Остров сокровищ

История России в двух словах.

Вся Россия для нас Бородинское поле
И никто не придумал лекарство от бед.
Кто поймёт, как она, задыхаясь в неволе,
Одержала немало великих побед.

Мало счастья досталось народу  России,
Где долины и горы, одна благодать!
Вроде сеяли много и много косили,
А добра до сих пор ни купить, ни продать.

Но народ не поднять ни кнутом, ни соблазном,
Ни стрельбой из «Авроры», ни криком гусей.
Или, вправду, за что-то он богом наказан,
Или водит в пустыне его Моисей?

От рожденья народ без вины виноватый,
Где свои оказались опасней врагов.
Ждёт и ныне в хлеву золотые палаты,
Не снимая с души многолетних оков.

Жил великий народ на Днепре и на Каме,
И работал до пота, а пил - до зари,
Не по этой причине, конечно, веками
Время шло. И на троне менялись   цари.

Били в рельсу, трудиться людей собирали,
Возводили заводы, дома, хутора.
И Демидовы русскую сталь на Урале
Из руды выплавляли для пушек Петра.

Их неделю везли на конях до Полтавы,
Где союзники Карла собрали войска.
Но с позором  покинули Русь скандинавы,
Как потом оказалось, уже навека.

Но, французский герой, покоритель Европы,
Захотел прогуляться по нашим краям.
Пересёк он внезапно долины и тропы,
Дав сигнал для охоты своим егерям.

Запрягали коней, почитая  скрижали,
Не считая потерь, кто здоров,  кто убит.
И героев, по-прежнему, бабы рожали,
Чтобы землю спасти от врагов и от обид.

Освященный, как знаменем, дедовской шашкой,
Повстречав супостатов незваных косяк,
Помолившись на крест под нательной рубашкой,
Им не дал развлекаться  российский  казак.

Долго гнали врагов,  добивали как вшей их,
Не давая покоя зимой и весной.
И покорно носил, не снимая, ошейник
И георгиевский орден мужик крепостной.

Не забудет Отечество воинов многих,    
От простых мужиков и до царских корон.
Как деревни встречали слепых и безногих,
Поминая кормивших на поле ворон.

Загрустили капралы  от русской дубинки,
Потускнел у противника блеск орденов.
Не забудут французы далёкой глубинки,
И победу без  славы  под Бородино.

Так случилось у них,  ни деревни,  ни бабы
На обратном пути. Только снег да мороз.
Даже дьявол, и тот не занёс их сюда бы,
Где на вилы французов берут, как навоз!

До Парижа, как видно, не все  добежали,
И на Эльбу отправился жить Бонапарт.
Только лошади в битвах храпели и ржали,
Уточняя границы  для будущих карт.

Как ни трудно, но всё же беда миновала,
Долго вдовы в деревнях кричали навзрыд
И кормильцев почивших несли с сеновала,
И последний был в землю родную зарыт.

А потом,  разойдясь по соломенным хатам,
Низко кланяясь, чтобы не видели слёз,
Выходили всем миром с женой или с братом,
Чтобы  сеять для барина лён и овёс.

Помянули героев. Кто пеший, кто конный,
Не позволил у нас потешаться врагу.
Горько плакали бабы,  молясь у иконы
В опустевших домах на крутом  берегу.

 И потом, повинуясь традиции древней,
До утра это было,  пока рассвело,
Дрались пьяные долго деревня с деревней,
Как обычно дерётся село на село.

И,  хоть били без злости, но всё получалось,
Так как выпито было всё зелье до дна!
И испугано в небе плыла и качалась
Не однажды видавшая виды луна.

И старик- ветеран от суворовских боен,
Хоть калека на деле, а в сердце солдат,
Бил отважно своих,  как георгиевский воин,
Вспоминая, как шёл на него супостат.

В общем, надо сказать,  от души поработав,
По десятку чужих положили в гробы.
Хорошо, что не делали бабы абортов,
И росли мужики на селе как грибы.

А потом, как всегда, после первого круга,
Ожидая из Цюриха слово вождя,
Всей Россией,  как рыбу, глушили друг друга,
Будто он, вместо бога, хозяин дождя.

И с тех пор, после выстрела грозной «Авроры»,
Развлекался,  как мог, не один аферист.
До сих пор не способны понять прокуроры,
Как страну погубил неудачный юрист.

Где крестьянин, согнувшись над тачкой горбатой,
Втихомолку усатых вождей    проклинал,
Воздвигая досрочно киркой и лопатой,
Свой погост,  «Беломоро-балтийский канал».

Тот, кто в общем строю, как положено, в ногу,
Шёл, при том никогда  не нарушив ряды,
Был своим, а других убивали помногу,
Или в шахты везли на добычу руды.

 И, поняв для кого предназначена плаха,
А поместья свои поменяв на тюрьму,
Сотни лучших умов в полосатых рубахах
Вспоминали Париж, увидав Колыму.

И крестьянин лишился и дома,   и крова,
Бесполезно  кричать, как на вилы залезть.
Продотряду  досталась овца и корова,
Разрази их господь, он же всё-таки есть.

Чингисхан никогда бы не сделал такого,
Выбивая ворота ударом бревна.
Но Россия молчит со времён  Салтыкова,
И, как знаем по книгам его, Щедрина.

И от первого дня, до седого затылка
Сталинградскую битву запомнил старик,
Так же,  как на троих разливалась бутылка,
Раздавалась винтовка одна на троих.

А у тех,  кто отведав немецкой шрапнели,
Пал в бою, как положено, в землю лицом,
Для ещё не убитых снимали шинели,
Засыпая землёю бойца за бойцом.

 Но костёр не зажечь на сгоревших поленьях,
А без ветра корабль никуда не плывёт,
Так надежда того, кто стоит на коленях,
Лишь на бога,  и то, для кого повезёт!

Не могу я понять, где конец бездорожью,
И, хотя бы , намёк на крутой поворот,
Чтоб народ накормить им посеянной рожью
И, во лжи, отыскать переход или брод.

 Не меняется  Русь, словно остров сокровищ,
Где без спроса снимают чужое бельё.
Только страшное полчище новых чудовищ
Беспощадно насилуют тело её.

До тех пор, до которых державной печатью
Продолжают орехи колоть, как дрова,
Нет дороги народу ни к миру, ни к счастью,
А Россия одна без него,  как вдова.