2. С таким героем женщина честна, пусть и воровка

    (предыдущий фрагмент из романа «Миледи и все, все, все»
       «1.Гасконец в Менге, Констанция в Париже» 
          http://stihi.ru/2017/06/24/4617)

Растрёпанной Судьбы летают космы
от состязаний малого с большим.
Чтоб Случай наносное без   угроз   смыл,
совместно власть амбиций упраздним.
В историю свой экскурс или  кросс мы
условно совершим и уясним:
Людовику тринадцатому козни
азартно строят все, кто рядом с ним.

В истории не сыщете  ролей   вы,
чтоб их бы не   Судьба   изобрела.
Стояла на кону честь королевы,
а заговор был против короля.
               
Когда у короля необратимо
на темечке есть место для рогов,
а честь жены не стоит и сантима,
то тайный симбиоз его врагов
с ней свяжет соблазнителя интимно.

Когда Его Величество – профан,
то недруг в короли пойдёт Интриги.
Луи в игре не лучший тянет фант,
а тут ещё враги – хитры, двулики.

Когда Париж, столичный город – лик,
то в нём тогда Лувр – язва. Гибнет шкура!
Ужель двор короля – карикатура?
Клоака иль живительный родник

злосчастный двор Луи? Супруга-дура,
интриги и проделки слуг Амура,
поклонник королевы – лорд-срамник…
Его Преосвященство внешне хмуро,
как только в эти тайны сам проник,
делился впечатленьями о них:
– Достали заговорщики конкретно!
  Плевать им, что монарха жизнь запретна
  для их преступных происков, что двор
  Людовика их подлостью задет, но…
  ни ссылки не страшат их, ни топор!
  Власть трона быть должна авторитетна!
– Монарший план – дать герцогу отпор –
  не  мог  сам развалиться, что  заметно.
– Вы, поимённо  зная  всех, Рошфор,
вредителей представьте мне немедля!

– Накажем?                – Пред законом все равны.
  И те, кто втихаря… и кто опален.
  Все планы уязвимы, а для спален –
  порою даже жалки и срамны.
  Мой план-реванш едва ль универсален,
  но… Как он вам на взгляд со стороны?
– План, Ваша Светлость, сложен, но реален.
  Блестящие умы сотворены,
  чтоб выстроить план даже из развалин.
– Рошфор, я весь  бумагами  завален,
  а хочется вершить судьбу страны!

  А план и впрямь неплох мой, начиная
  с момента, как миледи вступит в бой.
– Когда роль у миледи ключевая,
  удача тут как  тут,  само собой…
   Кто может устоять пред красотой?!
                *                *                *
Поклонник был парнишка холостой.
Она не любит? Впрочем, нос не вешай!
Взаимность – блеф, но тягостен простой.
В любви не ас, но счёт победам ведший,
от дамы, не вчера уже расцветшей,
ждал чувств угодник юный, но простой.
Над ней не видя ауры зловещей,
а просто лишь гонясь за красотой,
он пел ей про восторг любви. Про свой.

– …Опять вы рассвистелись птичкой певчей?!
– Сударыня, за каждой нашей встречей
  стоит упомрачительность мечты –
  увидеть вас доступной… ну, почти.

– Слёз ваших крокодильих на суровость
  мужскую не  меняла  тут и сям.
– Сударыня, за вашу благосклонность
  отдал бы жизнь по капле сто раз сам!
– Признанье ваше – глупость или скромность?
– Оно – лишь дань божественным глазам!
  Я – вечный их неугомонный пленник!
– И вы, и сумасшедший ваш соперник
  вступили в ряд смешных крокодилят,
  не ведая, что вас на свете – рать.
  На что мне по соседству ваш репейник?!
  Прицепитесь – потом вас отдирать!

– Питая чистым рвеньем поднебесным
  ликующее сердце, вам дарю
  себя  я! К вам, не будучи ни бесом,
  ни ангелом, спешу, как к алтарю!
– По-прежнему вы мне не ко двору, –
без  малой  даже доли интереса
красотка снисходительно к юнцу
сказала. – Прочь, парижский вы повеса!
  Иль сдую, как цветочную пыльцу!

  На хвост мне раз семь-восемь сели кряду,
  преследуя от церкви до ворот!
  Не спрашиваю больше, все ли яду
  любви  вы наглотались, юный сброд!

  Неделю не даёте мне проходу,
  дошли до итальянских серенад.
  Про каждый ор ночной ваш иль про шкоду
  наслышан иль король, иль сам прелат.
– А  вы,  мадам,  бесчувственны  вы разве?!
– Вы крайне несуразны, юный хам!
  Попрячьте пыл страстей по тайникам!
– На взгляд мой, вы бы стали несуразней,
  отдавши предпочтенье старикам!

  Всё ярче блеск гвардейских лейтенантов?
  Вы за безумства юных шевалье
  иль мудрость в чьей-то трезвой голове?
– Сходили бы на фарс комедиантов,

  позыркав, чтоб сравнить: раз там, раз тут.
  Флирт! Вздохи! Комплименты! Реверансы!
– Я склонен уповать на то, что шансы –
  вкусить взаимность вашу – всё растут!
– Меня гнетёт ваш пошлый образ, шут!
  С соперником своим вы отупели.
  Мне тошен антураж ваш осадной.
  Деритесь, коль сдурели, на дуэли,
  на что-то уповайте меж собой –
  меня же позабыть пора, как  сон, вам.
  А станете послушным, образцовым –
  сама я, может быть, вас позову.
– Вы  врёте  мне?                – Для вашей  пользы  вру.

На выходе из людного собора
досада  подстегнула госпожу:
– Что, Кэтти, там наш кучер, сонный боров!
Мы едем, или  прочь  его ссажу?
– Да, слушаю, Миледи! Разбужу!
                *                *                *
В борьбе за выживание и роскошь
она владела тайной ремесла:
едва ли принося кому  добро сплошь,
могла излиться жуткой магмой зла.

При редких артистизме и харизме
умела внешне многих превзойти.
Она легендой сделалась при жизни,
когда её держали взаперти.

Тюремщики её –  морпехов  рота.
Враги грозили дать ей дней без счёта –
она не отсидела и пяти.
Короче, дьяволица во плоти…
                *                *                *
…Разглядывая гостью долго смачно,
придав попутно речи должный вес,
хозяин кабинета однозначно,
забывшись, проявлял к ней интерес.

Назвать её красавицей – неполно.
От качества точёной красоты
порой глазам мужским бывает больно –
к тому ж слепят сожжённые мосты.

Телесной красоты ей доставало
для вкладыванья в жизнь и криминал.
Тянула на себя и одеяло,
и лакомый чужой ей капитал.

Блондинка эта нравилась мужчине,
ценившего и ум в ней, и фасон.
Едва ль стать можно больше самостийней,
чем это удавалось ей во всём.

Интригами, террором иль Джихадом
она могла померяться хоть с кем!
Её таланты он назвал каскадом,
смывающим пески его проблем.

Нетрудно было стать ей куртизанкой
иль фавориткой правящих дворов.
Красу её он в шутку звал вязанкой
украденных из райской рощи дров.

Мужчина с гордой светскою осанкой
с лица «нектар пил» (с Божьей рьян росы),
ничуть не забывая, что под самкой
натура скрыта – Боже упаси!
 
– …На странности в безумце и в эстете
  одно придётся общее: обет
  страдать от причинённых дамой бед.
  Кто женщин превознёс на этом свете,

  тот первым обречён покинуть свет, –
премудростью в своём же кабинете
делился не безумец, но эстет.
– А вы-то превозносите?                – Проверьте.

  Пол женский до меня уже воспет.
– Излишество едва ли будет вредно
– А  вы-то  сами честно и конкретно,
  как  вы  пол женский видите на свет?

– Я – дама молодая. Не худая.
  Без власти на лице дурных гримас.
  Но лучше подытожу, рассуждая,
  я нечто  собирательное  в нас.

  Нас всех вбирает стадо или стая.
  Кто грудью в жизнь пробьётся, кто плечом.
  Мы сто противоречий извлечём,
  страницы жизни женщины листая.

  Пусть дама – образец по всем чертам,
  при том, что и  реакция  хвалебна;
  пусть дама – окруженью не чета
  и знает, что она великолепна,

  но в ярком торжестве её красот
  порой лишь  слабость  женская победна.
– Миледи, слабость женская не в счёт,
  когда для кавалера неприметна.

– Какой-то  нетипичный  эпизод.
  Мужчину поощрить интуитивно,
  внимая, может женщина активно.
  Мужским глазам внимает женский род.

  Ценя за откровенья и ретивость
  мужчину, с ним раскрывшись, как весна,
  в глазах мужских увидев лишь взаимность –
  с таким мужчиной женщина честна,

пусть даже по профессии воровка.
– А женское кокетство? Обваловка
  вполне доступной крепости?                – Храним
   то, чем в глазах мужчин наш пол раним, –

блондинка подхватила с полу ловко
бежавшего кота. Быстра, как мим,
лицом миледи – чисто херувим.
Не ангел, пусть, но с виду – полукровка.

На нежной коже губ – густой кармин.
На шее – крест, алмазная подковка.
На стройном собеседнике – поддёвка…
…Потрескивал поленьями камин.

В закуске лёгкость, но не голодовка.
Сидели на тахте без боковин.
Сверчок воспринимался, как издёвка.
Шеф, олицетворяя строгий Рим,
был истинною верой озарим
и к глупостям в делах непримирим.
Не всё ль равно, ночёвка или днёвка
для дамы – вызвал шеф не для смотрин.

На даме платье с жемчугом – обновка.
На скромненькой тахте –  матрас  один.
Вполне была рабочей обстановка:
собрание коллег, а не тусовка.

А менторский тон шефа – старый ход.
Усилить натиск свой словесный вдвое –
равно как назначенье боевое
любых и кавалерий, и пехот.

Шеф жаром деловым так припечёт,
что мало не покажется. Короче,
пристрастья шефа – все наперечёт,
блондинку шеф-брюнет не опорочит.

Он вечер с ней провёл да плюс полночи.
Миледи вся прониклась: ей почёт.
Карьеру сделать ежели влечёт,
выслуживайся дальше, что есть мочи

на раутах, в альковах, на балах
под масками глупышек, растерях…
Боятся шефа крупные вельможи.
От шефа – всё великое в делах,

и путь миледи крут от шефа тоже.
Миледи провела надысь теракт –
шеф втайне ей похлопал лишь в ладоши,
опять прикрывшись образом святоши.

Расслабиться не даст он никогда –
миледи это ясно понимала.
Исчерпан план до дна, однако дна
дотошному стратегу было мало.

Миледи просчитала наперёд
и прибыль, и досадные издержки.
Продуман лучший план, один из дерзких,
из тех, что камнем лорду в огород.
Что лорда охмурить ей, что кретина.
Уловками  влюбить, иль  сам  он в рот
заглядывать ей станет – всё едино.
Миледи в радость новый поворот.
Засылка в Лондон – это не рутина…

Лежал на бутерброде бутерброд,
сверкало с переливами рубина
вино в бокалах. Звонок был хрусталь.
Жизнь без интриг, как церковь без креста.
Тон наставлений, как слону дробина…

К полуночи, довольствуясь прямым
плечом хозяйским, спал кот лежебока.
– Мы герцога не любим и браним,
  но вы с ним обращайтесь, как с родным –

  от вас теперь  иного  ждёт эпоха,
   и вы – её вершитель, без прикрас, –
большой вельможа и служитель Бога,
мужчина средних лет был лупоглаз,
умён и вдаль смотреть умел намного. –
  Раз вам понятно всё с полунамёка,
  клянитесь не ударить ликом в грязь.
Огонь во взоре дамы не погас:

– Чтоб я да не смогла мгновеньем ока
  сойтись бы с этим демоном порока?!
  Владею мастерством не напоказ,
  а к тайнам лорда – мне   одна  дорога! –

надула губки дама. – Что за вздор!
  Как будто речь ведём мы о медведе!
  Да мне б оперативный бы простор!
– Вы так в себе  уверены, миледи…

  Сойдётесь ли вы  тесно  с ним? Наш спор
  об этом далеко не беспредметен.
  Когда пар крепких явный недород,
  то чем держаться паре? Ну, так вот:
  нет уз – умрёт союз. Чем ни примета?
   Нещадно Время узы оборвёт.
Вооружив взор стёклами лорнета,

на даму явно глядя свысока
и гладя между делом кошака,
витийствовал хозяин кабинета. –
  Вне крепких уз союза как бы нету.

– Счастливых сколько ж мы опросим свор?
  И что у нас в  итоге,   монсеньор? –
спич дамы прозвучал не без кокетства.
– В итоге узы – действенное средство.

  Согласье – в узах. Сбрось – и сразу спор.
– Мужчины – зло! Душа от них – в занозах!
  Мужчинам мстила, мщу и до сих пор!
  Жизнь женщин среди них – в метаморфозах:

  для вёсен – мур-мур-мур, на осень – ор.
– По мелочи шуршать осточертело?
– Спасибо за  доверье,  монсеньор.
  В такое исключительное дело,

  когда зло любострастия поспело,
  когда в ходу сплетённые тела,
   вложу я больше страсти и тепла, –
блондинка поощряла моду шефа
давать ей только сложные дела. –
  Милорда обольщу я задушевно,

  стремительно, навек, без отступных.
– Всё это надо сделать бы уже, но…
– Моя стрельба глазами – как без них! –
  эффектнее любой стрельбы ружейной.

  Лет юности цветущей не вернёшь,
  но это же не повод для уныний.
  Мне многое дано среди вельмож,
   ведь я неотразима и поныне, –

блондинка улыбнулась, засверкав
лазурью глаз и белыми зубами. –
Я нравлюсь всем, не исключая глав
правительств, если те не пред гробами.

Мужчина, балагур и полиглот,
ввернуть изволил шутку на английском:
– Страною заправляет герцог с риском.
  Жаль, Англия милорда не лягнёт.

  Лорд Англию взнуздал, он –  гегемон  там.
  Но ежели грядёт жестокий год,
  когда лорд обратится к гугенотам,
  вы вправе предпринять  столь  тонкий ход,

  что тошно станет нежным моралистам.
  Да, герцог далеко не Донкихот.
  Туманный Альбион – не райский вход.
  Но ведь и вы – не  тихая  в нём пристань.

– Мчусь в Англию и там на всю страну,
  иль в  Лондоне  одном лишь и  округе,
  сама я о себе распространю
  подпольно соблазнительные слухи.

  В итоге герцог только на меня
  отныне будет сходу делать стойку
  и враз забудет даже имена
  всех дам, которых сманивает в койку.

  Конечно, Ваша Светлость, вам видней,
  остались ли ещё вы при сомненьях
  по поводу способности моей
   министра соблазнить в его владеньях.

Хозяин кабинета бросил взор
пронзительный на женщину-агента:
– И  план  ваш прогорит, и ваш  позор
  лишит вас чистоты эксперимента.

  Заманиванье лорда в адюльтер,
  блокада его чувственных метаний
  банальны лишь для эллинских гетер,
  а вы, миледи, кончите летально.

  Отчасти выставляет перед ним
  вас в выгоднейшем свете то ли тайна
  глаз ваших, то ли псевдо аноним,
  что вас обожествит как бы случайно.

  Представьте, я едва ли не размяк
  и к вам был преисполнен умиленья,
  вникая в удивительный размах
  осмысленного вашего внедренья.

– В сарказме вашей светлости всегда
  я вижу приговор моим огрехам.
  Могу я из кареты иль седла
  совсем не вылезать и даже пехом
  мчать к лорду в пекло иль столичный град.
  Поверьте, монсеньор, у всех преград,
  что мне возводит рок, есть уязвимость,
  и нужен просто тщательный пригляд,
  чтоб, вызнав, прокачать секрет на вынос.

  Милорд не  устоит  передо мной!
  Всё в ход пущу: улыбки, взоры, позы.
  К нему я в спальню, как к себе домой,
  захаживать сумею не без пользы.
– Но если встанет герцог с бодуна,
  с утра вам в койке вряд ли будет  рад он.
– Вы знаете: я дьявольски умна,
  всегда мой риск рассчитан и оправдан,
  и дышит враг заведомо на ладан.

– Я крайне отличаюсь от невежд,
  кто думает, что вы – ля фам с рогами.
  Опасно балансируя на грани
  последних и отброшенных надежд,

  растратчица моих субсидий щедрых,
  потратьтесь, подчистую всё забрав.
  Предмет моих запретов, впрочем, тщетных –
  вот горстка бриллиантов без оправ.

  В отличие от дамочек оседлых,
  удел кого – жить, прыть свою поправ,
  вы мчитесь от Парижа до соседних
  то Лондона, то Портсмута стремглав, –
осклабился премудрый собеседник

в атласной алой мантии под цвет
губ сочной, но уже не юной леди –
владелицы роскошнейших карет,
растратчицы, наверно, целой трети
богатства рода Винтеров. В ответ,
не чуждая в кокетливости шкодам,
красавица кивнула, мимоходом

задув интимно ближний ряд свечей:
проверь, мол, не намазана ль я мёдом!
Не я ль венец, рождённый женским родом!
Шеф фыркнул: – Бой не кончится ничьей.

  Цена краплёным карточным колодам –
  миг-фарт разоблачённых ловкачей.
  Лазутчицей штурмуя высший Лондон,
  вы сделайтесь аналогом ключей

  от самых потаённых важных дверок.
  Сходитесь плотью в плоть и по душам.
  Удача не страхует от проверок
  на прочность, изворотливость и шарм.

  Миледи, вы служа непревзойдённо
  искусству флиртовать наедине,
  забыли, до чего же резв ядрёный
  придворный дамский сброд. Он не дрянней,

  чем лучшая из всех моих клиенток.
  Да, вы самонадеянны с лихвой.
– Мне лорд благоволит!        – Вам конкуренток
  объехать не дано и по кривой.

  Не то чтоб понесла казна убытки,
  но деньги вы расходуете зря.
– Умело конкуренцию тесня,
  форсировать хочу свои попытки.

  Я – в силе, но… усилить бы аванс…
– Миледи, свиту  лорда и без вас
  пополнят, беззастенчивы и прытки,
  другие претендентки в фаворитки.
  Гадайте, на каком этапе стыд
  кого из дам вернёт обратно к мужу.
  У герцога растущий аппетит
  на плотские утехи. Ну а душу

  открыть вам сам себе он запретит.
  Из моря не  полезет  кит на сушу –
  вам это говорю как эрудит.
  Не высунется лорд душой наружу.

  Красуйтесь вы, хоть в профиль, хоть анфас,
  притворно   млейте или от  восторга –
  своей душеприказчицей он вас
  не сделает, тем более надолго.

Мужчине на свободное плечо
холеной белой дивой села кошка.
– Её почин усесться не причём,
   но кошка обладает кличкой Вошка. –

любимицу за ушком почесав,
продолжил шеф. – Речь даже не о нраве,
  но лорд содрать, наверно, даже вправе
  морально и физически с вас штраф.

  Нет, речь не о физической расправе,
  но лорд получит бонус, обуздав
  весьма непредсказуемый ваш нрав.
– Какой же бонус? О мужской речь славе?

  О чем вы говорите, монсеньор?
  Не общая ли цель у нас тут с вами?
  Ещё б сказали, что в  альфонсы  скор
  он сунуться ко мне!                – Ну-ну! Едва ли.

– Ну, как бы что там ни было, а лорд,
  меня заполучив…                – Как яд в бокале?
– … в любви ко мне, как счастлив, так и твёрд,
  душой со мною вскоре будет в паре.

  Гарантией послужит скрытность встреч.
  Направит обольститель всю силёнку
  на  что? На то, чтоб  хищницу  привлечь!
  Ему деваться  некуда,  цыплёнку.

  Ну, разве же игра не  стоит  свеч?
  Он тайнами поделится недаром:
   я лорда предпочла всем прочим харям…
Шеф-скептик оборвал бестактно речь.

– Да на таких, как вы, всегда  чихал он! –
шеф против был её развратных встреч.
Согнав долой кота и кошку с плеч,
руками возмущённо  замахал он. –

  Куда уж вам саму себя беречь!
  Будь я столь легкомысленным нахалом,
  миледи, я б… и с  Карлом  мог возлечь!
  Ещё б и ублажал его вокалом!

  Вы превратите всё в провальный фарс,
  во имя веры, Франции во благо?!
– Ни облик весь, ни профиль мой, ни фас
  меня не подведут. Постель не плаха.
  Привычно  мне – и в этом жизни суть –
  подкрадываться, прежде чем блеснуть.
  Звучит опять во мне сплошной минор, да?
  Сама себе скажу: не обессудь,
  крут  этот путь за тайнами милорда.

– Вклад как агента ваш бы стал весом,
  крадись вы к ним дорогою пологой.
  Чем быть в телеге пятым колесом,
  уж лучше стать для лорда недотрогой.

  Пускай за вами ходит по пятам
  иль носится вокруг вас сам кругами.
  Пусть вас возжаждет он, как клоп, а там…
  он с нашими столкнётся пауками.

– Но мне  виднее,  как внести свой вклад!
– Перечить шефу свойственно лишь стерве.
   А я ведь ко всему ещё прелат!..
Неловко повернувшись на постели,

миледи пробудилась.  Дикий  сон!
Спор был лишь ярким сном, но необычным,
детально ко всему реалистичным.
Продумать, если вспомнить, есть резон.

«Похоже, мне привиделся сон вещий.
Прелат совсем не выглядел зловеще,
мне втюхивая вновь свои права.
Сто шкур с меня не  спустит  за провал, –

такой ей рисовалась перспектива. –
Так угрожать мне, даме, неспортивно!
Но… все его бояться – весь наш двор.
Его Преосвященство – не Рошфор.

Бояться графа было бы противно.
Из связей с теми, у кого в долгу,
и встреч конспиративных я Рошфору
второе  место  выделить могу.
Негласному с Рошфором договору

обязана я цепью тех удач,
которых долго не было, хоть плачь…
Нельзя встречать рассвет в постельной неге.
Рошфора нынче я увижу в Менге».
           *             *             *
                (продолжение в http://stihi.ru/2023/01/27/4770
                «3. Заклятый враг блистательной Миледи»)