разрыв шаблона

Разрываю пятницы по шаблонам,
вот и эту тоже - не запивая.
Напиваться брошенным, а влюблённым
выдыхать под звонкую трель трамвая.
Мы уже пьяны, сколько пятниц рваных
за плечами сгинуло - нет им счёта.
Календарь декабрьский в страничных ранах
и любовь без памяти, что ещё-то?
Этот город маленький, белый выдох
улетает кольцами так и этак,
А шаблоны всякие в разных видах
на десятках брошенных этикеток -
здесь плодово-ягодное, а рядом
пара трёхтопорных, мiцне та бiле.
Что ж до нас, командующих парадом,
разве ты за это меня любила
после смены в пятницу до рассвета,
где в хрущёвской двушке под скрип дивана
проносились ночи, ты помнишь это?
А потом водой наполнялась ванна,
и грехи смывались - разрыв шаблона,
календарь тощал и листки летели...
Я хочу смотреть на тебя влюблённо,
как в седьмую пятницу на неделе.


***

Она не мечет молнии, а он
доволен и возможности дотронуться,
и видеть всю её со всех сторон -
она, скорей, бесстыдница, чем скромница.
Десятый класс, маячит выпускной,
он с ней, и языком едва ворочая,
тревожит подростковым - будь со мной
и будь моей, и всё такое прочее.
На кухне коммунальной, где болят
борщами все кастрюли подзаконные,
он видит всю соседку сквозь халат
с весёлыми китайскими драконами.
А ей смешно и жалко - так хорош,
высокий, стройный, юный и доверчивый.
а смотрит - даже слов не подберёшь.
Но чмокнет в щёчку, скажет - не отсвечивай.
Соседи-мужики, что кобели -
разгавкают... Да что вы узаконите?
Борщи в кастрюлях? Если бы могли
помыть ей спинку в общей ванной комнате,
любой не отказался бы разок.
И жёны-куры, что у вас, рассказывай?
Закурит - дым в окно наискосок,
а взгляд, что аппарат железный, кассовый -
чек выбил и забыл, копейку - ам,
ну что, мальчишка, долго ли умеючи...
Она его впускает по ночам,
и будь что будет, всё другое - мелочи.

***

Парадной лестничный оскал,
пугающий меня ступенями.
Я маленьким его искал,
считал шагами постепенными,
спускаясь вниз, в его нутро,
и вверх дорогами взросления
глубинной памяти. Старо.
Что детский страх, что юность ленная,
давно прошли, колись, чудак,
откуда эта психология?
А что сказать... Да как-то так.
И всё. Молчание неловкое.
Самокопание, скулёж,
глоток вина и беломорина -
что память? Вынь да и положь,
все червяки давно заморены.
Держава сгинула давно,
примяв собой забавы детские,
кино, вино и домино -
непрекращаемое действие
немногих тех, кто жив пока,
кто воет вечерами лютыми
в рождественские облака,
исчерченные вдрызг салютами.
Кто ест салаты оливье
вслед за шипучими, игристыми,
кому Аврору на Неве
и тенор с бравыми хористами.
Мне всё не так, но я иду,
в далёкий год по здешней улице,
где Ленин гипсовый в саду
под мелким дождиком сутулится.
Детсад и школа, пятый класс,
квартирный рай с двумя балконами,
Ну, кто тут временные? Слазь!
Уроки с пешими и конными,
соседи, вечером - пивко,
в козла до умопомрачения,
с утра - туман, как молоко,
а после - новости вечерние -
мы наш, мы новый, вся страна...
Война, ещё война, и далее -
знамёна, люди, ордена,
парад, безногие с медалями.
А здесь всё тишь и благодать,
но скука смертная, поэтому
я привыкаю просто ждать,
молчать, беседовать с портретами,
курить сквозь фортку в тишине,
поскольку память - дама строгая...
А снег летит навстречу мне,
горячий лоб губами трогая.