Прогулка выходного дня

Олег Новохатский старше меня на два часа. Мы оба родились в ночь на 23 февраля 1937 года - он во втором часу ночи, я - в четвёртом и разница в характерах между нами и наличие гонора в жизни  (как показало время) ровно на такую же величину. Впрочем, это лишь моё предположение, ибо мы не стали друзьями, в отличие от наших родителей, которые дружили семьями многие годы, а матери наши подружились в предродовой палате ялтинского Род.дома. Отцы оказались любителями в одном хобби -
оба были владельцами первых советских мотоциклов. Первый отцовский мотоцикл назывался "Красный Октябрь", у Макса Новохатского - отца Олега - российский "Дукс". Через несколько лет, уже перед самой войной, оба обрели "ИЖи-8". В Ялте и окрестностях на тот момент было всего 8 владельцев мотоциклов. Я помню по словам отца, что они с Максом знали ещё двух человек, с кем изредка общались, встречаясь
в езде по городу и району. Михаил Малека и Сергей Ордынский - дружили ли они между собой, мне неведомо, да и  не имеет это никакого отношения к моему рассказу. По объявлении войны вышел приказ о реквизиции личных машин, мотоциклов и радиоприёмников комиссией министерства Обороны. Сдавала мотоцикл уже мама, ибо отец уже был призван. Макса не призвали (белобилетник), но мотоцикл реквизировали.
Наступили тревожные времена ожидания событий и беготни под звуки сирены воздушной тревоги. Начались воздушные бои и бомбёжки. В октябре 1941 года мама и тётя Рая - мать Олега - решили детей покрестить в частном порядке, ибо в Соборе стало опасно.
Помню веранду в квартире Новохатских на улице Литкенса (ныне Екатерининская)рядом с гор.театром, где приготовили лоханку (купель), запомнилась крупная фигуру батюшки с огромным крестом на цепи, помню себя, стоящего на коленях в  лоханке, поливаемого тёплой водой из кувшина. Олег капризничал и получил тумака от тёти Раи и его уже держали за руки, когда батюшка кропил его дрожащее тельце, более щуплое, чем моё...

......................

Вскоре произошло событие, погнавшее нас с мамой к бабушке, в Аутку.
В дом напротив нашего дома попала бомба и у нас по фасаду вылетели все стёкла.
Наш дворник по просьбе мамы заколотил все окна фанерой и жить стало невозможно.
К тому же парикмахерскую, где работали  мама, тётя Рая и другие ученицы отца перевели с Набережной на ул. Виноградную (ныне ул. Чехова) в помещения первого этажа Турбазы. На Набережной стало опасно - напротив порт, который постоянно бомбят. Женский зал располагался в левом крыле здания, примыкавшем к  Черноморскому переулку, мужской зал в центре.Здание было обширным, со всеми подсобками, так что парикмахерская работала почти до конца войны, во всё время оккупации. Теперь я жил у бабушки, привыкая к сельскому укладу жизни и наличию
козы, которую надо было водить в стадо и забирать её оттуда домой. Кроме того у бабушки был огород и сад, и можно было лазить по деревьям за сливами, инжиром и
маслинами. Маслину посадил ещё до революции дед и она хорошо разрослась.
В своём очерке "Накануне" я описал события, предшествующие оккупации Ялты и последующие реалии. Соблюдая канву рассказа, многое надо будет опустить, но обратиться к событиям, которые станут объяснением появления моего главного героя
и темы очерка.

.....................

Зима с 1941-го на 1942-й годы была мягкой, но снежной и продолжительной, снег сошёл только в марте. Набухли почки на сливах, а вскоре появились и молодые листья на виноградной лозе. Солнышко стало дольше задерживаться на чистом небе и вот появились улитки. Это были особые - виноградные улитки, которые у французов считаются деликатесом. Появлялись они сразу после дождя. Бабушка уже частенько разжигала в огороде летнюю печку, чтобы что-то сварить или зажарить. Раскалённая плита, на которую я выкладывал улиток, быстро делала своё дело. Массивное тело моллюска мгновенно обретало нужную кондицию и аппетитный вид. Оставалось взять в тряпочку раковину и оторвать мускулистую "ногу" с головой и рожками, "мокнУть" в соль и отправить в рот хрустящее "мясо". Тут не надо быть французом, голод не тётка, а улитка действительно была вкусной. За таким занятием я почувствовал спиной грохот и скрежет, а, обернувшись, увидел над крышей нашего "Г"-образного одноэтажного дома, где проходила главная поселковая улица, на повороте дороги лёгкий немецкий танк. Я в них тогда ещё не разбирался, но его 30-ти тонная лёгкость стесала угол кладки и чуть задрала угол крыши. Выбравшись-таки на широкую часть улицы, танк остановился, вылез  немец, что-то выговорил водителю через люк и танк уехал. Больше танков я в Аутке не видел, но грузовые МАНы шныряли постоянно.
 Так бабкин дом "пострадал" от войны, а потом, в 1943 году получил дырку в крыше. Об этом у меня рассказ "Подарок Антонеску".
Оба моих дядьки к этому времени уже работали в шарашке "Marinebaumstelle" - морской строительной организации ( рассказы "Василий Иванович" и "Братья") и дело быстро уладилось - привезли мешок цемента, слегка подправили угол и подстучали железо. Руководил ремонтом сам бригадир-немец Херберт Шлоссер - паровозный машинист по гражданской специальности.    

.....................

 Макс Новохатский, отец Олега, по профессии был техником-строителем и работал мастером участка треста ресторанов. По приходе немцев зарегистрировался на бирже труда и был приглашён на ту же должность в фирму Маринебаумштелле, растворный узел которой располагался на обширной площади бывшего Хоз.двора на улице Гоголя. (Сейчас на этом месте стоит восьмиэтажный дом, в котором получила свою первую квартиру София Ротару). Там были обширные подвалы и множество товарных складов, которые и "освоила" фирма. Лесопилка на Ливадийской горке получала лес с лесоповала в районе Иссар. Там работали и мои два дядьки. Вся эта служба была в ведомстве Макса Новохатского и ему была придана служебная машина (ЗИС-101) и личный водитель. Так появился и главный герой моего повествования. Утром он подъезжал к дому Макса на ул. Литкенса и увозил его на участки работ и привозил  обратно к 3-м часам дня. БОльших подробностей не требуется. Остальное пишу с его слов при моих редких общениях с ним - взрослым мужчиной со своей военной биографией и связанными с ней перипетиями. Тогда я не всё понимал о происходящем вокруг нас, но сейчас я уже пишу, пропустив через мозги и сердце прожившего долгую жизнь человека.

....................

 Михаил Куржанский - уроженец одесской Молдаванки. Плод любви матери-еврейки Бэллы Перельштейн и беглого гданьского матроса Штефана Куржанского. От такого интернационального брака получился замечательный русский парень. Штефан с группой товарищей сбежали с кораблей Антанты в отряд Григория Котовского и стали бойцами Революции, что закончилась победой Советской власти и уходом интервентов
из Одессы. В 1939 году 19-тилетний  Михаил был призван в Красную Армию и служил во флотском экипаже водителем, с отличием закончив курсы. С началом войны отец тоже был призван в морскую пехоту, так что обоим пришлось защищать Одессу. В процессе службы по обороне Михаилу удалось навестить мать, которая сообщила сыну, что получила похоронку на отца, а вскоре сослуживцы сообщили Михаилу, что в родительский дом попала бомба и мать погибла вместе с ещё  несколькими соседями. Так Михаил стал взрослым сиротой. После 73-х дневной осады немецко-румынские войска ворвались в Одессу и нашим войскам пришлось отступить с частями Отдельной Приморской Армии в Крым и началась оборона Севастополя. После длительной осады (250 дней) Севастополь пал. Михаил попал в плен. Здесь никто не знал, что Михаил по матери еврей и он относительно легко миновал когти гестапо и
зондеркоманды. Пленных немцы часто гоняли на работы по расчистке улиц и развалин
и как-то раз выпал случай Михаилу отличиться: Шла расчистка улицы, ведшей от бывшего штаба Обороны в центр города. Подъехал грузовик MAN за группой немецких охранников, чтобы отвезти их на другой участок работ. Водитель заехал на бугор
 обочины и остановил машину, дал знать, чтобы грузились в кузов, а сам зашёл в руину облегчиться. По мере того, как кузов заполнялся немцами, машина тяжелела
и вдруг медленно покатилась назад. Откуда ни возьмись появился Михаил, вскочил на подножку, рванул дверцу и подтянул ручник. Оказывается, работая рядом, он проследил взглядом за водителем и быстро оценил ситуацию - на нижнем ярусе дороги работала группа наших пленных матросов и если бы машина покатилась назад и рухнула вниз, то жертв было бы не сосчитать, Плевать ему на жертвы немцев, но там, внизу были НАШИ ребята. Поначалу никто ничего не понял, но тут подскочил
водитель и начал хлопать Михаила по плечу и лопотать: Рус! Гут! Гут!
Если бы машина рухнула вниз, погибли бы не только пленные, но и немцы, набившиеся в кузов, а это трибунал. Немец перевёл стрелки на Михаила и дело приняло положительный для него оборот. Михаила расконвоировали и вскоре посадили за руль, узнав, что он водитель. Так он попал в ялтинский филиал фирмы Маринебаумштелле вольнонаёмным с правом свободного перемещения и выбора места проживания. Такие щедрости немцы позволяли себе в период военных успехов. После
Сталинграда и Курской дуги Михаилу вряд ли бы так повезло. Макс похлопотал перед начальством и Михаила определили его личным водителем, посадив за руль служебного авто бывшего секретаря райкома ВКПб.

......................

  23 августа 1942 г. у Макса Новохатского был день рождения (34 года) и фирма предоставила ему отгул на целые сутки вместе с машиной и водителем. Нам с Олегом в этот день исполнялось по 5 с половиной лет - тоже дата.  Мама с тётей Раей тоже взяли отгулы. Об этом сообщила нам с бабушкой мама, придя вечером 22 -го домой, в Аутку.
После нашего крещения я с Олегом больше не виделся, ибо после прихода немцев наши мамы больше не гуляли с нами по Набережной, хотя после падения Севастополя такие прогулки стали уже не опасны, налёты прекратились и немцы были уже не так подозрительны к гуляющей публике. Тем не менее у многих рамки передвижения резко сузились - дом, работа, рынок, комендантский час. Владелец патента на парикмахерские услуги  Зотик Артурович Карагланов - наш сосед по дому на ул. Морской остался проживать в своей квартире внутри двора, ибо она не пострадала
во время бомбёжки. На нашей стороне остались пустыми ещё две квартиры - две еврейские семьи, которых забрали в гетто и в декабре 1941 года расстреляли.

Детские впечатления многочисленны и своеобразны, поэтому сейчас, на девятом десятке лет, многое приходится опускать, чтобы оставаться в теме, хотя многое и забылось в деталях.
Поскольку парикмахерская работала до комендантского часа, мама выхлопотала пропуск. чтобы спокойно идти после работы в Аутку, а это,как минимум, ещё час.
Бабушка испекла пирог с инжировым вареньем для дяди Макса, а утром во двор прибежал Олег звать нас в машину. Бабушка осталась дома - коза, огород - и вообще, она не терпела праздного провождения времени.

...........................

ЗИС-101 - комфортабельная, 7-ми местная машина с кожаными диванами и откидным верхом. Дядя Миша сидел, естественно, на водительском  месте, дядя Макс рядом, на пассажирском, мама с тётей Раей сидели сзади, а мы с Олегом
уселись на откидные сиденья, стоя на коленках - так лучше видно вокруг и впереди.  Дядя Миша никак не реагировал на наши перемещения по машине. Тогда, очевидно, ещё не было строгих правил перевозки детей, как и не было никаких ремней безопасности, даже в Германии. Одним словом, мы поехали обратно в город, а потом свернули на Ливадию. Пригородные пейзажи мне уже были знакомы - папа частенько сажал иеня на бензобак, я вцеплялся в руль и  он неспешно вёз меня домой, забирая из садика  или привозя в садик. Несколько раз он завозил меня к бабушке в Аутку, но такая езда не позволяла мне глядеть по сторонам. В машине же всё  иначе и вот мы подъезжаем к Ореанде. Здесь дорога раздваивается. Одна ведёт
налево, вниз - Нижняя дорога, а наша сторона уходит вверх, на Алим, потом переваливает через небольшой перевал и идёт в Кореиз, Гаспру, Мисхор , Алупку и далее по местечкам и аулам, где мне тогда повезло побывать. Забегая вперёд, должен сказать, что тогда эта поездка заворожила меня и вскоре эти места стали для меня родными, когда я, спустя года, сел за руль собственного мопеда, мотороллера, мотоцикла и авто. В посёлках по пути пестрели базарчики с множеством снеди местной национальной кухни - шёл 1942 год, самый спокойный в период  оккупации. Немцы вели себя как дома среди своих - война была далеко за пределами Крыма - затишье перед бурей. Беспокойство начнётся для них с весны 1943 года и особенно с той поры, когда наши возьмут Ростов на Дону. Начнутся еженощные бомбёжки, воздушные схватки и корабельные артобстрелы. Но и нам было жутко - снаряды и бомбы не различают своих и чужих.
А сегодня день был чудесный, солнечный, но не жаркий. На заброшенных делянках зрел виноград. В одном месте, кажется под Оползневым дядя Миша остановил машину, полез на бугор и принёс несколько кистей винограда и всех угостил.
Перед Голубым Заливом остановил машину и спросил, обращаясь ко всем сразу:
Куда поедет машина. если я отпущу тормоза? Все разноголосо закричали: Вперёд!
это было очевидно. Но когда Миша снял ногу с педали, машина медленно покатилась назад. Удивление было всеобщим. Молчал один дядя Макс, он уже знал особенность этого участка местности. проезжая здесь по инспекторским делам, курируя строителей и ремонтников. Спустя годы. я сам на своей машине убедился в этом феномене. Спустились к Симеизу и поехали по Нижней дороге. Ненадолго задержались перед Ласточкиным Гнездом. Дядя Макс делал фото. Наше не сохранилось, к сожалению. Подъехали к Ливадийскому дворцу со стороны Пажеского корпуса и все вышли для прогулки  и я увидел впервые Царский Дворец, но не сразу. Прошли куртины с великолепными и обильными розами - воздух был напоён их ароматом. Пажеский корпус был приспособлен под офицерский санаторий, немцы, кто в расстёгнутом кителе, кто в халате, сидели на подоконниках, жестами и возгласами приглашая в гости. Это относилось, разумеется к маме и тёте Рае. Дядя Макс  с Мишей Куржанским шли чуть сзади и улыбались про себя.  Прогулка проходила без эксцессов, не было никакой охраны и проверки документов. На переднем стекле машины был закреплён спец.пропуск и нас за всю дорогу не остановил ни один блок-пост, хотя, по правде сказать. я не помню, были ли они вообще. Обойдя фасад, мы вернулись к машине и через полчаса были в Ялте. Нас отвезли к бабушкиному дому и больше я с Олегом не встречался. Время наступало грозное - стало не до прогулок.

  ПОСЛЕСЛОВИЕ.

Зло наказано, добро торжествует. В Результате ТРЕТЬЕГО СТАЛИНСКОГО УДАРА Крым был освобождён от оккупантов. Закончилась оккупация освобождением Севастополя
9 мая 1944 года и началась денацификация. 18 мая были депортированы крымские татары, в июне греки, армяне, болгары и прочие нацмены. Одновременно производилась чистка коллаборационистов, т.е. сотрудничавших с оккупационными властями. Куда делся Михаил Куржанский  - мне неведомо. Семья Новохатских загремела на Урал. Климат там не южнобережный и Макс через  два года отправился на небо. Тётя Рая через год вновь вышла замуж за начальника охраны зоны и родила дочь. Олега забрали дед с бабкой по материнской линии. Мой старший дядька Василий Иванович Зиганиди попал в Мордов.лаг. С ним всё-таки разобрались - участник установления советской власти, дважды бывший под расстрелом врагов. Но в Ялту не разрешили вернуться - грек! Дядька Григорий Иванович загремел в штрафбат. Маму многократно вызывали  по ночам на допросы в НКВД. Закончились эти перипетии со смертью дорогого вождя товарища Сталина. Раиса Дмитриевна уехала с мужем  Притулой Парменом Остаповичем во Львов, откуда он родом. Олега забрала к себе. Со временем он стал руководителем  детского театра. Это всё, что мне о нём известно, мы никогда более не виделись.О себе: получить доступ к высшему образованию не дали, в партию не пустили, заявив: причин отказа мы не объясняем!
Спустя много лет я перестал об этих препятствиях жалеть, пережив развал родной страны, пребывание в составе Украины. Остаётся тихая радость возвращения в Россию.

Рекомендуемое чтение к теме в меню на главной странице: МОЯ ПРОЗА.МЕМУАРЫ.
"Накануне", "Ялтинское лихолетье" в 4-х частях,  "Братья", "Василий Иванович",
" Подарок Антонеску"