Одиночество. По А. И. Куприну. гл. 2

2

На мель наткнуться из боязни,
Вдруг пароход замедлил ход,
Чтоб избежать подобной казни.
Не знаю, был тогда уж лот?

Движенье дальше парохода
Зависит от глубин реки,
Но чтоб найти им путь для хода,
Судно; как будто берегли.

А берегли — глубин замером,
Матросы, сидя на носу,
Кричали вот таким манером,
На всю ночную красоту.

В тех звуках — и унынье, скука,
Что были в тёмных берегах,
С дневным пейзажем, как разлука;
А муж держал её в руках.

В его пальто тепло ей было,
Тесней «прижалася» к нему,
Всё глубже счастье ощутила,
Доверье выказав всему.

Мелькнула на холме беседка,
По ходу, правом берегу,
Мелькали люди словно в клетке.
Освещена — в своём кругу.

— Смотри, вот прелесть-то какая!
Пожить бы нам с тобою здесь,
Она совсем, как кружевная,
Сочла бы я для нас за честь.

— Князей Ширковых то именье,
Людей богатых и простых,
И я здесь жил, как по веленью,
Учителем я был у них.

Молчал он, более ни слова,
Но вдруг раздался лёгкий смех,
Она была давно готова,
Узнать в подробностях о всех.

Он сам считал, что ей приятно,
Узнать, как вхож был в этот дом,
И будет очень ей занятно,
Узнать подробности о том.

Взыграла с силой его гордость,
Хотел себя представить он,
Хотя и репетитор — должность,
Князей вниманья не лишён.

— Английским лордам подражая,
Ширковы жили широко,
Себя подать, не унижая,
Владеть уменьем — нелегко.

Со мной общались, как с своими,
Я был, как близкий человек,
Обласкан как бы был я ими;
Семейство удивляло всех.

Прогулки, игры и спектакли,
Бежала весело пора,
Деньки такие уж иссякли,
Об этом помню я всегда.

Спокойно выслушав всё это,
Один лишь гложет сантимент,
Ей больно думать, что в нём где- то,
Счастливый жил ещё момент.

Его моменты жизни прежней
Могли бы лучше ещё быть,
Чем жизнь теперешняя с ней же,
Чем с ней теперь ему так жить.

Уже беседка скрылась с «виду»,
Но Вера Львовна всё молчит,
А муж, не поняв всю обиду,
Рассказ свой далее всё частит.

— В любовь играли все, конечно,
На даче без того не жить,
Играли все, любовь ведь вечна,
Иначе не могло и быть.

Услышал голос он спокойный:
— А ты ухаживал за кем?
-- Тебя признают недостойным,
Так мне отказывать зачем?

Вращался в обществе культурном,
Раман имел я с Кэт, княжной
Расценят поведенье ду;рным,
Безнравственный ты и смешной.

Ей лет шестнадцать, но не полных,
Развязна де;вица, дерзка,
Пыталась мной досуг заполнить,
Она мне льстит так чуть слегка:

— Не нравится никто из здешних,
Тут влюблены уж все в меня,
Но из мужчин Вы только лестный,
Какого предпочла бы я.

Наверно с Вами можно много,
Вы не дурны собой, умны,
Женою Вашей же, увы,
Быть не могу, ведь жизнь же строга.

Мне с Вами было бы приятно
Здесь лето вместе провести,
И много радости внести…
Дала понять я очень внятно?

Стараясь говорить небрежно:
— Приятно ль было с нею Вам?
Охрип вдруг голос её нежный:
— Таскаться с нею по садам?

Что причинил ей боль признаньем,
Давно уж понял Валентин,
Вошло в хвастливое сознанье.
Но мысль – такой он не один.

— В любовь играли мы всё лето,
Потом уже расстались с ней,
Имел спасибо я за это,
Что не отверг её затей.

Что не скучала, а блистала,
Надежд не потеряла всех,
Когда замужнею бы стала,
Со мной ей встретиться не грех.

Мне гадкое воспоминанье,
Веруся, этот мой весь сказ,
Он прежней жизни покаянье, —
Закончил Валя свой рассказ.