Мышкин, фуд-молл и Варшавский вокзал

- Флюидами позитива метафизического пространство окружающее насыщенно весьма, - в виде подобной словесной конструкции озвучил свой восторженный мыслеобраз Лев Николаевич Йода, прибывши со строящейся станции метро "Горный институт" ("Швейцарская") на нулевой таер Варшавского вокзала. Уже целый час он шагами ног перемещал праздничное пространство открывшегося перед его прибытием фуд-молла, незаметной серой мышкой из княжеского рода мелькая в разных точках этого архитектурного сооружения. Слегка утомившись, их светлость изволилЪ откушать чудейсного кофию со свежевыпеченной булочкой.

После трапезы князь несколько осоловел и расстегнул свой лёгкий китайский пуховик, не сданный заблаговременно при входе в гардеробЪ.
- Жарко!? - с неделикатной усмешкой спросил его сосед по столику, полноватый безволосый мужчина солидного возраста и вида.
- Очень, - ответил Лев Николаевич. - и заметьте, это ещё штат истопников не вышел пока на работу*

*(действительно, в тот день вместо истопников работал аттракцион психологической разгрузки для девушек "Почувствуй себя Настасьей Филипповной", где желающие особы могли бросить в печку свёрток метафорических социумных ценностей, и, пережив состояние романтично-пафосной истерики, достигнуть абсолютного катарсиса)

- Пригожиных знаете? - продолжал задавать вопросы князю сосед по столику.
- Нет, не знаю. Я ведь, в силу болезненности своей, вообще мало кого знаю. Это вы Пригожин?
- Да. Пригожин. Парфён.
- Да уж не тех ли самых Пригожиных, - с испуганным удивлением спросил сидевший по другую сторону от него человек, по виду чиновник из мэрии с бегающе-бегловатыми глазками, ожидавший за столиком свой (гос)заказ, - из наследников того самого почётного гражданина, ушедшего на покой и миллионы чистого капитала оставившего!?
- Да, тех самых, - перебил чиновника Пригожин. - А ты откуда об этом узнал? Ишь ведь. Прихвостнем полез. Ведь я тебе не копейки не дам, хоть ты тут вверх ногами передо мной пляши...

Далее случилось внезапное появление в кадрах бытия Фёдора Михайловича Достоевского (Царствие ему Небесное), желавшего сообщить собравшимся нечто очень важное, но это уже совсем другая история.