миссия

В Содоме спального квартала,
в Гоморре фабрик и общаг,
словечко крепкое витало
над сигаретой натощак,
а мы, птенцы бетонных блоков,
срывались рано из гнезда.
Здесь местный выпивший Набоков,
сказать бы мог - вот это да,
завидев нежных и кудрявых,
на солнце зреющих Лолит.
Как встретишь, так, забыв о нравах,
душа страдает и болит -
влюбиться бы, прижать бы кралю,
пока менты не загребли,
в посадке, где растёт по краю
полоска дерзкой конопли.
Пока ещё никем не мята,
девчонка эта до сих пор,
пока трёхбуквенностью мата
кичится кривенький забор,
а бюст святого Карлы-Марлы
стоит, одетый в белый гипс.
Любовь, её здесь так немало,
Набоков, друг, поберегись
в стране, где глада нет и мора,
где полной чашей каждый дом...
А спишь - и видится Гоморра
и приснопамятный Содом.

***

Убегая засветло переулками
на работу - рано, трамваи спят,
я бужу соседей шагами гулкими,
а чего им дрыхнуть, коль Бог распят?
Сам-то я не местный, по их обычаям
не живу и здесь, пусть Творца не чту,
но зато им в пику, таким обидчивым,
рву шаблоны жизни, топчу мечту.
Ну, оставим здешнее, легче в тамошнем
находить все корни былого зла,
и титаном быть, а точней - титанищем,
жаль сюда нелёгкая занесла
из других краёв, где любой по имени
мог окликнуть Господа в темноте,
где мешали камни руками синими
вертухаи, зеки - и те, и те.
Где у тех и этих - наколки-профили
на плече бывали да на груди,
где хозяйки вместе на всех готовили,
а ругались так, что не подходи.
От чего бежал я, к чему стремился я,
вот такой вот странный оксюморон,
и шептали вслед мне - такая миссия,
обложив, как надо, со всех сторон.
Уезжал и думал - а хрен поймаете,
Бога нет, всё выдумка, ерунда...
Я иду сквозь город, копаясь в памяти,
без которой, видимо, никуда.

***

Озёр лебединых десяток,
парад исторических бед,
начальник, набравшийся взяток,
мусолит остывший обед.
А в мыслях она, секретарша.
Собою хорош и толков,
он всё не становится старше
под шёпот её каблуков.
Такой же - отважен и молод,
а вот аппетит - никакой.
Не серп за плечами, не молот,
не даже старуха с клюкой,
а шанс - по деньгам и по летам
влюбиться, но знаком с небес
пришёл за партийным билетом
знакомый из ОБХС.
И склока сменяется склокой,
домашней, набитой тоской.
А путь до любви недалёкий,
а вкус у любви колдовской.
По телеку вновь Травиата -
Жермон, Виолетта, Париж.
Он щурится подслеповато -
пора и в постель, говоришь,
подруга моя боевая?
Жена разрыдалась... Ну вот.
А ночью, про всё забывая,
он вновь секретаршу зовёт
по имени... Странное дело -
Дюма, Травиата, петит.
И рама, что заиндевела,
и снег, что беззвучно летит.