Внутреннее внешнее

Выхожу на свет, приминая темень.
Сумасшедший люд бьет друга друга в темя,
изрыгая то, чем кормило время.

Что-то сверху ждёт, чуть прикрыв ухмылку.
Мне бы в споре с тьмой не залезть в бутылку,
чтоб потом никто не владел затылком.

Так ведь нет же! Пуляю по тишине,
что замерзла когда-то давно во мне,
и пишу на чужой суеты стене:

«Распахнись душа! Не елозь по краю
миража, что кто-то означил раем.
На тебя, увы, мы всю жизнь играем

без малейших шансов коснуться банка…
И вставай хоть в полдень, хоть спозаранку -
по тебе лишь рок отбивает склянки».

Что мне новость о том, сколь дыряв Юпитер,
если здесь, на Земле, для меня укрытий
ровно столько же, сколько в пустом корыте

охреневшей бабенки, задравшей деда?..
«Убивая, спасать» - вот мое кредо,
если речь вдруг зайдёт о дне победы

над распластанным телом своей тоски,
от которой болят по утрам виски
и не видно реально кругом ни зги.

Замирать. Срываться. Ходить по кругу.
Верить в север как часть вселенной юга.
Ненавидеть, тихо любя, друг друга.

Это мы. Это пена волн пустячных,
что шумят, пускай и немного мрачно,
но зато несут аромат коньячный.

И сгибаться нам вечно в тревожных снах.
Разве с похотью только, придёт весна
да наржется над тем, что судьба тесна,

а желанья глупы, как мера веры
в нечто, страхом впаянное в манеры
смирения с тем, что душа - галеры.

Так что, режусь насмерть пока со всеми.
Проклинаю зло соседское племя.
Выхожу на свет. Приминаю темень.