ВещаядушаоФИТютчеве

                Фёдор Иванович Тютчев,
23 ноября (5 декабря н. ст.) 1803 г., усадьба Овстуг Брянского уезда Орловской губ. –
15 (27 н.ст) июля 1837 г., Царское Село; похоронен в Петербурге.
                «Вещая душа» (страницы жизни и творчества Фёдора Ивановича Тютчева).
«Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом…»

«Зима недаром злится,
Прошла её пора –
Весна в окно стучится
И гонит со двора…»

                Кому же не знакомы с раннего детства эти строки великого русского поэта Фёдора Ивановича Тютчева! Именно с них начинается наше знакомство с его поэзией. Проходят годы, и мы, уже взрослые, узнаём и другие стихи Тютчева:

                «Есть в осени первоначальной
                Короткая, но дивная пора –
                Весь день стоит как бы  хрустальный,
                И лучезарны вечера…»

                И это, часто цитируемое, четверостишье о России:

                «Умом Россию не понять,
                Аршином общим не измерить:
                У ней особенная стать –
                В Россию можно только верить.»

                И это, тоже хрестоматийное:

                «Нам не дано предугадать,
                Как слово наше отзовётся, --
                И нам сочувствие даётся,
                Как нам даётся благодать…»

                Какой же он был, написавший эти (и ещё многие другие) прекрасные стихи, какова была его жизнь? Не очень богатая внешними событиями, но внутренне сложная и драматичная.

                Родился Тютчев  23 ноября (5 декабря по н. ст.) 1803 г. в родовом имении Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. Родился он в культурной стародворянской семье, хранившей традиции старины: утончённо – французское в этом доме уживалось с потомственным, своим русским, чтение Вольтера – с чтением псалтырей и часословов.

                Детство Фёдора прошло в Овстуге, в Москве и подмосковном имении Троицком. Именно в Овстуге, родовом поместье семьи Тютчевых, где перелески, …сад, …аллеи были целым миром… -- и миром полным»,   и_м_е_н_н_о    з_д_е_с_ь  пробудились воображение и ум,  пробудилось то чувство природы, которое Тютчев сохранит на всю жизнь и которое так полно выразится в его стихах… (закавыченные слова – из письма дочери Тютчева Дарьи к сестре Екатерине).
                Отец будущего великого поэта – Иван Николаевич  Тютчев, никогда не стремился к служебной карьере, -- был просто радушным, гостеприимным и добросердечным  хозяином помещиком. Мальчик испытал сильное влияние матери, Екатерины Львовны  (урожд.  Толстой), женщины умной, нервной и впечатлительной.
                С четырёхлетнего возраста Фёдор находился под присмотром «дядьки», отпущенного на волю крепостного  Николая  Афанасьевича Хлопова, нежно привязанного к своему питомцу. С 9 лет домашним воспитанием и обучением будущего поэта занимался молодой поэт и переводчик Семён Егорович Раич (он был у Тютчева учителем  русского языка). Раич был знатоком классической древности и итальянской литературы, и под его влиянием Тютчев рано стал писать стихи и переводить: уже в 12 лет, «с замечательным успехом» (по словам С. Е. Раича) переводил оды Горация, великого древнеримского поэта. Впоследствии Раич напишет: «С каким удовольствием вспоминаю я о тех сладостных часах, когда, бывало, весною и летом, живя в подмосковной, мы вдвоём с Ф<ёдором> И<вановичем> выходили из дому, запасались Горацием, Вергилием или кем-нибудь из отечественных писателей, и, усевшись в роще, на холмике, углублялись в чтение и утопали в чистых наслаждениях красотами гениальных произведений поэзии!» С ранних лет у Тютчева было осознание поэтического дара, своей избранности:
                «Открылось! Не мечта ль? Свет новый! Нова сила
                Мой дух восторженный, как пламень, облекла!
                Кто, отроку, мне дал парение орла! –
                Се муз бесценный дар! – се вдохновенья крыла!
                Несусь, -- и дольный мир исчез передо мной,
                Сей мир, туманною и тесной
                Волнений и сует обвитый пеленой, --
                Исчез! – Как солнца луч златой,
                Коснулся вежд  эфир небесный…»

                Так юный поэт писал в ранних стихах. Конечно,  эти (и многие другие ранние стихи  Тютчева) сильно отдают XVIII  веком. Но это же только начало  долгого литературного  пути большого русского поэта!
                Стихи Тютчева стали публиковать в 16 лет, вероятно – в 1819 году. Примерно в это же время (или чуть позже) из-под пера будущего великого поэта выходит стихотворение «Весна (Посвящается друзьям)», -- в нём Тютчев ещё далеко не тот великий поэт, которого мы любим и ценим, но архаики в нём уже гораздо меньше, и слог не такой тяжеловесный:

                Любовь земли и прелесть года,
                Весна благоухает нам!..
                Творенью мир даёт природа,
                Свиданья пир даёт сынам!..
               
                Дух жизни, силы и свободы
                Возносит, обвевает нас!..
                И радость в душу пролилась,
                Как отзыв торжества природы,
Как Бога животворный глас!..
                Где вы, Гармонии сыны?..
           Сюда!.. и смелыми перстами
          Коснитесь дремлющей струны,
        Нагретой яркими лучами
        Любви, восторга и весны!..

                Как в полном, пламенном расцвете,
 При первом утра юном свете,
Блистают розы и горят;
Как зефир в пламенном  полёте
Их разливает аромат:

                Так, разливайся, жизни сладость,
Певцы!.. За  вами по следам!..
Так порхай наша, други, младость
По светлым счастия цветам!..

                Это стихотворение, как я уже сказал, посвящено друзьям поэта. А вот какие стихи он посвящает своим учителям:  видимо, и Раичу, который был в прямом смысле учителем  Тютчева, и его литературным наставникам, о коих я скажу  чуть позже:

                Вам, вам сей бедный дар признательной любви,
    Цветок простой, не благовонный;
      Но вы, наставники мои,
     Вы примете его с улыбкой благосклонной.
       Так слабое дитя, любви своей в залог
       Приносит матери на лоно
        В лугу им сорванный цветок!..

                Возможно, что Тютчев обращается и к своим университетским учителям. Но об  учёбе  в университете  я ещё не говорил --  сейчас скажу. --

 
            
                Осенью 1819 года юный поэт поступил на словесное отделение Московского университета. Он продолжает писать стихи и переводить.   О_с_о_б_е_н_н_о   и_н_т_е_р_е_с_у_е_т_с_я   русской, французской и немецкой литературами, в русской литературе  того времени    о_с_о_б_е_н_н_о    в_ы_д_е_л_я_е_т  три имени, -- о них он писал впоследствии:

                «Кому ж они не близки, не присущи –
                Жуковский, Пушкин, Карамзин!..»

                Наряду с произведениями замечательных писателей, Тютчев читает книги выдающихся философов – Паскаля, а также Руссо и других французских энциклопедистов; интересуется и современной ему политикой, читает крамольную оду Пушкина «Вольность» и пишет на неё ответ.  А что касается переводов Тютчева (он, как я уже говорил, занимался переводами с 12 лет) – то мне хотелось бы прочитать Вам один из них, но я думаю, этот вольный перевод  с немецкого  стихотворения Генриха Гейне создание не начальных лет  тютчевского творчества:  об этом говорит стилистика этого перевода – практически нет архаизмов и стих лишён присущей раннему Тютчеву  тяжеловесности:

Друг, откройся предо мною –
Ты не призрак ли какой,
Как выводит их порою
Мозг поэта огневой!..
Нет, не верю:  этих щёчек,
Этих глазок милый свет,
Этот ангельский роточек –
Не создаст сего поэт. 
Василиски и Вампиры,
Конь крылат и змей зубаст –
Вот мечты его кумиры, --
Их творить поэт горазд.

Но тебя, твой стан эфирный,
Сих ланит волшебный цвет,
Этот взор лукаво – смирный –
Не создаст сего поэт.

                Что касается чтения в жизни поэта…  Важно отметить, что  он «обладал способностью читать с поразительной быстротою, удерживая прочитанное в памяти  до малейших подробностей, а потому и начитанность его была изумительна…» И до конца  жизни  <…> Тютчев сохранит эту привычку к чтению, «читая ежедневно рано по утрам в постели, все вновь выходящие, сколько-нибудь замечательные книги русской и иностранной литератур, большею частью исторического и политического содержания», что не удивительно, ведь политика была делом жизни поэта. (слова, взятые в кавычки – из книги И. С. Аксакова о Ф. И. Тютчеве).

                Окончив в конце 1821-го университет (окончил его за два года) 18-летний  Тютчев едет в Петербург и поступает на дипломатическую службу. Местом службы ему был определён  Мюнхен (Германия). В июне 1822-го он выехал из Москвы в Мюнхен. На козлах ехал «дядька» поэта, Николай Афанасьевич Хлопов, единственный русский, который был с Тютчевым за границей…
                Вернуться на Родину поэту суждено лишь через 22 года…

                Прежде чем рассказывать о жизни Тютчева в Мюнхене, я хочу сказать вот о чём. 14-го декабря 1925-го года случилось восстание группы дворян на Сенатской площади в Петербурге, дворян, которых назовут позже декабристами. И поэт отреагировал на это восстание стихотворно. Его стихотворение так и называется --   «14-е декабря 1825».

Вас развратило Самовластье,
И меч его вас поразил, --
И в неподкупном беспристрастье
Сей приговор Закон скрепил.
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена –
И ваша память для потомства,
Как труп в земле, схоронена.

О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула
На вековой громаде льдов,
Зима железная   дохнула –
И не осталось и следов.

                Вернёмся к жизни поэта в Мюнхене, который с середины 1820-х годов становится крупным центром европейской культуры. Тютчев входит в придворно-аристократические  и дипломатические сферы, знакомится с учёными, литераторами, художниками, изучает немецкую романтическую философию и поэзию. Он сближается со знаменитым философом Фридрихом Шеллингом. Дружески сходится с выдающимся немецким поэтом Генрихом Гейне, который в 1828 году в одном из писем называет дом Тютчевых в Мюнхене  «прекрасным оазисом», а самого Тютчева – своим лучшим тогдашним другом (дом Тютчевых – имеется в виду дом Фёдора Тютчева и его жены, Элеоноры -- о ней речь впереди. В их доме бывали, кроме Гейне и Шеллинга, братья Киреевские  и другие местные и приезжие из России).  Шеллинг, Гейне  (и не только они) высоко ценят Тютчева как превосходного человека  и увлекательного собеседника. Вот как вспоминал о Тютчеве – собеседнике барон Карл Пфеффель: <<…его разговор принимал часто форму ораторской речи: приходилось больше  слушать его, чем отвечать. <<…>> «Французский язык в его устах приобретает особую прелесть», --говорил мне один очень умный французский священник <<…>>, прослушав его беседу по одному из современных политических вопросов>>.
                Надо сказать, что французский язык был языком дома Тютчева, его службы, его круга общения, а также его публицистических статей и писем. Правнук поэта свидетельствует: «Тютчев сам признавался, что ему легче и привычнее излагать свои мысли на французском языке. Это зависело, по-видимому, от того, что он привык не только писать, но и мыслить по-французски». По-русски Тютчев писал только стихи. Случай  Тютчева вообще уникален в истории  мировой поэзии. Жил он в Германии, вёл французскую переписку, а страдал, радовался,  печалился и ликовал по-русски. Исследователь Н.Я. Берковский так определяет отношение Тютчева к родному языку: «Русская речь стала для него чем-то заветным, он не тратил её по мелочам бытового общения, а берёг нетронутой для своей поэзии» (писал Тютчев стихи и по-французски, но его французские стихи не стали явлением культуры).   
                И снова о Фёдоре Тютчеве в Германии. Знакомство и  дружба с Генрихом Гейне способствовали тому, что Тютчев первый  начал переводить стихи гениального немецкого поэта на русский язык. Одно стихотворение Гейне в вольном переводе русского поэта уже прозвучало. Послушайте ещё одно.

Как порою светлый месяц
Выплывает из-за туч –
Так, один, в ночи былого
Светит мне отрадный луч.
Все на палубе сидели,
Вдоль по Реину неслись  (т.е. По Рейну – В.К.).
Зеленеющие бреги
Перед нами раздались.
И у ног  прелестной дамы
Я в раздумии сидел,
И на милом бледном лике
Тихий вечер пламенел.
Дети пели, в бубны били,
Шуму не было конца –
И лазурней стало небо,
И просторнее сердца.

Сновиденьем пролетали
Горы, замки на горах –
И светились, отражаясь,
В милых спутницы очах.

                Тютчев также переводит Фридриха Шиллера, Гёте и других европейских поэтов – кроме немецких, прежде всего – английских и французских – напр., Байрона.
Послушайте стихотворение «В альбом друзьям», подзаголовок – «Из Байрона»:

Как медлит путника вниманье
               На хладных камнях гробовых,
Так привлечёт друзей моих
                Руки знакомой начертанье!..

Чрез много, много лет оно
                Напомнит им о прежнем друге:
Его – нет боле в вашем круге,
                Но сердце здесь погребено!..

                Вам может показаться это странным, но Тютчев, этот  гениальный мастер лирического стихотворения, переводил даже отрывки из «Фауста» Гёте, из «Федры» Расина, из «Эрнани» Гюго ( выдающаяся пьеса великого французского писателя)!  Насколько эти переводы хороши – не знаю, не мне судить об этом, но, по-моему – важен сам факт, что он это переводил!! И всё-таки послушайте отрывок из «Фауста» Гёте в тютчевском переводе:
  Звучит, как древле, пред тобою
     Светило дня в строю планет
     И предначертанной стезею,
     Гремя, свершает свой полет!
     Ему дивятся Серафимы,
     Но кто досель Его постиг!
     Как в первый день непостижимы
     Дела, Всевышний, Рук твоих!
     И быстро, с быстротой чудесной
     Кругом вратится шар земной,
     Меняя тихий Свет небесный
     С глубокой Ночи темнотой.
     Морская хлябь гремит валами
     И роет каменный свой брег,
     И бездну вод с ее скалами
     Земли уносит быстрый бег!
     И беспрерывно бури воют
     И землю с края в край метут,
     И зыбь гнетут, и воздух роют,
     И цепь таинственную вьют.
     Вспылал предтеча-истребитель,
     Сорвавшись с тучи, грянул гром,
     Но мы во свете, Вседержитель,
     Твой хвалим день и мир поем.
     Тебе дивятся Серафимы!         
     Тебе гремит небес хвала!
     Как в первый день, непостижимы,
     Господь, руки твоей дела!»

                Переводы, безусловно,  помогают Тютчеву обрести свой голос в поэзии, выработать свой особый, неповторимый стиль. Сейчас прозвучат два замечательных стихотворения не повторимых и прекрасных, про которые можно сказать, что кроме Тютчева их не мог бы написать никто – настолько они самобытны:

                Утро в горах.

Лазурь небесная смеётся,
Ночной омытая  грозой,
И между гор росисто вьётся
Долина светлой полосой.

Лишь высших гор до половины
Туманы покрывают скат,
Как бы воздушные руины 
Волшебством созданных палат.

                Бессонница.

                Часов однообразных бой,
Томительная ночи повесть!
Язык для всех равно чужой
И внятный каждому, как совесть!
         
                Кто без тоски внимал из нас,
Среди всемирного молчанья,
Глухие времени стенанья,
Пророчески – прощальный глас!

                Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг –
И мы, в борьбе, природой целой
Покинуты на нас самих;

                И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Бледнеет в сумрачной дали;

                И новое, младое племя
Меж тем на солнце расцвело,
А нас, друзья, и наше время
Давно забвеньем занесло!

                Лишь изредка, обряд печальный
Свершая в полуночный час,
Металла голос погребальный
Порой оплакивает нас!

                К концу 1820-х г.г. Тютчев сложился как поэт. Среди его творений
Конца 1820-х (да и несколько более раннего времени) есть и немало таких, которые позже войдут  в золотой фонд русской поэзии. Это и, с моей точки зрения --   два только что прозвучавших стихотворения, и, напр. – бесспорно – стихотворение «Silentium!» (в переводе с латинского – «Молчание!»):

Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои –
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, --
Любуйся ими и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, --
Питайся ими – и молчи.

Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно – волшебных  дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, --
Внимай их пенью – и молчи!..

                Интересно, что  «Silentium!» было любимым стихотворением Льва Николаевича Толстого. Он часто читал его вслух, наизусть.  «Что за удивительная вещь! – сказал он однажды.  --  Я не знаю лучше стихотворения»  (из воспоминаний известного пианиста А. Б. Гольденвейзера).
                Кстати сказать, отношение Льва Николаевича к поэзии Тютчева было особым: Тютчев был любимым поэтом Толстого, и Лев Николаевич ставил его даже выше Пушкина. Но мы забежали вперёд, -- возвратимся в 1830-е г.г. Первая значительная публикация Фёдора Тютчева состоялась в 1836 г. С его стихами познакомился Александр Сергеевич Пушкин, -- он благосклонно отнёсся к стихам неизвестного ему поэта и в своём журнале «Современник» напечатал большую подборку из 24 стихотворений Тютчева, напечатал под общим заглавием «Стихи, присланные из Германии» и с подписью «Ф. Т.». Ещё несколько тютчевских стихотворений было напечатано в последующих номерах журнала уже после смерти Пушкина, и на Тютчева обратили внимание в литературных кругах, но читателям его имя оставалось по-прежнему неизвестным. Однако опубликование  Пушкиным стихотворений  Тютчева сделает своё дело – впоследствии Тютчев станет широко известен во многом благодаря этой публикации. И здесь уместно сказать о его отношении к Пушкину. О том, что он в юности выделял Пушкина из современных ему русских писателей, уже было сказано. Но наиболее полно отношение Тютчева к  поэзии и личности величайшего русского поэта выразилось в стихотворении – отклике на гибель Пушкина.

           Из чьей руки венец смертельный
           Поэту сердце растерзал?
           Кто сей божественный фиал
            Разрушил, как сосуд Скудельный?
            Будь прав или виновен он
             Пред нашей правдою земною,
            Навек он высшею рукою
            В  «ц_а_р_е_у_б_и_й_ц_ы»  заклеймён.

              Но ты, в безвременную тьму
              Вдруг поглощённая со света,
              Мир, мир тебе, о тень поэта,
             Мир светлый праху твоему!..
               Назло людскому суесловью
           Велик и свят был жребий твой!..
            Ты был богов орган  живой,
            Но с кровью в жилах… знойной кровью.

          И сею кровью благородной
            Ты жажду чести утолил –
           И осенённый опочил
             Хоругвью горести народной.
              Вражду твою  пусть Тот рассудит,
            Кто слышит пролитую кровь…
              Тебя ж как первую любовь
              России сердце не забудет!..

                И – ещё одно стихотворение Фёдора Тютчева , написанное в молодые годы, одно из сильнейших в его творчестве.  Оно очень нравилось Льву Толстому:

                О чём ты воешь, ветр ночной?
                О чём так сетуешь безумно?
                Что значит странный голос твой,
                То глухо жалобный, то шумно?
                Понятным сердцу языком
                Твердишь о непонятной муке –
                И роешь и взрываешь в нём
                Порой неистовые звуки!..

                О странных песен  сих не  пой
                Про древний хаос, про родимый!
                Как жадно мир души ночной
                Внимает повести любимой!
                Из смертной рвётся он груди
                Он с беспредельным жаждет слиться!..
                О, бурь заснувших не буди –
                Под ними хаос шевелится!..

                В 1836 г. Тютчев пишет  стихотворение «Я помню время золотое…», обращённое к его юношеской любви Амалии Лерхенфельд (в замужестве – баронесса Крюденер);  когда Тютчев влюбился в Амалию, ему было 19, а ей – 14 лет.  Несколько десятилетий спустя, в 1870-м (уже в конце жизни), он напишет ещё одно, обращённое к ней – «Я встретил Вас – и всё былое…» Оно станет позже популярным романсом, и поскольку это стихотворение слишком хорошо известно, послушайте первое.

                Я помню время золотое,
                Я помню сердцу милый край.
                День вечерел; мы были двое;
                Внизу, в тени, шумел Дунай.

                И на холму , там, где, белея
                Руина замка вдаль глядит,
                Стояла ты, младая фея,
                На мшистый опершись гранит,

                Ногой младенческой касаясь
                Обломков груды вековой;
                И солнце медлило, прощаясь
                С холмом, и замком, и тобой.

                И ветер тихий мимолетом
                Твоей одеждою играл
                И с диких яблонь цвет за цветом
                На  плечи юные свевал.

                Ты беззаботно вдаль глядела…
                Край неба дымно гас в лучах;
                День догорал; звучнее пела
                Река в померкших берегах.

                И ты с весёлостью беспечной
                Счастливый провожала день;
                И сладко жизни быстротечной
                Над нами пролетала  тень…

                Ко времени написания этого стихотворения Тютчев уже 10 лет был женат: в 1826-м году он женился на вдове русского дипломата немке Элеоноре Петерсон, урождённой графине Ботмер.  Вот какой увидела Элеонору Тютчеву  известная женщина того времени Дарья  Фикельмон:
                «Она  ещё молода, но так бледна, так хрупка  и имеет  такой  такой томный вид, что можно принять её за очаровательное привидение; она умна и пытается быть  остроумной, что плохо  сочетается с этим туманным видом».
                Об отношении  поэта к его очаровательной, хрупкой  и  болезненной жене говорят эти строки из его письма к родителям:
                «Было бы бесполезно стараться объяснить  вам, каковы мои чувства к ней. Она их знает, и этого достаточно. Позвольте сказать вам лишь следующее:  малейшее добро, оказанное ей, в моих глазах будет иметь во сто крат более ценности , нежели самые большие милости, оказанные мне лично» (Элеонора хотела провести зиму 1837/38 г.г. в Петербурге, и поэт  просил своих родителей позаботиться о ней).   
                Тютчев писал это, будучи влюблён  в другую женщину. – В 1833 г. у поэта начался роман с красавицей немкой Эрнестиной Дёрнберг  (урожд.  баронессой Пфеффель), вскоре овдовевшей.  Поскольку Тютчев был русским дипломатом, эта внебрачная связь не была его личным делом: мог разразиться скандал. Во избежание скандала его переводят на дипломатическую службу в итальянский город Турин. Новое место службы было для поэта непривлекательным во всех отношениях:  и в отношении  службы, и в отношении светских развлечений. В 1838 г. Элеонора Тютчева пишет  свекрови о муже: «Он так подавлен, -- не знаю, климат ли это или замкнутый образ жизни, который ему приходится тут вести, но в общем – то и другое, по-видимому, увеличивает его склонность к раздражительности и меланхолии <…>,--значит, необходимо, чтобы я насколько  могу, избавляла его от мелких домашних забот, которые  озлобляют его, но помочь которым он не умеет».
                Это письмо, проникнутое заботой о муже, она писала: во-первых, зная о его романе (в своё время она даже покушалась на самоубийство – до такого отчаяния дошла!);  во-вторых, будучи уже тяжело больной. Оно написано в августе, а за несколько месяцев до этого произошла трагедия, окончательно подорвавшая и без того слабое здоровье жены Тютчева. – В ночь с 18 на 19 мая 1838 года на пароходе «Николай I», на котором находилась Элеонора Тютчева с маленькими детьми (у Фёдора Ивановича и Элеоноры было три дочери – Анна, Дарья и Екатерина), так  вот, на пароходе, прямо в море, случился пожар. Пассажиры были спасены; Элеонора во время пожара проявила большое самообладание и присутствие духа, но перенесённое ею нервное потрясение было так велико, что она недолго прожила после этого: в конце августа бедная женщина умерла; было ей  -- 38; они прожили вместе 12 лет…
                Поэт тяжело пережил эту страшную утрату, он поседел в одну ночь. «Есть ужасные годины в существовании человеческом, -- пишет Тютчев кумиру своей юности Василию Андреевичу Жуковскому, поэту,  чьим даром он восхищался всю жизнь. – Пережить всё, чем мы ж_и_л_и, --  продолжает Тютчев, --  ж_и_л_и   в продолжении целых двенадцати лет… Что обыкновеннее этой судьбы – и что ужаснее? Всё пережить и всё-таки жить… <…>   
                В несчастии сердце верит, т.е. понимает. И потому я не могу не верить, что свидание с вами в эту минуту, самую горькую, самую нестерпимую минуту моей жизни, -- не слепого  случая милость.  Вы недаром для меня перешли Альпы (Жуковский приехал  в Италию из Петербурга – В. К.)… Вы принесли с собою то, что после неё я больше всего любил  в мире: отечество и поэзию… Не вы ли сказали где-то: в_ ж_и_з_н_и    м_н_о_г_о   п_р_е_к_р_а_с_н_о_г_о  _  и _  к_р_о_м_е с_ч_а_с_т_ь_я.   В_ э_т_о_м    с_л_о_в_е    е_с_т_ь   ц_е_л_а_я     р_е_л_и_г_и_я,   ц_е_л_о_е о_т_к_р_о_в_е_н_и_е…  Но ужасно, несказанно ужасно для бедного человеческого сердца отречься навсегда от счастия.»
                Но Тютчев и не отрёкся от счастья. Рядом с ним была Эрнестина –  л_ю_б_о_в_ь    к_ н_е_й   и  е_ё   л_ю_б_о_в_ь   помогли ему перенести  тяжесть утраты. В 1839-м году  поэт самовольно выезжает из Турина в Швейцарию, чтобы обвенчаться с ней, которую он позже назовёт своим «земным провидением».  Но и память об Элеоноре осталась с ним навсегда. Спустя много лет после её смерти он посвятил ей – милой тени –стихотворение –
                Ещё томлюсь тоской желаний,
                Ещё стремлюсь к тебе душой –
                И в сумраке воспоминаний
                Ещё ловлю я образ твой…
                Твой милый образ, незабвенный,
                Он предо мной везде, всегда,
               Непостижимый, неизменный,
                Как ночью на небе звезда… 

                Вернёмся в 1839-й год. Фёдор Иванович и Эрнестина обвенчались, но… за самовольный отъезд с места службы поэт вынужден был со службой распроститься: он лишён придворного звания камергера (это придворный чин старшего ранга), после чего возвратился в Мюнхен, где прожил ещё 5 лет, не имея никакого официального положения. Пребывание за границей без служебного положения всё более тяготит поэта. – он стремится на Родину. «Хоть я и не привык жить в России, -- пишет он родителям в марте 1843 года, --  но думаю, что невозможно
 быть более привязанным к своей стране, нежели  я , более озабоченным тем, что до неё относится. И я заранее радуюсь тому, что снова окажусь там.»
                В 1844 г. поэт с семьёй возвратился в Россию. Вскоре он был восстановлен на службе – вновь причислен к ведомству Министерства иностранных дел, ему было возвращено звание камергера. В это время он практически не пишет стихов. – Ещё в начале 1840-х г.г. в его творчестве наступил почти десятилетний перерыв. Он  не только не пишет, но и не печатает написанное ранее. «Его не привлекали  ни богатство, ни почести, ни даже слава, -- вспоминает о Тютчеве его друг и сослуживец князь Иван Сергеевич Гагарин. – Самым задушевным, самым глубоким его наслаждением было наблюдать за картиной, развёртывавшейся перед  ним в мире, с неослабным любопытством следить за всеми её изменениями и делиться впечатлениями  со  своими соседями. В людях его также более всего привлекали движения человеческой души; он их изучал, разбирал, разлагал на  бесчисленное разнообразие  характеров, давал своей пытливости пищу, до которой он всегда был охоч.»

                В конце 1840-х – начале 1850-х г.г. начинается большой период творчества Фёдора Тютчева – петербургский период. После возвращения в Россию поэт с семьёй поселился в Петербурге. Он не просто снова начинает писать стихи – но пишет много и разнообразно: создаёт и пейзажную, и любовную, и философскую лирику. Тютчев – величайший поэт – мыслитель, и, прежде чем прочитать одно из лучших его философских стихотворений, я приведу слова Ивана Сергеевича Тургенева: «Каждое его стихотворение начиналось мыслью, но мыслью, которая, как огненная точка, вспыхивала под влиянием чувства или сильного впечатления;  вследствие этого <…> мысль г. Тютчева никогда не является нагою и отвлечённою, но всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им и сама его проникает нераздельно и неразрывно».

               Смотри, как на речном просторе,
               По склону вновь оживших вод,
                Во всеобъемлющее море
                За льдиной льдина вновь плывёт.
               
               На солнце ль радужно блистая,
                Иль ночью в поздней темноте,
                Но все, неизбежимо тая,
                Они плывут к одной мете.

                Все вместе – малые, большие.
                Утратив прежний образ свой,
                Все – безразличны, как стихия, --
                Сольются с бездной роковой!..

                О, нашей мысли обольщенье,
                Ты, человеческое Я,
                Не таково ль твоё значенье,
                Не такова ль судьба твоя?

                Стихотворение, в котором, пользуясь определением  Тургенева  мысль «сливается с образом, взятым из мира… природы». Лирика природы играет главнейшую  роль  в поэзии Тютчева, он, без всякого сомнения, -- один из глубочайших певцов природы в мировой литературе.  В 1830-е г.г. поэт пишет стихи о природе, в 1850-е это продолжается: большинство стихотворений, из написанных Тютчевым за его более полувековую творческую жизнь – лирика природы. Об этой лирике с восторгом писали Некрасов,  Добролюбов, ей посвятил статью Фет,
тоже обративший внимание на звёздное небо  тютчевской поэзии. Пусть прозвучит ещё одно из самых прекрасных стихотворений  Тютчева о природе, которое очень высоко оценивали  многие современники поэта, им, напр., восхищался Лев Николаевич Толстой:   

                Как неожиданно и ярко,
                На влажной неба синеве,
                Воздушная воздвиглась арка
                В своём минутном торжестве!
                Один  конец в леса вонзила,
                Другим за облака ушла –
                Она полнеба обхватила
                И в высоте изнемогла.

О, в этом радужном виденье
Какая нега для очей!
Оно дано нам на мгновенье,
 Лови его – лови скорей!
Смотри – оно уж побледнело,
Ещё минута, две – и что ж?
Ушло, как то уйдёт всецело,
Чем ты и дышишь и живёшь.

                Такой вот словесный импресионизм.

                Л. Н. Толстой отметил это стихотворение буквой «Т» -- Тютчев с тремя  восклицательными  знаками и подчеркнул стих «И в высоте изнемогла».
                Вот ещё одно стихотворение Тютчева, написанное также в петербургский  период  -- одно из самых глубоких и впоследствии известных в его творчестве:

                О вещая душа моя!
                О, сердце, полное тревоги,
                О, как ты бъёшься на пороге
                Как бы двойного бытия!..
                Так, ты – жилица двух миров,
                Твой день – болезненный  и страстный,
                Твой сон – пророчески – неясный,
                Как откровение духов…
                Пускай страдальческую грудь
                Волнуют страсти роковые –
                Душа готова, как  Мария
                К ногам Христа навек прильнуть.

                Наряду с такими стихами создаёт Тютчев в петербургский период
 и политические стихи (правда, его высшими созданиями они по большей части не стали), пишет и замечательное стихотворение о своём времени:

                Не плоть, а дух растлился в наши дни,
                И человек  отчаянно тоскует…
                Он к свету рвётся из ночной тени,
                И, свет обретши, ропщет и бунтует.
                Безверием палим и иссушён,
                Невыносимое он днесь выносит…
                И сознаёт свою погибель он,
                И жаждет веры – но о ней не просит.
                Не жаждет ввек, с молитвой и слезой,
                Как ни скорбит перед  замкнутой дверью:
                «Впусти меня! – я верю , Боже мой!
                Приди на помощь моему неверью!..»

                А в стихотворении, которое сейчас прозвучит, с большой  силой выразилась любовь Тютчева к России:

                Эти бедные селенья,
                Эта скудная природа –
                Край родной долготерпенья,
                Край ты Русского народа!
                Не поймёт и не заметит
                Гордый взор иноплеменный,
                Что’  сквозит и тайно светит
                В наготе твоей смиренной.
                Удручённый ношей крестной,
                Всю тебя, земля родная,
                В рабском виде Царь Небесный
                Исходил, благословляя.    

                Уже говорилось о том, что Тютчев был камергером при императорском дворе: это накладывало на него  обязанность участвовать в придворных церемониях в Царском Селе, где была резиденция русских царей (две дочери поэта от первого брака – Анна и Дарья – были  фрейлинами при царском дворе;   Анна Фёдоровна, старшая дочь впоследствии станет автором книги «При дворе двух императоров).  И при дворе поэт бывал, и был желанным гостем в самых именитых столичных салонах. Баронессы, графы, князья, великие княгини принимали его у себя, Но отношение его к придворному и светскому кругу, в котором он вращался,  было сложным и неоднозначным.  Да, по словам И. С. Аксакова, Тютчев « любил свет <…>, любил его блеск и красивость.» Сразу же после возвращения в Россию, поэт завоёвывает репутацию блестящего собеседника, тонкого острослова, -- он становится любимцем салонов. Писатель граф Владимир Соллогуб, в чьём салоне часто бывал Тютчев, вспоминал: «…он (т.е. Тютчев – В. К.) сидел в гостиной на диване, окружённый очарованными слушателями и слушательницами. <…> Остроумные, нежные, колкие, добрые слова, точно жемчужины, небрежно скатывались с его губ. Он был едва ли не самым светским человеком в России… <…> Ему были нужны как воздух, каждый вечер, яркий свет люстр и ламп, весёлое шуршанье дорогих женских платьев, говор и смех хорошеньких женщин. Между тем его наружность очень не соответствовала его вкусам: он был дурен собою, небрежно одет, неуклюж и рассеян; но… всё это исчезало,  когда он начинал говорить, рассказывать; все мгновенно замолкали, и во всей комнате  только и слышался голос Тютчева.» В 1922 г. правнуки  поэта издали сборник его острот, афоризмов, шуток – «Тютчевиана».
                Итак, с одной стороны – любовь, по выражению М. Ю. Лермонтова, к «обольщеньям света». С другой… Правнук Тютчева пишет:  << Был ли сам поэт удовлетворён той общественной средой, которая окружала его <…>? Нередко, оставив наскучивший ему пошлостью какой-нибудь салон, где его меткие слова только что возбуждали взрывы одобрительного смеха, он, углублённый в самого себя, часами одиноко бродил по улицам Петербурга. Э{рнестина} Ф{ёдоровна} Тютчева была права, утверждая, что её муж «всё же никогда не был светским человеком в точном значении этого слова» >>.  Трагедия Тютчева заключалась в том, что, переживая отчуждённость в среде,  которой  вынужден был вращаться, он не способен был выйти за её пределы. Всегда на людях, он тем не менее всегда был одиноким. Это хорошо почувствовал Лев Толстой. В одном из писем он писал о Тютчеве: «Я встречался с ним раз 10 в жизни; но я его люблю и считаю одним из тех несчастных людей, которые неизмеримо выше толпы, среди которой живут, и потому всегда одиноки».
                Как я уже говорил, после возвращения в Россию Тютчев восстановлен на службе, вновь причислен  к ведомству Иностранных дел.   В 1848 г. он получает должность старшего цензора при министерстве иностранных дел, а в 1858-м  назначается в председатели  комитета цензуры иностранной, эту должность поэт будет занимать до конца жизни. В его обязанности входит рассмотрение иностранных книг на предмет разрешения или запрещения их ввоза  в Россию. Поэт не раз выступал в роли заступника изданий, подвергнутых  цензурной каре или  находившихся под угрозой преследования. Это не раз навлекало на него неудовольствие высших чиновников.
               
                На рубеже 1840-х и 1850-х г.г., несмотря на то, что Тютчев много пишет,  его имя всё ещё почти неведомо русскому читателю.  Начало его поэтической известности положила статья Николая Алексеевича Некрвсова, напечатанная в 1850 г. в журнале «Современник». Некрасов не знал, кто скрывается под инициалами «Ф. Т.» Приведя в статье все 24 стихотворения  из той, давней, напечатанной  ещё Пушкиным, подборки, Некрасов поставил «Ф. Т.» в один ряд с Пушкиным и  Лермонтовым. Особенно высоко оценил Некрасов стихотворение  «Как океан объемлет шар земной…» Процитировав его, он написал: «Последние четыре стиха удивительны:  читая их, чувствуешь невольный трепет.»

                Как океан объемлет шар земной,
                Земная жизнь кругом объята снами;
                Настанет ночь – и звучными волнами
                Стихия бъёт о берег свой.

                То глас её:  он нудит  нас и просит…
                Уж в пристани волшебной ожил чёлн;
                Прилив растёт  и быстро нас уносит
                В неизмеримость тёмных волн.

                Небесный свод, горящий славой звездной
                Таинственно глядит из глубины, --
                И  мы плывём, пылающею бездной
                Со всех сторон окружены.

                Заканчивалась статья Некрасова пожеланием, чтобы стихотворения замечательного, но неизвестного читателям поэта были изданы отдельной книжкой. Несколько лет прошло,  и в 1854 г. по инициативе и под наблюдением Ивана Сергеевича Тургенева вышла маленькая книжка  стихов Фёдора Ивановича Тютчева. Про эти стихи  Тургенев пророчески писал, что Тютчев  «создал речи, которым не суждено умереть».  Ещё через несколько лет  Афанасий Фет, не менее великий  лирик, написал о своём собрате по поэзии как о самобытном «властелине по этической мысли. А через 30 лет после  выхода 1-го сборника Тютчева, Фет напишет строки, ставшие позже  хрестоматийными:
                «…муза, правду соблюдая,
                Глядит – а на весах у ней
                Вот эта книжка небольшая
                Томов премногих тяжелей.»
                Маленький  сборник Фёдора Тютчева высоко оценили многие, среди них, кроме Тургенева и Фета, Чернышевский и Добролюбов, Лев Толстой и Аполлон Григорьев… К Тютчеву пришла поздняя, но вполне заслуженная слава.

                В 1857-м году поэт избирается  в члены – корреспонденты Академии наук по отделению русского языка и словесности.
                В том же году оценены заслуги Тютчева перед  государством российским: он произведён в действительные статские советники (высокий чин в царской России).

                Только что мы говорили о 1857-м годе в жизни Тютчева. Теперь же перенесёмся в на несколько  лет назад, в 1853-й год. В этом году произошло событие,  обернувшееся трагедией для России, которую Тютчев любил, несмотря на то, что много лет прожил на Западе.  Россия оккупировала Молдавию и Валахию. В ответ на это Турция объявила войну России. К Турции присоединились, составив кампанию, несколько государств: Англия, Франция, Сардиния. Началась Крымская война. Тютчев  остро переживал сложившуюся ситуацию. Его старшая дочь Анна записала в дневнике за 1855 год: «15 марта. Мой отец волнуется,  мучится и  пребывает  в очень мрачном настроении из-за оборота , который принимает наше политическое  положение.
                3 сентября.  Мой отец только что приехал  из деревни, ничего ещё не подозревая о падении Севастополя. Зная его страстные патриотические чувства, я очень опасалась первого взрыва его горя, и для меня было большим облегчением  увидеть его нераздражённым; из его глаз только  тихо  катились крупные слёзы.»
                Поражение России в этой войне, в 1856 г., Тютчев воспринял как личную катастрофу. Но ещё раньше он разочаровался в жизнеспособности русского государства, убедился в бездарности, ничтожестве  и  глупости его руководителей и самого царя. «Ты был не царь, а лицедей», -- писал он в стихотворении 1855 г., обращаясь к Николаю I, а в одном из писем того же времени называет его человеком «чудовищной тупости» (т_а_к_о_е   написал о царе, а ведь он монархистом был – всю жизнь!).
                Переживания поэта по поводу  тяжёлого положения  России;  его негодование по поводу бездарности её высших должностных лиц и её полководцев… Но только ли этим живёт он в середине 1850-х? Конечно же, нет.  Уже несколько лет  продолжается его роман с Еленой Александровной Денисьевой, начавшийся в 1850 г. Она была 24-летней девушкой, он – 47-летним отцом семейства, когда они познакомились. «Вечерняя» любовь поэта… Этой любви посвящено одно из самых удивительных стихотворений Тютчева:

                О, как на склоне наших лет
                Нежней мы любим и суеверней…
                Сияй, сияй, прощальный свет
                Любви последней, зари вечерней!

                Полнеба обхватила тень,
                Лишь там, на западе, бродит сиянье, --
                Помедли, помедли, вечерний день,
                Продлись, продлись, очарованье.

                Пускай скудеет в жилах кровь,
                Но в сердце не скудеет нежность…
                О ты,  последняя любовь!
                Ты и блаженство, и безнадежность.    

                Полюбив Денисьеву, Тютчев сохранил привязанность к «законной» семье – жене Эрнестине Фёдоровне, с которой их связывало 11 лет совместной жизни и детям (у Тютчева и Эрнестины было трое детей – дочь Мария и сыновья Иван и Дмитрий).

                Не знаю я, коснётся ль благодать
                Моей души болезненно – греховной,
                Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
                Пройдёт ли обморок Духовный?

                Но если бы душа могла
                Здесь, на земле, найти успокоенье,
                Мне благодатью ты б была –
                Ты, ты, моё земное провиденье!.. –
                пишет поэт в апреле 1851 г., обращаясь к жене, Эрнестине. В мае 1851-го года родилась дочь Елены Денисьевой и Тютчева – первый их «незаконный» ребёнок, девочку назвали Еленой. Но проходит немногим более месяца, и поэт, находящийся в разлуке с женой, пишет ей грустное письмо о том, что он испытывает тяжесть разлуки (поэт жил в Петербурге, а семья его, по-видимому, за границей). Ещё через полтора года он пишет Эрнестине: «…я решительно не могу привыкнуть <…> к нелепой бессмыслице нашей разлуки. Она в равной мере и огорчает, и выводит меня из себя. Я отношу её к категории досадных случайностей, которые тем более раздражают, что представляются в высшей степени беспричинными.»

                И снова мы возвращаемся к Денисьевой, любви поэта, благодаря которой родились шедевры русской и мировой лирики, -- некоторые из них ещё прозвучат – позже.
                Елена Александрова Денисьева принадлежала  к обедневшему дворянскому роду. Рано лишившаяся матери, она была на попечении своей тёти, Анны Дмитриевны Денисьевой, инспектрисы Смольного института (так назывался институт благородных девиц), в котором воспитывались две дочери Тютчева – Дарья и Екатерина. Как вспоминает  журналист  Александр Иванович Георгиевский, друживший с Тютчевым и Денисьевой, одарённая от природы «большим умом и остроумием, большою впечатлительностью и живостью, глубиною чувства и энергией характера, …когда она попала в блестящее общество, она преобразилась в блестящую молодую особу, которая, при своей большой  любезности и приветливости, при своей природной весёлости и очень счастливой наружности всегда собирала около себя множество блестящих поклонников». В их числе был и Фёдор Иванович Тютчев. «Его увлечение Лёлею (так Георгиевский называл Елену Денисьеву – В. К.) вызвало с её стороны такую глубокую, такую страстную  и энергическую любовь, что она охватила и всё его существо, и он остался навсегда её пленником…» Но… вскоре после начала «романа» тайные отношения  Тютчева  и Денисьевой получили огласку, -- высшее петербургское общество осудило эту связь, причём вся тяжесть осуждения и отвержения легла на плечи Денисьевой. Её репутация пала в мнении общества, от неё отрёкся отец, а её тётя вынуждена была уйти из Смольного института, оставив место службы. И Тютчев пишет стихотворение, ставшее впоследствии одним из самых известных в его творчестве.

                О, как убийственно мы  любим,
                Как в буйной слепоте страстей
                Мы то всего вернее губим,
                Что сердцу нашему милей!

                Давно ль, гордясь своей победой,
                Ты говорил: она моя…
                Год не прошёл – спроси и сведай,
                Что уцелело от нея?

                Куда ланит девались розы,
                Улыбка уст и блеск очей?
                Всё  опалили,  выжгли слёзы
                Горячей влагою своей.

                Ты помнишь ли, при первой встрече,
                При  первой встрече роковой,
                Её волшебный взор, и речи,
                И смех  младенчески – живой?

                И что ж теперь? И где всё это?
                И долговечен ли был сон?
                Увы, как северное лето,
                Был мимолётным гостем он!

                Судьбы ужасным  приговором
                Твоя любовь для ней была,
                И незаслуженным позором
                На жизнь её она легла!

                Жизнь отреченья, жизнь страданья!
                В её  душевной  глубине
                Ей оставались вспоминанья…
                Но изменили и оне.

                И на земле ей дико стало.
                Очарование ушло…
                Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
                То, что в душе её цвело.

                И что ж от долгого мученья,
                Как пепл, сберечь ей  удалось?
                Боль, злую боль ожесточенья,
                Боль  без  отрады и без слёз!

                О, как убийственно мы любим!
                Как в буйной слепоте страстей
                Мы то всего вернее губим,
                Что сердцу нашему милей!..

                Тютчев , как и раньше, пишет о природе – но в казалось бы – пейзажное стихотворение – вплетается мотив его большой любви; конечно, он любуется природой, но ещё больше любуется ею – его Еленой:

                Сияет солнце, воды блещут,
                На всём улыбка, жизнь во  всём               
                Деревья радостно трепещут,
                Купаясь в небе голубом.
                Поют деревья, блещут воды,
                Любовью воздух растворён.
                И мир, цветущий мир природы,
                Избытком жизни упоён.
                Но и в избытке упоенья
                Нет упоения сильней
                Одной улыбки  умиленья
                Измученной души твоей…
               

                Но главной мукой Денисьевой было не то, что отец  отрёкся от неё  и что двери светских гостиных закрылись перед  ней, а то, что любимый, ради которого было принесено в жертву всё, не принадлежал ей полностью. Тютчев не порывал  с  семьёй и как пишет исследователь  К. Пигарев, «никогда  не смог бы решиться  на это. Он не был однолюбом.  Подобно тому, как раньше любовь к первой жене жила в нём рядом  со страстной влюблённостью в  Э[рнестину] Дёрнбёрг, так теперь привязанность к ней, его второй жене, совмещалась  с любовью к Денисьевой.  Это вносило в его отношения к обеим женщинам мучительную раздвоенность. Поэт сознавал себя виновным перед каждой из них за то, что  не мог отвечать им той  же полнотой  и безраздельностью чувства, с какими они относились к нему. Отсюда и «покаянные» мотивы, которые     возникают в стихах,  обращённых к Денисьевой  – в стихотворении «О, как убийственно мы любим…», недавно прозвучавшем  и в некоторых других.
                Денисьева тяготилась своим ненормальным, … фальшивым положением, необходимостью скрывать от детей, что отец их не жил с ними вместе, что  у него свой дом, другая семья, признаваемая законом и обществом. У Тютчева и Денисьевой кроме дочери Елены, был ещё сын Федя, на 9 лет моложе сестры. Позже родился сын Николай, умерший в младенчестве.
                Но Денисьева пыталась хотя бы отчасти исправить  эту несправедливость судьбы: она везде и всегда  называла себя Тютчевой. Заграничные путешествия  совершала она обыкновенно вместе   с Тютчевым, вместе с  тётушкой,  детьми,  их бонной, и в гостиницах подписывалась – Тютчев с семьёй. Заграничные путешествия  Лёля  особенно любила,  потому что тогда Фёдор Иванович был в полном и нераздельном  её обладании, и её теории о законном с ним браке осуществлялись тогда и на практике.»

                Я очи знал, -- о, эти очи!
                Как я любил их, -- знает бог!
                От их волшебной, страстной ночи
                Я душу оторвать не мог.
               
                В непостижимом этом взоре,
                Жизнь обнажающем до дна,
                Такое слышалося горе,
                Такая страсти глубина!
               
                Дышал он грустный, углублённый
                В тени ресниц её густой,
                Как наслажденье, утомлённый
                И как страданье, роковой.

                И в эти чудные мгновенья
                Ни разу мне не довелось
                С ним повстречаться без волненья
                И любоваться им без слёз.

                14 лет продолжалась любовь Фёдора Ивановича Тютчева и Елены Александровны Денисьевой. – Постоянные переживания Елены по поводу её двусмысленного положения в свете ускорили ход её болезни (у неё была чахотка), и 4 августа 1864 г. она, молодая – 38-летняя, умерла. Через 4 дня поэт писал Георгиевскому:
                «Всё кончено – вчера мы её хоронили… Во мне всё убито: мысль, чувства, память – всё…  Пустота, страшная пустота. Сердце пусто – мозг изнеможен. Даже вспомнить о ней – вызвать её, живую, в памяти, как она была, глядела, двигалась, говорила, и этого не могу. …не живётся – не живётся – не живётся… (последняя фраза – цитата из письма Ф. И. Тютчева Я. П. Полонскому).
                Тютчев пытается как-то справиться с душевной болью, -- он едет за границу, на юг, но и   т_а_м   мысли о ней, его Елене, преследуют его, не дают покоя.

                «О, этот Юг, о, эта Ницца!
                О, как их блеск меня тревожит!
                Жизнь, как подстреленная птица,
                Подняться хочет и не может…»

                Так он убивается

                «По ней, по ней, свой подвиг совершившей.
                Весь до конца в отчаянной борьбе,
                Так пламенно, так горячо любившей
                Наперекор и людям и судьбе, --

                По ней, по ней, судьбы не одолевшей,
                Но и себя не давшей победить,
                По ней, по ней, так до конца умевшей
                Страдать, молиться, верить и любить.»

                О свидании с Тютчевым в Париже – о его душевных страданиях, позднее вспоминал Иван Сергеевич Тургенев:
                <<Когда Тютчев вернулся из Ниццы, где написал своё известное:
                О, этот Юг, о, эта Ницца!.. – мы чтобы переговорить зашли в кафе на бульваре и, спросив себе из приличия мороженого, сели под трельяжем из плюща. Я молчал всё время, а Тютчев всё время говорил болезненным   голосом, и грудь его сорочки под конец рассказа оказалась промокшей от падавших на неё слёз.>> (цитата из книги А. А. Фета «Мои воспоминания»).

                Ровно через год после того как поэта постигла эта страшная утрата, он пишет – вновь, в который раз! – обращаясь к ушедшей  любимой –

                Вот бреду я вдоль большой дороги,
                В тихом свете гаснущего дня…
                Тяжело мне, замирают ноги…
                Друг мой милый, видишь ли меня?

                Всё темней, темнее над землёю –
                Улетел последний  отблеск дня…
                Вот тот мир, где жили мы с тобою,
                Ангел мой, ты видишь ли меня?

                Жена Тютчева,  Эрнестина, с большим пониманием отнеслась к его скорби  по Денисьевой; по женщине, с которой она 14 лет невольно делила своего мужа. Его скорбь для меня священна, какая бы ни была её причина», -- сказала Эрнестина. На какой душевной высоте стояла эта женщина, говорит и такой факт. – В 1840-е г.г. (ещё до знакомства Тютчева с Денисьевой) у поэта был роман с Гортензией Лапп, --  двух сыновей имела она от него. После смерти Тютчева Эрнестине как его вдове назначили пенсию, которую она, материально  обеспеченная,  уступила госпоже Лапп и её детям. И в течение  двадцати лет они получали пенсию Эрнестины Тютчевой.
 
                Как ни сильна была скорбь Тютчева по Денисьевой, он, к своему стыду и к отчаянию своих детей, снова влюбился – в некую баронессу Услар. Старческое  увлечение  поэта, которому было уже за 60, последнее его увлечение…  А жизнь между тем близилась к закату…
                Весной 1865-го года  Тютчев возвращается из-за границы, куда он ездил к семье, находящейся там, возвращается в Петербург. Здесь его ожидают новые удары: смерть двоих детей ( дочери  и сына Денисьевой  -- Елены и Николая) и матери. Явно позади и пик  прижизненной славы Тютчева: вышедший в 1868 г. второй сборник стихотворений не вызвал уже такого живого отклика  в русском обществе и расходился с трудом. А ведь Тютчев продолжает писать стихи – по-прежнему  создаёт шедевры.   

                «  Природа знать не знает о былом,
                Ей чужды наши призрачные годы,
                И перед ней мы смутно сознаём
                Себя самих – лишь грёзою природы.

                Поочерёдно всех своих детей,
                Свершающих свой подвиг бесполезный
                Она равно приветствует своей
                Всепоглощающей  и миротворной бездной».      

               
                В конце 1860-х – начале 1870-х г.г. Тютчева постигают новые утраты. – Умирают двое детей от второго брака – сын Дмитрий и дочь Мария… Умирает старший брат Николай – единственный его  брат… С чувством «всё возрастающего ужаса» следит поэт за тем, как редеет круг  близких ему людей… «Дни сочтены – утрат не перечесть… // Живая жизнь давно уж позади --  // -- Передового нет  -- и я, как есть, //  На роковой стою очереди», -- пишет он в стихотворении на смерть брата в декабре 1870 г. Его черёд настанет в июле 1873-го. Последние месяцы жизни Тютчева пройдут в Царском Селе, куда его, тяжело больного, перевезут  в карете из Петербурга. Когда-то он любил  гулять один в осеннем парке. Небольшого роста, худощавый, седой , небрежно одетый, он шёл, одинокий, погружённый в глубокую задумчивость, иногда останавливаясь, чтобы что-то набросать в записной книжке, с которой никогда не разлучался.

                Осенней позднею порою
                Люблю я царскосельский сад,
                Когда он тихой полумглою
                Как бы дремотою объят  –
                И белокрылые виденья   (лебеди – В. К.)
                На тусклом озера стекле
                В какой-то неге онеменья
                Коснеют в этой полумгле…
                И на порфирные ступени
                Екатерининских дворцов
                Ложатся сумрачные тени
                Октябрьских ранних вечеров               
               
                И сад темнеет, как дуброва,
                И при звездах из тьмы ночной,
                Как отблеск славного былого,
                Выходит купол золотой…

                …Так Тютчев  писал в октябре 1858 г. – одно из стихотворений, посвящённых Царскому Селу. И вот  теперь,  много лет спустя, з_д_е_с_ь    ж_е,  заканчивается  его  жизнь.  Но и  тяжелобольной, Тютчев проявляет большой интерес  к  политике и литературе. «Сделайте  так, чтобы я хоть немного чувствовал жизнь вокруг себя», -- просил Тютчев близких, когда не только дни,   но и часы его были  сочтены.  До последнего его часа с ним была  жена, верная Эрнестина.  В год  смерти он написал стихотворение, обращённое к ней, одно из последних своих стихотворений:

                Всё отнял у меня казнящий бог:
                Здоровье,  силу воли, воздух, сон,
                Одну  тебя при мне оставил он,
                Чтоб я ему ещё  молиться мог.

                15 июля 1873 года поэт скончался. Перед смертью «лицо его внезапно приняло какое-то особенное выражение торжественности и ужаса; глаза широко раскрылись, как бы вперились вдаль… Вся жизнь духа, казалось, сосредоточилась в одном этом мгновении, вспыхнула и озарила его последнею верховною мыслию» (Иван Сергеевич Аксаков – зять поэта и первый его биограф – о последних  минутах жизни Ф. И. Тютчева).
                18 июля 1873 года гроб поэта перевезли  по железной  дороге из Царского Села  в Петербург.  Похоронили его на Новодевичьем кладбище.

                Прошло какое-то время  после ухода в мир иной великого русского поэта, и – между 1873 и 1875 годами – известный русский поэт Алексей  Апухтин  написал стихотворение  «Памяти Ф. И. Тютчева», -- по-моему, хорошее:

                Ни у домашнего, простого камелька,
                Ни в шуме светских фраз и суеты салонной
                Нам не забыть его, седого старика,
                С улыбкой едкою, с душою благосклонной!

                Ленивой поступью прошёл он жизни путь,
                Но мыслью обнял всё, что на пути заметил,
                И перед  тем, чтоб сном могильным отдохнуть,
                Он был, как голубь, чист и, как  младенец, светел.

                Искусства, знания, событья наших дней –
                Всё отклик верный в нём будило неизбежно,
                И словом, брошенным  на факты и людей,
                Он клейма вечные накладывал небрежно…

                Вы помните его в кругу его друзей?
                Как  мысли сыпались нежданные, живые,
                Как забывали мы под звук его  речей
                И  вечер длившийся, и годы прожитые!

                В нём злобы не было. Когда ж он говорил,
                Язвительно смеясь над жизнью или веком,
                То самый смех его нас с жизнию мирил,
                А светлый лик его мирил нас с человеком!

                Когда-то Тютчев написал о стихах,  наверное, и о своих собственных –

                «В наш век стихи живут два – три мгновенья,
                Родились утром, к вечеру умрут.
                О чём же хлопотать?  Рука забвенья
                Как раз свершит свой корректурный труд».

                Он, так мало ценивший свои стихи, небрежно хранивший их, ошибался в отношении созданного им. Сколько времени уже прошло после ухода Фёдора Ивановича Тютчева, и сколько бы ещё ни прошло времени, но всегда стихи великого  русского  поэта будут читаться, и всегда имя его будет в числе самых ярких имён в мировой поэзии всех времён.
               
               

               
               
               
               
               
               
      
               
   
               


,