Юрий Уваров

ЮРИЙ УВАРОВ
(род. в 1944 г.)

Крыши
Цвета крыльев голубиных.
По низине
Серые стога.
Пожелтели листья
На рябинах,
Перезрел шиповник
На лугах.
Хорошо,
Что ночью нет морозов,
Снова град промчался стороной…
Укололо солнечной занозой
Над полями воздух слюдяной.
Это свыше хлынул свет наклонный,
Так,
Что сердце защемило вдруг.
Если в бой —
Коленопреклоненно
Присягну
Всему, что есть вокруг:
Этим селам,
Осени,
Рябине,
Малому шиповнику,
Жнивью…
Будто в храме Суздаль и Владимир —
Посредине Родины стою.

* * *

Я от левой груди
Запустил своё сердце на север.
Оглянулся и вскрикнул,
Навек оборвав тетиву.
Скифский лук, или лира,
Или месяц над полем осенним...
Только в сторону родины ветер сгибает траву.
Шевелись, шевелись,
Выгибайся, беги за составом,
Как с квадрата холста,
Эту тень вырывай из окна.
Чтоб, скатившись по насыпи,
Даже следа не оставив,
В полосе отчужденья
Навеки пропала она.
Что мне в этих краях,
Если сердце давно над Россией?
И вот-вот упадёт, может, в милые руки, как знать.
Сколько болей людских
Над землёю сердца возносили.
Сколько пролито слёз не сумевшими их удержать.
Видишь, тёмные тени бредут, наклоняясь над полем
Куликовым иль Курским...
Да сколько их, Боже!
Постой,
Тёмный ветер, не трогай
Свечи восковой меж ладоней,
Не касайся дыханьем последней свечи золотой.

* * *

Белый хруст раскалённого мха.
На осинке вертлявая птица.
Только тронь — золотая труха
Сквозь кору из пенька заструится.
Потекут, заспешат мураши,
Запушат иван-чая метёлки,
Как под ветром с забытых вершин
Над посёлком...
Не стало посёлка.
Только чёрный от зноя барак —
Как хребет, перешиблена крыша.
Точно в детство, войду в полумрак,
Вспомню чайную, шишкинских мишек,
Самовара латунный закат,
Скользкий жёлоб дороги-ледянки,
Заграничной тушёнки квадрат
С открывалкой, припаянной к банке.
Говорили, конина — не ел...
Пар над крупами тяжеловозов.
Штабелями — товарная ель.
И развал нетоварной берёзы.
Миллионы клеймёных торцов...
Не такие труды выносили
Задубевшие спины отцов
Ради послевоенной России.
Ради пахнувших хлебом дымов,
Ради...
Что говорить, чего ради?
Вспомню первые наши тетради
Из таких же, наверно, лесов.
Леспромхозовский вспомню народ,
Кострожогов в прожжённых фуфайках...
В государственных денежных знаках
Что-то было от этих работ.
Как тавро — гербовая печать,
Тёртый звук позвоночного хруста.
Полдержавы — полынная пустошь.
Горько...
Пусто...
И не с кем молчать.

* * *

Пусть в небе лист, а на воде перо,
Как будто только-только грянул выстрел.
И что смогло, оставило крыло,
И что смогли, оставили нам листья.
Два знака из породы ветровой,
Два символа почти вселенской грусти.
Теперь, хоть навсегда глаза закрой,
Виденья эти память не отпустят.
И как бы кто местами ни менял
Одно с другим,
Всё выпадет на осень.
Подбрось перо — и лист на воду пал,
Подбрось листок — перо волнами сносит.
Но ты меж ними, как дрожащий звук,
Из ничего возникнув, будешь длиться
И первый снегопад кормить из рук,
Как белую или седую птицу.
И, сострадая,
Будто в первый раз,
Встречать и провожать в страну иную
Всех оттепелей траурную грязь
И среднерусских вьюг тоску цепную.
Луна ль взойдёт,
Погаснет ли окно,
Иль волчья тень перемахнёт дорогу,
Или мороз над прорубью сомкнёт
Ладони льда,—
Мы живы, слава Богу.
Всё к лучшему,
Всё в будущем ещё...
Свет от жнивья над стынущей равниной...
Земную жизнь пройдя до половины,
Не смахивай слезы с запавших щёк,
Страдай, страдай!
Душа должна болеть.
Всё к сердцу принимай, пока грустится,
Пока листку позволено лететь
И пёрышку над глубиной кружиться.