Ребёнок плакал, надрывался

Ребёнок плакал в гулком храме,
Переводил со всхлипом дух,
И тем мешал соседней даме
Он услаждать молитвой слух.

Ребёнок плакал, надрывался,
Взрывая тишь по сторонам,
А рядом голос раздавался:
"Уйдите, он мешает нам!".

С лицом стыдливо покрасневшим
Держала женщина его,
Пугливо глядя на шипевших
Не отвечая ничего.

Текло измученное время.
Не доходило до него,
Ну почему не обогреют
Улыбкой ласковой его?

Ведь мы же в родственном Соборе.
Кто может кроме нас помочь
Тому, кто в боли или в горе,
Кто скажет: "Сгинь, лукавый, прочь!"

Сгинь прочь из маленького тела,
Ведь мы не в оперу пришли,
Пришли на праведное дело,
Но стать добрее не смогли.

Тянул гнусавую молитву
Дьячок и вторил ему хор,
А зал шептал, озлобясь, слитно:
"Как же мешает детский ор!".

Сцепилась ненависти скрепа,
Толпа вдруг стала тяжела,
А эта женщина нелепо
Чего-то от людей ждала.

"Изыди, женщина, из храма,
Здесь станет тихо и светло".
Стояла женщина упрямо,
Лишь скулы накрепко свело.

Её младенец из болезных
Наверно порчи нёс печать.
Сказал ей кто-то, что полезно
С ним службу в храме отстоять.

Ведь говорят, что если в храме
В молитву входит весь Собор,
Болезни отступают сами,
Судьба смягчает приговор.

Она поверила, что чудо
Свершится между христиан,
Но Дух давно ушёл отсюда
Здесь развлекают прихожан.

И не нашлось в большом соборе
Того, кто б молвил наконец:
"Родные, истина не в споре,
А в единении сердец.

Из глаз повыдергайте спицы,
Откройте ларчики души,
Пусть радость освещает лица
И спят спокойно малыши".