Иван Кашпуров

ИВАН КАШПУРОВ
(1926-1997)

Вечер в хате. Мать сидит –
в руках шитьё.
Божья Матерь строго смотрит
на неё.
А меж ними – голубой телеэкран.
Маму в Лиму уводил он,
в Тегеран;
И для мамы пела Зыкина не раз,
С лебедь-Майи не спускала мама
глаз…
К маме в гости целый
мир приходит сам
и возносит душу мамы
к небесам.
Мир приходит беспокоен
и велик
и уводит маму в сторону
молитв.
На коленях аж до первых
петухов –
жар моленья о прощении
грехов.
С той же силой о здоровье
просит мать,
чтоб хватило мочи хлебушек
убрать.
В сонной хате речь заходит
про житьё.
Божья Матерь долго слушает её.

НИКТО НЕ ЗНАЕТ

Никто не знает, что я ранен,-
работой боль свою глушу.
Я только с виду горожанин
и эту видимость ношу.
Я помню сто степных дорожек
и свист косы, и пот с лица,
и это все меня тревожит,
болит и ноет без конца.
Привычен к лифту в доме нашем,
хожу по скверам, площадям.
А сердцем рвусь в просторы пашен
да к ветроногим лошадям.
Не знаю, что мне жизнь подскажет,
как помирю себя с собой?
Мне в городской квартире даже
перепелиный слышен бой.

РОДИНА

С этим словом мне всегда рисуется
ясень у дощатого крыльца,
гуси косолапые на улице
и поля без края и конца.
Память сердца сберегла мне многое:
только гляну мысленно назад –
вижу, как орава босоногая
мчится в школу через Жуков сад.
Вот мальчишкам сливы переспелые
ветка, нагибаясь, подает;
вот над степью, от полыни белою,
солнце недоспавшее встает.
Дед Кузьмич с дубинкою кизиловой
гонит стадо к Михневой горе,
а в яру, заросшем девясилами,
я смотрю картинки в букваре.
Сенокос, костер, толкуют бороды,
кони щиплют сладкую траву, -
это все мне памятно и дорого,
это все я родиной зову.
С этим словом мне всегда рисуется
ясень у дощатого крыльца,
палисадник, дремлющая улица
и поля без края и конца.

Я ВЕРНУСЬ

Отпечалятся трубы, привыкшие к горю,
и нетвердой походкой уйдут трубачи.
Над могилой моей холмик вырастет вскоре,
и взгрустнет в изголовье побег алычи.
В повседневных заботах утешатся дома
и начнут привыкать к слову жесткому – был.
В это время вернусь я не грохотом грома, -
песней трав, что когда-то сложил и забыл…
Я любил мою землю любовью звериной,
и она отвечала взаимностью мне;
и найдется строка, что другие отринув,
прозвенит в молодых ковылях по весне.
Прозвенит по степям предкавказским России,
что иду я лощиной, сбивая репье,
что роса холодит мои ноги босые,
как в далекое сирое детство мое…
Вон горошек цветет,
а вот – солнечный лютик,
и спокойное небо над миром над всем…
Отдохните от слез, мои близкие люди, -
я вернусь к вам,
вернусь не на срок – насовсем.