Белая-белая ночь

В глубине печурки стылой
Дотлевала хворостина,
И над нею грела руки
Добродетельная мать.
Дверь избушки приоткрылась.
На пороге очутился
Сын её, мальчонка малый,
Тщась тепло в избе застать.
И, негромко хлопнув дверкой,
Выудил щепу да ветки.

«Что, сынок? — спросила мама, —
Есть ли чем вскормить нам пламя?
Я хвора. Хоть хворост в пору,
Хоть соломки бы нам в печь.»
«Поздно, мама, уж стемнело.
В поле глушь, а ветви ели,
Что сумел, я оборвал уж.
А до лесу бечь и бечь...
Неужель идти за поле,
Не избегнув этой доли?»

«Сделай милость мне, несчастной,
Околела я ужасно!
Вечер хладен, ночь студёна.
До утра бы как дожить...
Хлеб да каша есть за печкой,
Только как студёной гречкой
Напитаться нам с тобою?
Может елочку срубить?
В Рождество ли дорожить ей?
Холода нам пережить бы...»

Сын вздохнул. Развёл руками.
Но отказывать он маме
Не хотел, хоть был уставшим,
Хоть был мал и голодал.
Ныл сквозняк в оконной раме.
С печки дав последний пряник,
Сына мать благословила
Робко знаменем креста.
Хоть снаружи выла вьюга,
В сыне не было испуга.

Ни забора, ни ограды,
Ни плетня, ни палисада,
Ни кустов, ни древ садовых —
Всё, что было съел огонь.
Возле дома только ёлка
Сберегла свои иголки.
Но в её ветвях прощальный
Ныне ветра слышен стон:
«Этой ночкой белой-белой
Оставайся, ёлка, смелой...»

Сын немного растерялся
И на месте затоптался,
Руковичками топорик,
Что есть силы, крепче сжал.
«Отзовись, лихое лихо!» —
Крикнул он, но вкруг всё тихо.
«Показалось... — бормотал он. —
Что я всё же услыхал?»
Подбоченясь неуклюже,
Мальчик всё стоял да слушал.

Из-за дальней кромки леса,
Что за полем за белесым,
Восходила в небе чистом
Лучезарная Луна...
И слетал не снег, но звёзды.
И ветра от вьюг двухвосты.
И казалось будто сказка
В том лесу заключена.
Так подумалось мальчонке,
Что топор держал в ручонках...

«Ты прости, старушка-ёлка,
Нам нужны твои иголки.
И кора. И ствол. И ветки.
Ты прости. Ты вся нужна...»
Чуть занёс топор мальчонка,
Как увидел вдруг бельчонка,
Что скакал средь лап еловых.
Песнь его была грустна:
«Этой ночкой белой-белой
Оставайся, ёлка, смелой...»

Невредимой ель стояла.
Близ неё мальчонка малый
В нерешительности замер
И промолвил чуть дыша:
«Ёлка... Ёлочка... Прости же...
Дважды был уж я пристыжен!
Хоть своими я руками
Твои ветви наряжал,
В доме ждёт больная мама.
Ждёт, что в печке будет пламя...»

Продолжал мальчонка речи:
«Отчего же мне на плечи
Бремя выбора такого
Не спросясь теперь легло?
Вьюга тихо вьюжит-кружит,
В поле снеги, там же — стужа,
А за полем лес валежный,
Что принёс бы в дом тепло...»
Только сетованье это
Оставалось без ответа.

То ль взмахнула ёлка лапой,
То ль задел мальчишки шапку,
С ветки спрыгнувший, бельчонок,
Но раздался хруст и треск:
«Этой ночкой белой-белой
Станет мальчик самым смелым,
Станет сильной мама сына,
Станет близким дальний лес...»
И от севера до юга
Дуть сильнее стала вьюга.

И мальчонка смежил очи.
Он, зажмурясь что есть мочи,
Молчаливо и без страха
Ветер стал пережидать
И ствол ёлки крепко обнял.
И почувствовал как тёплый
Мех его коснулся шеи —
То бельчонок стал шептать:
«Этой ночкой белой-белой
Оставайся, мальчик, смелым.»

Много ли минут, часов ли
Пролетело, словно совы,
Что над полем голосили,
Вьюга выла? Мальчик спал.
И Луна над ним сияла,
И снега, как одеяла,
Укрывали ель с мальчонкой.
Рядом с ним топор лежал,
Но и он уснул в сугробе,
Безразличный к всем чащобам...

На своё ли на везенье,
Сквозь дремоту, снов виденье,
Слышал мальчик как деревья
Поднимают гул и вой:
Подступают ели, сосны,
Кедры, липы да берёзы.
Через поле с шумом-гамом
Те бредут к нему на двор:
«Пусть смежает мальчик очи
Этой белой-белой ночью!»

«Уходи, лихое лихо!» —
Крикнул мальчик. Всё утихло:
Шум и топот, треск да скрежет.
И снега к ногам легли.
Он промолвил: «Вот так чудо!
Лес кругом! А дом наш будто
С давних пор стоял у рощи,
А не где-нибудь вдали!»
И осёкся он, близ ёлки
Увидав, как бродят волки.

Молчаливы, величавы,
Незаметно из дубравы
Вышли звери за добычей —
За оленем и лосём.
Что влекло их в час охоты
К дому, где одна забота,
Отыскать дрова да пламень
Развести пожарче в нём?
Из-под снега взяв топорик,
Мальчик был готов отпор дать…

Чуть Луна макушки сосен
Залила, невнятный возглас,
Но настойчивый и властный
Из-за леса прозвучал.
Становился возглас громче.
Становились волки робче.
Падал свет Луны на снеги
И стеною будто встал.
«Этой ночкой белой-белой
Станет мальчик самым смелым.»

Скрип да рокот, треск да топот,
Только тихий, словно шёпот,
И пронзительно-певучий
Доносится из-за древ.
Волки дружно расступались
И друг к другу робко жались.
Отчего — не ведал мальчик,
Тут же вскоре углядев
Старичка седого в шубе
Да с огромной веткой дуба.

Взад-вперёд мальчонка бродит:
«Здравствуй, дедушка! А кто ты?
Ты пожаловал к нам в гости?
Или ты нас пригласил?»
И старик ему ответил:
«Ты умён, как я заметил!
Но ни то и ни другое,
Я за ёлочкой следил,
Чтобы ночкой этой белой
Всякий знал, что значит смелость.»

Тут бельчонок объявился,
В три прыжка он взгромоздился
На дубовую дубинку
На плече у старика.
«Расскажи мне, старый странник,
Может быть ты хочешь пряник?
Он последний. Сладок, вкусен.
Ты вкуснее не едал!»
Мальчика рукой коснувшись,
Дед лишь молча улыбнулся.

И взмахнул старик дубинкой,
И зардели ярко льдинки
На еловых пышных лапах,
Заискрились, как огни.
И огонь зарделся в печке,
Как и в мамином сердечке.
Стала матушка здорова,
И хлеба пеклись пышны!
Все печали потускнели
Этой ночью белой-белой…