Материя

Сладкий сон. Пробитый череп.
Средь титановых пластин
померещился мне берег:
он один и я один.

Мы — прибитые к кровати,
подбородок весь в слюне,
рядом женщина в халате
растворяется во мгле.

Посмотрел на тумбу слева:
ваза там, а в ней — цветы.
Верил, что любовь не меркнет,
думал, что приносишь ты.

Оказалась, то — соседу,
ну а мне — таблеток горсть.
Передача по наследству:
боли, тремор и невроз.

Первый год друзья ходили —
это много, вам скажу:
я внутри, как холодильник,
а снаружи — абажур.

Холод, свет в моих тоннелях,
ярок день и ночь светла —
среди этой канители
как не выжить из ума?

Перед вами — лысый овощ,
что не бреется, мычит.
Он не просит выдать помощь,
он не просит излечить.

Да, любовь — непостижима,
но зачем она нужна,
если не хватает силы
подтереть обвисший зад?!

Руку высуну в окошко,
заглотну безвкусный борщ.
Душу снегом запорошит —
ты не сможешь мне помочь.

Календарный лист слетает,
год за годом жму кровать.
Как хотелось бы детально
наши чувства описать!

Но теперь я просто псина,
что кивает головой,
с мастурбацией посильной
на своей передовой.

С каждым годом всё сложнее:
забываю алфавит —
юг упрятался за север,
потухают фонари.

Где-то мысленно стареешь,
жаль, не видно бледных скул —
побегу к мечте скорее:
подгоняет жидкий стул.

На десятый год полегче:
изменились речь, лицо,
и внутри уже не мечет —
отказались мать с отцом.

Мне за сорок, я же знаю,
как устроен человек,
ведь не зря меня вязали,
пригласивши на балет.

Злоба щуплая, обманы,
сбитый сон и лишний вес.
Полюбили — обокрали:
всё дешёвка, ширма, блеск.

Деньги, сволота, уколы,
сучий вой и тяжесть век:
вечно всеми недоволен —
глюки и плаксивый бред.

Если раньше, как собака,
то теперь змеёй ползу:
лишь меняются палаты,
а кровать зовёт ко сну.

Двадцать лет в одной кабине,
и по кругу самолёт,
лишь одна тому причина:
я — контуженый пилот.

И со мной всё так и будет:
цирк, огонь в медовой лжи —
так что берегите груди,
сердца муки муляжи.

Я своей рукой сухою,
взяв короткий карандаш,
распишу через мозоли
свой последний инструктаж:

откажитесь лучше сразу
от общения со мной;
угол синий — угол красный:
взгляд уверенный, косой.

Пусть глаза мои тупые,
с роговицей в молоке,
отвлекают вас от крыльев,
что проснулись в старике.

Что такое? Свет редеет,
слышен стук: разряд, разряд!
Со своей больной идеей
я был выброшен назад?

— Откачали, всё нормально.
— Значит, это страшный сон?
То есть, как не забирали?
Не пробито было дно?

— Да, всё правильно, решили:
этот мир не для тебя,
эластичная пружина,
ты — эстетик бытия.

Псина, вошь, бомжа товарищ
и больничный наш клиент:
поживи, ещё наваришь
пулемётный свой контент.

— Нет, спасибо, цирк окончен,
слишком долго, сволочь, шёл. 
Так, без всяких проволочек
срочно ставьте мне укол.

Тот, контрольный, самый-самый,
что хранили до суда:
искривлённая осанка
в миг исправится сама.

Я любил и был любимым,
был богатым, бедняком:
вы меня похоронили —
значит, точно по делом.

Жар укрыл холодной тиной,
за плечами — тишина,
если даль — одна витрина,
то зачем она нужна?