Светочи науки и прогресса

Есть в городе на букву «О»
Один научный институт.
Посёлок близко от него,
Сплошь садоводы в нём живут.

Теперь директором я в нём –
Всё время шёл я к этой цели.
И должен думать я о том,
Чтобы плоды не дешевели!

Наш институт известным стал.
Ученых труд – его основа.
Сад больше яблоней блистал,
Заслуга, ясно, в том Седова.

Да, пусть не только лишь его!
Успех на многих тот держался.
Но раз селекцию он вёл,
То самым главным и считался!

Везде себя он продвигал!
И не дай бог, чтобы иной кто
Его хоть в чём-то обогнал,
Блеснул научною работой.

Пока проект тот продолжал,
Наш корифей его не трогал.
Но вот пришёл труду финал –
Он до конца прошёл дорогу!

А значит, прекращён поток
Финансовых всех поступлений.
И нужен нам опять рывок –
Другой проект, и чтоб был ценный!
 
И тут наш мудрый корифей,
Тотчас же объявлял народу,
Что тот, мол, потерял «трофей»,
Что больше нет уже доходов.

Тот не способен труд вести,
Чтоб сохранить все поступленья!
Вот сам-то он всегда «в чести»,
Хотя и без изобретений!..

Он выдаёт свои сорта,
Исправно. И он – академик!
Кому нужна наука та?!
Нам главное, чтоб больше денег!

И что же, что подвоев нет!
Всю жизнь используем мы вставки*;
Мы вставим их в любой сюжет,
И в сорт любой внесём поправки!

Неважно, что их век недолгий
И что ломаются они!
Под сучья вставим мы подпорки –
Продлим заботливо их дни!

А всех «бездельников» прогнать,
Чтобы от дел не отвлекали!
Мы будем яблони сажать
Как и до нас всегда сажали!

В Москве коллекция вон есть –
Колонновидных яблонь**. Ими
Прореху мы починим здесь,
За счёт почившего Кичины…

Им мы отдали землянику,
Она тут вовсе не нужна!
Прогнали ту, что прочим в пику
Селекцию вела одна!

Её у нас тут быть не должно!
Здесь корифеев только два!
Седов, понятно (как же можно?!)
И я, конечно! Голова!

Есть электронный полубог –
Недаром он кровей корейских!
Любого «обойти» бы смог,
А как он мудр в делах житейских!

Директора (мой) заместитель!
Где выгодно, всегда готов
Такой продвинутый воитель
Без соли съесть моих врагов!

Потомок славный, из германских,
Что проходимостью взяла,
Где ложью, лестью или лаской,
Где тупо наглостью прошла!

Когда-то, в молодые годы
Самца себе оторвала,
В большой семье создав невзгоды.
Детей его обобрала…

И не одна она такая.
Есть и другие образцы,
Что жить за счёт лохов желают.
И правильно! И молодцы!…

А бухгалтерия уж наша
Кого угодно оберёт…
Отнимет деньги, всё растащит,
А надо – обнулит свой счёт!..

И главный вор – бывший директор
Теперь героем тоже стал.
Он – доктор, значит, тоже вектор;
Что ж, что не сам труд свой писал!..

Да «звёзд» мичуринских когорта,
Ну, надо ж!.. Дома не нужны!..
А нам других не надо просто,
Они ж – находка для страны!


***
Теперь от автора два слова –
Позвольте мне здесь слово взять! –
И о «светилах» наших снова,
Чуть, в дополненье, рассказать.

Директор тут профессор Князев;
Ах,  академик он теперь!
Достоин он моих рассказов,
Хоть неучем был. Но не теперь!

За счёт других всегда блистал!
А посмотри в его диплом –
Науки преодолевал
На тройки, пополам с грехом.

Он в диссертации «своей»
Не знает толком ни крупицы!
Зато тех, кто его умней
Замажет так, что не отмыться!

Быть может, это исключенье?
Нет, то за правило взято!
Зачем директору ученье?
А окружение на что?

И диссертацию напишут,
Статеек нужных настрочат…
И вот «светило» в люди вышел!
Он – академик, так-то, брат!

За что любил его Седов? –
Во всём был на него похожим!
Покладист, и без лишних слов,
Да, из Воронежа он тоже!

Седов – вот главное «светило»,
Скоро ему уже лет сто!
Давно уж академик. Было! –
Он много делал, правда то…

Был главным селекционером,
И потихоньку умных гнал***!
Чтоб всем был лучшим он примером!
Никто чтоб славы не стяжал!

Выкидывал он без пощады
Тех, кто был знаньями сильней.
Ему таких людей не надо,
А значит, прочь их из дверей!

Подход к селекции был тонок:
К парше**** устойчивость искал.
Здесь Жданов – ас, фитопатолог, –
На стойкость яблонь отбирал.

Селекционная работа,
По сути, зиждилась на нём.
Ведь если б не его метода,
Ждал институт бы тот подъём?!

Но вот Седов добыл «колонны»,
И тут же тему изменил!
С паршой работать нет резона;
Помощник уж не нужен был…

Был жив Кичина – их, как автор,
Не очень-то ему давал.
Теперь же без преград новатор
На них, что надо, обменял.

В Европе те «колонны» были –
Давно уж пройденный этап.
Но в нашей матушке России
Всё до поры под спудом, «клад»…

Всё новое здесь исчезало…
Он обменял или добыл!
«Светилом» люди называли,
А он труды других гноил*****…

Шёл вверх, таланты все рубя,
И первых – тех, кто рядом был.
Тупыми окружив себя,
Лицо своё он не хранил…

Светило это бы в музей!
Как возвышать себя, губя
Вокруг всё. «Труд мой для людей!»,
По факту ж – только для себя.

И всё ж в почёте раньше был.
Но сколько ж мысль уничтожать?
Он лишь посредственность любил,
Да яблоню везде сажать!

Какие кадры – просто чудо!
Обманут всех и оболгут
Те подхалимы, лизоблюды;
И даже глазом не моргнут!

Над чем работали всерьёз,
На ветер пущено давно.
Черешня, груша, абрикос
И земляника заодно!

Какие были достиженья…
Давно уж их простыл и след.
Какие вишни – загляденье!
И тех давно в помине нет…

Ну, а наш нынешний директор
Всё время паразитом был.
Была тут Огольцова – вектор,
За счёт неё он вверх и плыл!

Сорта смородины «ковала»,
Из года в год, как вол, трудясь.
И все труды сама писала.
Он же всё получал, как «князь»…   

Коллекция ему досталась,
И, уж не ведая проблем,
Его «работа» продвигалась,
Не задевая трудных тем…

С успехом плыл он по теченью,
Всё делал, что ему «велят».
И преуспел! Кругом везенье!
Теперь откормлен и богат.

Торговый бизнес он настроил –
Кто «в должностях», тем нет преград!
Законы рынка он усвоил –
Что где добудет, то продаст.

Статьи ему другие пишут.
Он «школу создал» для того!
О чем писать, всегда отыщут.
И даже спишут – что с того?

Ведь для того и молодёжь!
Не избалована пока
И без претензий. Что даёшь,
То и возьмёт наверняка!

Да и зачем им отличать
Фальшивых истин позолоту…
Лишь бы могли те процветать,
Кто званьями прикрыл пустоты.
 
За малость поблагодарят!
А академик – он как Бог!
Регалии-то породят
В их душах молодых восторг!

Сравнить им не с чем! Хоть сорта
Уж лучше были век назад!
Зато какая красота –
Что ни предложишь, нарасхват!

Вот такова теперь наука,
Таков научный институт.
А новые сорта – не штука!
Их сколько хочешь накуют!

Вопрос вот только, много ль стоят
Сорта такие в наши дни?
Увы, немало… Ведь достойной
Замены нет им. Лишь они

Остались. Всех уж разогнали,
Кто мог и лучше, и честней.
А сколько сора там «создали»
«Светила» эти наших дней!

Прекрасно продают чужие,
И даже старые. Сойдёт!
Всё повторенье в этом мире!
Зато и слава, и почёт!

Здесь кто-то скажет: «Но возможно,
Что так бывает не всегда?»
Почти всегда! И врут безбожно,
Спецы научного труда!

Была бы их на это воля,
Всё б уничтожили! Начать
С нуля б, чтобы их главной роли
Никто не смог бы отобрать!

А если кто-то что-то сделал,
Пусть отдавали б сразу им!
Потребностям их нет пределов –
Мечта же – сделать всё СВОИМ!



* Вставками называются вставочные подвои, которые прививаются на выращенный из семени (семечковый) подвой. На семечковом подвое дерево будет очень большим. Во многих странах ведут селекцию, чтобы получить среднерослые и слаборослые подвои, которые снижают рост дерева. Посадки из них более плотные и высокоурожайные, и убирать урожай легче. В России такая селекция была прекращена и заброшена ещё век назад; нелегко было вывести достаточно зимостойкие подвои. Нужны соответствующие исходные формы, а такие есть только на юге и за рубежом. Поэтому стали использовать малозимостойкие промежуточные вставки, Их прививают на подвой, а сорт – уже на вставку. Но когда в стволе дерева две прививки, когда дерево нагружается урожаем, оно становится непрочным и ломается гораздо быстрее.
** Колонновидные яблони получили распространение в середине прошлого века, особенно в Великобритании. Оттуда были завезены в Россию, в Московский институт, ряд сортов такого типа профессором В. В. Кичиной, который и работал с ними. Это ограниченного роста яблони: отличаются отсутствием ветвления; это ствол, переходящий в единственную ветвь, на которой размещаются плодовые веточки (кольчатки) с плодами. Такие яблони прозвали «колоннами». Они бывают высотой 1,5–3 м. Их преимущества – удобство выращивания, близкое размещение деревьев друг от друга и очень высокие урожаи с гектара. Но они недолговечны, плоды бывают крупными только в первые 2–3 года, пока их немного. Когда их много, деревце не справляется с поставкой питательных веществ, плоды мельчают, большая часть завязи осыпается. Из-за перегрузок деревья страдают от болезней и вредителей, падает зимостойкость, они быстро стареют. По этой причине от них почти везде отказались. В России с ними только начали иметь дело.
*** В разное время из института были выжиты выдающиеся и известные учёные: селекционер по косточковым культурам (вишне и черешне) Аделина Фроловна Колесникова (в то время директор института); учёный в области агротехники ягодных культур Юрий Викторович Осипов (много лет успешно возглавлявший институт); учёный в области агрохимии Валентина Степановна Громова; селекционер по чёрной смородине Огольцова Татьяна Петровна; селекционер по землянике, автор этого произведения; научный сотрудник лаборатории зимостойкости Светлана Викторовна Резвякова; учёный в области фитопатологии семечковых культур (яблоня и груша) Владилен Васильевич Жданов; учёный в области агрохимии Мотылёва Светлана Михайловна; молодые перспективные ученые по семечковым культурам, молодые ученые по яблоне и груше Владимир Ильич Павлюк и Наталья Ивановна Панова. Уже после того, как стал директором Князев С.Д., вынуждены были покинуть институт селекционер по косточковым культурам Елизавета Николаевна Джигадло и учёный в области хранения плодов Андрей Леонидович Никитин. Оборвались карьера и жизнь селекционера по подвоям семечковых и косточковых культур Юрия Константиновича Вехова
**** Самое широко распространенное в России и вредоносное заболевание яблони и груши, от которого сильно страдает качество плодов
***** «Неугодные» темы закрывались, неугодные люди выживались любыми способами, не выделялись участки под опыты, не одобрялись сами опыты, не принимались лаборанты и младшие сотрудники к тем, кто в них нуждался, вплоть до грубого обмана – сначала говорили «да, пусть приходят», а когда человек, уволившись в другом месте, приходил, ему говорили, что его не могут принять на это место. Либо пусть идёт на другое, либо пусть не рассчитывает на работу вообще. Ни на что не выделялись деньги. Если кто-то из «неугодных» ехал куда-то по службе, делать это мог только «за свой счёт». По привезённым документам деньги за командировку получали совсем другие люди. Работать и получать на это средства могли только те, кто работал на него, либо с его одобрения. По сути, никаких препятствий не было в работе лишь по яблоне и смородине. Сотрудники (кроме тех, кто работал не него) приветствовались только те, кто ничем не превосходил по знаниям академика, работа которого началась ещё лет 70 назад. Сам он мог пойти и на обман, чтобы получить деньги для «своих нужд»


Фото из Интернета