Триптих

                I


Геенны августа гримасы
забыты, выпит зной до дна -
и топят мир разливы красок,
и накрывает тишина.

Струятся души на бумагу, 
в былое зовы и мосты
забросив. Дерзость и отвага
уснули - но цветут мечты.

Сиротка-астра клонит выю
в саду, страшась упасть во прах,
и блещут капли дождевые
на глянцевитых лепестках.

На их душистой жёлтой гуще
в который раз примусь гадать,
что к нам придёт из тьмы грядущей,
чему вовеки не бывать.


                II


Мир грёз молчанием изваян,
бубнёж живых - как тяжкий бред,
но льют из памятных закраин
реченья тех, кого уж нет.

Почиют предки в смертной сени,
в морях бездонных и немых,
но светлой магией осенней
цевница пробуждает их.

Пирует дух, трудясь не всуе,
прозрений сонм в единый ток
сплотившись, новый взгляд дарует
на то, что стёр нещадный рок.

Уж круг сомкнуть готова вьюга,
фантомов года выпив гам,
и ты спешишь шагнуть из круга
навстречу новым берегам.

Но снова медлишь, тайной смутой
распят, сливаясь с ней в одно,
вверяясь дальнему чему-то
и отпылавшему давно.


                III


Блуждает прошлое в тумане -
не спит его сырая плоть,
но зло его уже не ранит,
а благо - греет: жив Господь!

И озарений снова чаем
в безмолвный сокровенный час -
их пламень в сердце принимаем,
и с ними сердце рвётся в пляс.

И всё запутанное ясным
становится, редеет мрак,
простор, привычный безучастным,
как в детстве, дружествен и благ.

И тьма предзимья лаской лета
обняв, над нами вскинет щит,
а свет, сливаясь с вечным Светом,
недуги духа исцелит.

Коварство, зависть и невзгода
укрощены, не рвутся в бой -
мы ждём благую пору года
чтоб снова встретиться с собой.

С собой - источным, зло избывшим,
когда, души рассеяв тень,
благословляя, перст всевышний
чела коснётся в жёлтый день.