Таланту Л. Н. Толстого. Милый и бесценный друг!

        Княжна была столь же беспорядочна,
как отец её порядочен.
Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо,
словно в нём был мир событий новых.
Письмо было от ближайшего с детства друга княжны;
друг этот был та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых.
    Жюли писала:  «Chere et excellente amie,…» *
* «Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука для нас!
Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия - в вас,
что, несмотря на расстояние, которое разлучает нас,
сердца наши соединены неразрывными узами, моё сердце возмущается против судьбы
и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают в этот час,
я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца
со времени нашей разлуки в последний раз.
Отчего мы не вместе, как в прошлое лето,
в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»?
Отчего я не могу, как три месяца тому назад, вместо ожиданий
почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде -
кротком, спокойном и проницательном, которым одарил вас ваш батюшка сам,
который я так любила и который я вижу пред собой в ту минуту, как пишу вам?
_______
Л.Н. Толстой. Война и мир. Том первый. Часть первая.
XXII (отрывок)
    Княжна была столь же беспорядочна, как отец её порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот был та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых.
Жюли писала:  «Ch;re et excellente amie,…» *
* «Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу пред собой в ту минуту, как пишу вам?