Не уходи. Руки и ноги перевяжи

Солнце было ослепительным, заливая весь дикий пляж: белый, сахарно-кристальный песок, зелёную полосу растительности в отдалении, кремово-коричневые стволы пальм, изумрудные зонтики их листвы на фоне прозрачно-голубого неба. Мы выбирались в этот уголок света и тепла, если не было дождя. А дождя не было уже три дня. Три дня, и я понял свою ошибку. Теперь не хочу потерять ни минуты, и вот я это осознал, а они, предательницы, стали ускользать быстрее. Золотистые лучи перепрыгивали по лазурно-голубым и белым пенистым барашкам волн. Я стоял у кромки воды, пытаясь напитать своё тело этим светом. Словно я, как батарейка, смогу накопить достаточно энергии... Но вот вопрос: насколько мне её хватит? Хватит ли её до конца жизни?

Я обернулся... Серхито... он был прав с самого начала, какая к чёрту разница, кто мы и зачем приехали в этот уголок рая. Главное, что каждое наше прикосновение друг к другу рождает волшебство...

И я пошёл к нему, уже ощущая сладкую волну предвкушения, которая быстро переросла в нетерпеливое возбуждение. Он лежал в гамаке, натянутом между двумя кокосовыми пальмами, которые отбрасывали на эту часть песчаного пляжа спасительную тень. Хотя... «лежал» мало подходило к его позе, скорее он вальяжно развалился в нём. Я окинул взглядом его фигуру, этот загар, эти рельефные линии груди – рубашку он снял, и теперь она белым флагом обвила ствол пальмы – на нём остались лишь светлые брюки... Мысли мои даже не пытались течь в невинном направлении. Ветерок развевал его светлые волосы. Цвет был неоднородным. Некоторые пряди были светлее, словно выгорели на этом беспощадном карибском солнце. Но я подавил в себе своё любопытство, вопрос о том, сколько он живёт здесь, на Кубе, готовый слететь с моих губ, замер на них, а спустя мгновение умер своей естественной, лёгкой и быстрой смертью.

Серхито не открывал глаз, но я был уверен, что он не спит, я был уверен, что он знает, что я рядом.

- Скучал без меня? – на его губах появилась лукавая улыбка, глаз он так и не открыл.

- Допустим... Тащи свою прелестную задницу сюда и проверь сам.

Теперь я стоял вплотную к гамаку.

- Если я попытаюсь присоединиться к тебе, боюсь, ты упадёшь...

- Это вряд ли. Я никогда не падаю, – он придержал края бежевой ткани, я скользнул в его объятия, стараясь делать это как можно осторожнее. Он прижал меня ближе к себе, пытаясь перераспределить наш общий вес и уравновесить конструкцию.

Наконец, гамак перестал шатко покачиваться, движения его стали плавными и размеренными, я расслабленно выдохнул.

- Вот видишь, а ты не верил...

- Теперь верю, ты никогда не падаешь. О чём мы говорили до этого?

- О том, скучал ли я. Теперь, когда ты поёрзал рядом, понял, что скучал.

Моя ладонь, движимая чистым любопытством и состоянием болезненного, перманентного возбуждения, вызываемого и поддерживаемого во мне этим мужчиной планомерно и настойчиво, медленно поползла по его груди, животу, ниже, стремясь добраться до пояса его брюк.

- В правильном направлении движешься, скромняк.

Я прикусил губу, стараясь подавить стон. Ощущение его кожи, нагретой солнцем и пропитанным тёплым, влажным, карибским ветром, посылали по телу волнующее ощущение власти над ним. Пусть она была лишь иллюзией, но я отдавался ей целиком и полностью, купался и грелся в ней, словно в океане.

Ощутив хлопковый материал в ладони, я оглядел пляж. Он не был многолюдным, но и пустынным его не назовёшь. А то, что я намеревался сделать... Я не был готов устраивать такие показательные выступления на публике.

Серхито ухмыльнулся, правая рука, которой он обнимал меня, потянулась к моему бедру, развязывая узел белой рубашки, ткань, почувствовав свободу, затрепыхалась на ветру, накрывая его бёдра. То, что надо. Я проворно расстегнул пуговицу на его брюках, потянул молнию вниз, секунды борьбы с тканью – и я наконец прикоснулся к его весьма возбуждённой плоти.

- Теперь я действительно чувствую, что ты скучал...

Я провёл ладонью по его длине, наслаждаясь нежностью кожи, тем как он пульсировал под моей ладонью.

- Ты так и собираешься только дразнить меня? – его голос слегка охрип. Я чувствовал злорадное удовлетворение от его неудовлетворённости.

- А что бы ты хотел?

- Я бы хотел, чтобы ты обхватил мой член своей маленькой, горячей ладошкой и двигал ею проворнее.

Я выполнил его просьбу, но ритм задал медленный, слишком медленный. Он недовольно вздохнул.

- Чёрт, двигайся быстрее. Пожалуйста...

Я позволил себе злорадную ухмылку.

- Если тебе нужно быстрее, двигайся сам. Что тебе мешает? Ах да, тогда ты можешь упасть, а ты ведь никогда не падаешь! Ну что ж, придётся потерпеть. – Я обхватил ладонью одну лишь головку его члена, увеличивая давление на кожу, он зашипел сквозь зубы, я почувствовал на пальцах влагу, кажется, мои разговоры оказывают на него определённое влияние. – Сейчас ты кажешься таким беспомощным... Это... воодушевляет меня, - я вздохнул, прижимаясь щекой к его груди, продолжая свои медленные поглаживания. – Воодушевляет настолько... что я чувствую, насколько я горячий сейчас... для тебя... Как жаль, что ты не можешь ощутить этого, ведь чтобы проверить, тебе придётся пошевелиться, а ты можешь упасть. Но ведь ты никогда не падаешь!

- Ты пожалеешь об этом, обещаю! – его шёпот сквозь стиснутые зубы был очень злым. Я подавил свой страх и внезапно пробудившиеся чувства вины и сострадания, мои ласки остались небрежно медленными.

Через несколько минут с его губ сорвался стон, тело его вздрагивало от моих прикосновений.

- Рори, пожалуйста, - шёпот его губ, я почувствовал его дыхание на своей макушке, поцелуй, мимолётное прикосновение его губ к моим волосам... - Пожалуйста, не мучай меня...

Я поднял голову, стремясь заглянуть в его глаза. На его лице была мука, я решил сжалиться. Поднял правую руку к своему лицу, он разочарованно простонал оттого, что я больше не прикасался к нему. Я, не отрывая от его лица своего взгляда, облизнул свою ладонь. Он следил за мной потемневшим взглядом, затаив дыхание. Я вернул свою руку на его член, теперь движения мои были быстрыми, слюна обеспечила гладкое, быстрое скольжение, Серхито задыхался, с его губ слетали сладкие стоны. Моё собственное возбуждение было болезненным, я горел, пытаясь сжечь в своих руках его. Последний стон, слетевший с его губ, и я почувствовал, как его влага разливается по моим пальцам. Я не остановил своих движений. Он тяжело дышал, вздрагивая всем телом.

- Чёрт, - его сбивчивый шёпот, - ты поплатишься за это, обещаю. – Он вытер нас обоих тканью от моей рубашки, привёл свою одежду в порядок. Потом весьма резко скинул меня с гамака, я почти упал, но в последний момент поймал равновесие. – Собирайся, для того, что я собираюсь с тобой сделать, нам лишние глаза и уши не нужны.

Белая ткань рубашки, подхваченная ветром, змеёй заструилась по сахарным барханам пляжа. Я не пытался поймать её, моё тело замерло, охваченное страхом и возбуждением.

Я просто собрал вещи, Серхито забрал у меня пляжную сумку, подхватил под локоть и буквально потащил к машине.

- Что ты собираешься делать?

- Садись в машину, - он уже забросил мою сумку на заднее сиденье старенького Форда с откидным верхом и усаживался за руль.

- Ты мне не ответил.

- И не собираюсь, - кажется, я действительно разозлил его. – Садись в машину или до Гаваны пойдёшь пешком.

В данной ситуации я решил, что лучше послушаться и не спорить, но я позволил себе немного надуть губки и вообще состроить вид оскорблённой невинности. На дороге, петляющей между зелёной стеной тропической растительности и бело-песочно-голубым побережьем, было безлюдно, встречных машин почти не было, и Серхито, вдавив педаль в пол, выжимал из Форда всё, на что этот старичок был способен. Я наслаждался тёплым ветром, что обвевал нас, принося с океана запах солёной воды и тепла. Изредка я позволял себе взглянуть на Серхито: в его лице я улавливал раздражение, даже в том, как напряжённо его пальцы сжимали руль... Он всё ещё злился. Я не хотел тратить оставшееся нам время впустую, поэтому решил извиниться.

- Прости меня, пожалуйста, - я потянулся к нему, чтобы прислониться к его плечу, он отстранил меня, его ладонь снова легла на рычаг переключения скоростей.

- Хочешь знать, в чём твоя главная проблема?

Я нервно сглотнул, обычно размышления Серхито о жизни заставляли меня испуганно сжиматься, всё, что он пытался донести до меня, было слишком пугающим и чуждым.

- Просвети...

- Ты наивно полагаешь, что способен что-то сделать в этом мире, что-то изменить. Ты так свято в это веришь! Но на самом деле, это мир меняет тебя. И ты либо подчинишься миру, либо он тебя сломает.

- Я не хочу менять мир. – «Я только хочу изменить тебя», - добавил я про себя, но вслух этого так и не сказал.

- Ты врёшь. Чувствуешь, что ломаешься под его тяжестью, но всё равно упрямо гнёшь свою линию.

- И что же я должен делать? Расслабиться и получать удовольствие от того, что мир меня ломает?

- Именно, - он буквально выплюнул это слово. – Я тебе сегодня помогу...

- Каким же образом?

- Терпение, скромняк, терпение...

Моя нервозность усиливалась.
Серхито припарковался перед отелем, я нехотя выбрался из салона, чувства были настолько обострены: я кристально чисто слышал, как заскрежетали петли двери, когда я открывал её, даже сквозь подошву своих сандалий ощутил жар, исходивший от нагретого за день асфальта, мне даже показалось, что я чувствую в воздухе лёгкое электрическое покалывание.

В лифте, блуждая взглядом по изящным завиткам кованых решёток, я слышал запах истёртого временем железа, в коридоре видел, как в ровных рыже-золотых пучках света танцуют пылинки. Я слышал, как шершаво поскрипывает дешёвый ковёр под нашими ногами. Поворот ключа в замке, запах номера казался родным и знакомым: здесь пахло Серхито... нет, не так, здесь пахло нами.

- У тебя есть шарф?

- Что? – я растерянно уставился на Серхито, в который раз ощущая, что пойман в ловушку его обаяния.

- Шарфик, шёлковый повязка...

- Да, кажется...

- Принеси, пожалуйста...

Я послушно прошёл к массивному шкафу в углу комнаты, минуты через две судорожных поисков среди собственного трепья мне в руки попался белый, полупрозрачный шифоновый шарф.

- Подойдёт? – я поднял руку, демонстрируя Серхито свою находку, не удосужившись повернуться к нему лицом.

- Вполне, – я вздрогнул, не ожидая услышать его голос над самым своим ухом. – Теперь иди сюда... - он почти тащил меня к тёмному столу напротив окна. – Стой здесь... Хотя нет, лучше раздевайся.

Я застыл на своём месте, не зная, как расценить его очередную выходку.

- Живее, детка. Не заставляй меня делать всё грубо...

Я послушно стянул с себя шорты, под которыми не было дополнительного белья.
Серхито принёс светлое покрывало с кровати, я всё ещё не понимал, что он делает. Расстелив плотную ткань на столе, он сделал мне приглашающий жест.

- Что?..

- Ложись на живот, - я не двигался. – Давай, детка, не заставляй меня ждать. Ну чего ждёшь? - Он подошёл вплотную ко мне. Я чувствовал жар, исходящий от его тела. – Прости, скромняк, прелюдий не будет. Как ты сказал там на пляже? Что ты уже горячий для меня... сейчас проверим. – И он толкнул меня на стол. Я весьма болезненно врезался в край столешницы, зашипел от боли. Он уложил меня на живот. – Обхвати руками лодыжки...

- Что?.. – я успел проговорить это, а он уже весьма ловко сделал то, что ему было нужно. Я попытался вырваться. Но Серхито крепко держал меня, привязав шарфом мои запястья к лодыжкам. Я всё ещё пытался вырваться.

- Будешь трепыхаться, ткань врежется в кожу, ты же не хочешь серьёзного кровопускания? – его голос был мягким, почти нежным.

Я беспомощно простонал, чувствуя, что тело уже начинает затекать в такой позе. Слёзы подкатывались к глазам, чувство беспомощности быстро перерастало в панику.

- Последний совет, скромняк, не забывай дышать и расслабь горло, иначе захлебнёшься...
«Я не собираюсь ничего делать», - фраза сама собой сложилась в моём сознании, но стоило мне открыть рот, чтобы озвучить её, как Серхито тут же наполнил его своей плотью. Я попытался сжать зубы на его члене, он в ответ на это одной рукой больно сжал мой подбородок, другой, собрав в кулак волосы, больно потянул за них.

- Предупреждаю, скромняк, сделаешь больно мне, я сделаю тебе гораздо больнее...

Мне ничего не оставалось, как подчиниться, пытаться не забывать дышать, тонув в своём унижении и слезах.

- Чёрт, твой ротик такой горячий, - его фраза заставила меня вспыхнуть от этой жуткой смеси беспомощного отвращения к себе и возбуждения, пробегающего по моему телу волнами дрожи, пока он плавно скользил в моём ротике.

- Чёёёрт, не забывай дышать... - когда он кончил, я действительно едва не захлебнулся, борясь со своим дыханием, пыталась проглотить всё, что он мне дал.

- Детка, ты просто нечто, - я наконец был освобождён. По крайней мере мой рот. Так что я мог дышать. Пульс гулко стучал в моих ушах. Я чувствовал, как горячая влага стекает по моим щекам и подбородку, я слышал его тяжёлое дыхание. Чувствовал боль в своих запястьях и спине.

Он развязал меня. Первым моим желанием было свернуться клубочком и никогда не открывать глаз на этот мир. Но потом всё это затопила волна ярости и желание стереть в порошок этого ублюдка. Я соскочил со стола и на негнущихся ногах, пошатываясь, двинулся к нему. Первый же удар отозвался болью в моих запястьях, я уже ничего не соображал, просто пытался ударить его, всё равно куда. Не понимал, пока меня не отрезвил его удар: пощёчина, но такая болезненная и такой силы, что я отлетел обратно к столу, больно ударившись спиной. На губах чувствовался вкус крови.

- Убирайся, – я посмотрел на Серхито – в его глазах только презрение и злость.

- Какой же ты дурак, - он быстро привёл свою одежду в порядок. – Тебе не надоело всё портить?

- Мне портить? Ты что не видишь, ты делаешь мне больно! Ты делаешь мне больно! – каждое слово, криком срывающееся с моих губ, отзывалось болью в разбитом уголке рта. – Убирайся... - он не двигался, наблюдая за мной. Потом фыркнул и пошёл к двери. Уже взявшись за ручку двери, он обернулся.

Я пытался справиться с истерикой, чтобы хоть что-то сказать...

Получился лишь сбивчивый шёпот:

- Не уходи...

- Ты сам этого захотел. – И тут резкий удар. Инерция понесла меня вперёд, я упал на колени. Тут же на глаза легла плотная повязка. Я изо всех сил пытался подавить в себе защитный инстинкт – ведь это был Серхито. Мой Серхито...
Мой Серхито грубо схватил меня за волосы и потянул мою голову назад.

- А теперь скажи мне, скромняк, как это называется? – прошипел он мне в ухо. Я до боли сжал кулаки. – А я тебе скажу! Это дезертирство! Хотел сбежать от меня? За дезертирство сам знаешь, что полагается! Трибунал! А затем смерть!

Сбежать? Мысль ещё толком не сформировалась в моей голове. А он уже что-то видел?
Он резко дёрнул меня за руки, заводя их за моей спиной, на запястья легло что-то холодное, щелчок, мой мозг отказался работать. Я был так растерян. Серхито, мой Серхито пытался удержать меня наручниками? Это что, какие-то глупые ролевые игры? Сейчас?
Времени думать у меня больше не осталось – первый удар обрушился мне в лицо. Я по-прежнему ничего не видел. Он ударил сильно – бил наверняка, сжав руку в кулак. И чёрт меня дери, это было больно.

Он не остановился на этом – бил с таким остервенением, которое никак не вязалось в моей голове с романтичным, жизнерадостным, любимым мною Серхито...
Спустя несколько десятков ударов он остановился. Я безвольно опустил голову. Он имел на это право... У меня даже не возникло желания вырваться. Только постепенно стали возвращаться чувства. Вслед за болью пришло недоумение, затем стыд – стою как идиот на коленях посреди гостиничного номера, а меня метелит любимый парень. Вот так отдых на Кубе. Потом всё это перешло в гнев, не на него, на себя, затем унижение – от всей нелепости происходящего, но больше от того, что не мог никак унять чувство, которое с силой надвигающегося урагана охватывало моё существо – возбуждение. До тех пор, пока не остались два этих чувства – унижение и жгучее, животное желание.

- Мне кажется, ты достаточно пришёл в чувство, малыш! Так, так, так, скромняк! Мне кажется, тебе начинает нравиться твоя участь! – в голосе Серхито сквозила неприкрытая усмешка. – Чёрт!

Я чувствовал колебания воздуха, когда он двинулся вокруг меня. Он снова стоял передо мной. Я чувствовал запах его одежды и аромат похоти. Рука Серхито легла на мою шею, заставляя отклониться назад. В этот момент я почувствовал, как его нога с силой надавила на мой до боли возбуждённый член. Я застонал сквозь стиснутые зубы. Он прервал всякий контакт со мной.

- Встать! – и я, охваченный радостным безволием, подчинился.

- Повернись направо! – Подчинился. – Десять шагов! – Подчинился. – Стоять! – И я остановился.

Мой мозг окончательно отказался работать. Удар в грудь, я упал на что-то мягкое, покрытое гладким шёлком. Кровать? Над головой запахло железом – изголовье?

- Не смей двигаться! – он расстегнул наручники, заводя мои руки над головой. Снова щелчок – он пристегнул меня к изголовью.

- А теперь слушай меня, малыш! Не смей разрывать мои путы! Не смей сопротивляться мне! Не смей противоречить мне! И я не только о наручниках! Ты. Понял. Меня? – он чеканил каждое слово. – Отвечай! – крикнул он.

- Да... - ответил я.

- Да что?

- Да, господин. – нашёлся я с ответом.

- Так-то лучше! – и я почувствовал, как он присоединился ко мне на кровати. Его обнажённое? Тело то там, то тут касалось моего в дразнящем танце. Его ладонь прошлась по моей щеке – я задрожал.

- Такой послушный, и весь мой! – прошептал он. – Слышишь? Ты весь мой.

Его ладонь сменили мягкие губы, они прошлись по моей щеке, спустились к уху. Захватили мочку, ощутимо прикусив – я зашипел. Он же двинулся дальше. По шее. По груди. По животу. Дошёл до того места, где я ждал его больше всего. Его язык прошёлся влажной дорожкой от основания моего члена к головке. Ощущения захлестнули меня. Только мои ощущения. Горячая волна внизу живота. Внутренний трепет перед его следующим шагом. И ни единого оттенка его эмоций. Там, где обычно были клубы чужих чувств и ощущений, по-прежнему был вакуум. И я сосредоточился на том, что же чувствовал я. Серхито же недолго думая, взял меня в рот почти целиком и задал быстрый ритм. Я чувствовал, как сокращается вокруг моей головки его влажное тёплое горло. Fuuuck! Воздух с шипением вырывался сквозь мои стиснутые зубы. Зачем мне этот воздух? Я не нуждаюсь в нём? Но моё дыхание сохранило свой рваный ритм. Серхито подключил зубы – я был близок.
Внезапно всё прекратилось. Fuuuck!

- Забыл сказать самое главное, малыш. Будешь слушаться приказов – спасёшься. А кончать я тебе ещё не приказывал!

Чёртов говнюк! Я начинал чувствовать злость.
И тут же забыл о ней, когда он стал опускаться на мой член – медленно, дюйм за дюймом. А затем так же медленно начал своё движение. Пытка! Чистой воды агония! Меня трясло. Я стискивал зубы, пытаясь сдерживаться. А он так же медленно продолжал. Времени не существовало. Ничего не существовало. Кроме этого пекла, обволакивающего меня изнутри.
Я услышал звуки очень похожие на всхлипы. Чёрт! Это я!

- Тише, сладкий мой. – Голос Серхито рядом с моим ухом казался таким тягучим.

И когда я думал, что хуже быть уже не может, его стеночки стали сокращаться вокруг меня, сжимая, всё ближе подводя меня к краю, с которого я не должен был упасть.
Я стонал каждый раз, как его бёдра в судорогах вздрагивали над моими. Казалось, у меня сейчас начнутся конвульсии. Но я не мог его разочаровать. Не после всего...
Боже, дай мне сил!
Он сдёрнул с моих глаз повязку – передо мной были чёрные глаза Серхито, в них отражалась вечность. Моя вечность.

- Любимый, вернись ко мне! – и меня накрыли его эмоции, волна такой любви, желания и обречённой необходимости! – Ну, же скромняк, умри для меня, сейчас! - И он начал резко двигаться на мне. Резкий звук рвущегося железа. Секунда – мой дьявол подо мной, а я с таким сладким остервенением вонзаюсь в него. Меня накрыло такой волной оргазма, которая казалась просто невозможна физически даже для бессмертных. Я не осознавал, где моё удовольствие, а где его – его стенки снова сжимались в конвульсиях вокруг меня. Краем сознания, я уловил его крики. И я умер! А он вместе со мной!

Скажи мне, друг, ты боишься смерти?
Мрака или Бога, оков пустоты?
В Рай... Или в бездну, к чёрту на вертел.
Что же из этого? Знаешь ли ты?

Скажи мне, друг, ты боишься боли?
Боли физической, может, иль нет?
Лучше, чтоб бритвой живот распороли
Или продали за тридцать монет?

Скажи мне, друг, ты боишься... страха?
Глупой игры из теней, голосов?
Снов, где ты серым рассеешься прахом,
Двери забывши закрыть на засов?

Скажи мне, друг, ты боишься чувства?
Раны любви кровоточат сто лет.
Ты согласись, нет печальней искусства -
Хоть раз, да нарушишь священный обет.


- Скажи мне, друг, ты боишься ...
- Нет!
Голос не дрогнул. Дрожали мысли.
Хочешь, тебе я открою секрет?

Милый мой друг... ты боишься... жизни.