма — слыхали, чай? То-то…
Филипп надел шапку, крякнул и, бормоча, вышел из кухни. Он пошел за ворота, сел на скамью и нахмурился, как туча.
— Это не народ, а какие-то химики свинячие, — пробормотал он, всё еще думая о кухонном населении.
Успокоившись, он вытащил книжку, степенно вздохнул и принялся за чтение.
«Так написано, что лучше и не надо, — подумал он, прочитав первую страницу и покрутив головой. — Умудрит же господь!»
Книжка была хорошая, московского издания: «Разведение корнеплодов. Нужна ли нам брюква». Прочитав первые две страницы, дворник значительно покачал головой и кашлянул.
— Правильно написано!
Прочитав третью страничку, Филипп задумался. Ему хотелось думать об образовании и почему-то о французах. Голова у него опустилась на грудь, локти уперлись в колена. Глаза прищурились.
И видел Филипп сон. Всё, видел он, изменилось: земля та же самая, дома такие же, ворота прежние, но люди совсем не те стали. Все люди мудрые, нет ни одного дурака, и по улицам ходят всё французы и французы. Водовоз, и тот рассуждает: «Я, признаться, климатом очень недоволен и желаю на градусник поглядеть», а у самого в руках толстая книга.
— А ты почитай календарь, — говорит ему Филипп.
Кухарка глупа, но и она вмешивается в умные разговоры и вставляет свои замечания. Филипп идет в участок, чтобы прописать жильцов, — и странно, даже в этом суровом месте говорят только об умном и везде на столах лежат книжки. А вот кто-то подходит к лакею Мише, толкает его и кричит: «Ты спишь? Я тебя спрашиваю: ты спишь?»
— На часах спишь, болван? — слышит Филипп чей-то громовый голос. — Спишь, негодяй, скотина?
Филипп вскочил и протер глаза; перед ним стоял помощник участкового пристава.
— А? Спишь? Я оштрафую тебя, бестия! Я покажу тебе, как на часах спать, моррда!
Через два часа дворника потребовали в участок. Потом он опять был в кухне. Тут, тронутые его наставлениями, все сидели вокруг стола и слушали Мишу, который читал что-то по складам.
Филипп, нахмуренный, красный, подошел к Мише, ударил рукавицей по книге и сказал мрачно:
— Брось!
Свидетельство о публикации №122122206200