Светлана Куралех

СВЕТЛАНА КУРАЛЕХ
(род. в 1942 г.)

Под музыку с небес слетает докладная
неведомо кому, но в образе стиха:
позвольте доложить, что эта жизнь земная —
единственная жизнь безмерно дорога.
Позвольте доложить, что время ускользает,
что предвечерний сад как будто бы горит,
что если человек внезапно исчезает,
о нём ещё не раз листва заговорит.

СНЕГ

Гармонист во всём квартале
Раззадоривал народ –
Все частушки перебрали.
Свадьбу мамину играли
В ночь под сорок первый год.
Столь пророчили соседи
Счастья – вдоволь бы для всех!..
И на целом белом свете
Падал белый-белый снег.
Видно, что-то не допели,
До конца не довели –
Взвыли чёрные метели
И пошли гулять, пошли…
Маму мчал товарный поезд
В те края, в которых прямо
В дом сквозь щель мела пурга…
Вспоминать не любит мама
Те военные снега –
Знать, ещё не отболело.
Вспоминает чаще тот
Снег, что падал, белый-белый,
В ночь под сорок первый год.

***

             Недолёт. Перелёт. Недолёт.
             По своим артиллерия бьёт.
             А. Межиров

Всё дрожит. Мы в подвалах сидим.
Артиллерия бьёт по своим:
то ли бойня идёт, то ли бой,
не понятно, кто свой, кто чужой.
День и ночь канонада слышна.
И растёт огневая стена.
И теперь может знать только Бог,
кто же первую спичку зажёг.
Недолёт. Перелёт. Недолёт.
По своим артиллерия бьёт.
Видно, крепко нас родина любит —
по своим артиллерия лупит…
И небесные сотни летят,
ни огонь им не страшен, ни град —
там присмотрят за каждой душой,
там рассудят, кто свой, кто чужой.

* * *

Всё холоднее на ветру,
и время всё неумолимей.
– Вы где?
– Мы в Иерусалиме.
– А вы?
– Мы там, где кенгуру.
А убиенные – в раю,
а незабвенные – в Нью-Йорке.
А я одна в глухом краю,
всё стерегу свои задворки.
Ушла ночная электричка,
и кажется, что всё ушло...
Я – бабочка-шизофреничка,
бьюсь о вагонное стекло.

***
      Пять лет прошло. Здесь всё мертво и немо.
      Анна Ахматова, 1910

Сто лет прошло, и век другой ступает.
Другая жизнь. Другие корабли.
Вулкан исландский пеплом посыпает
израненную голову земли.
Меняется шуршанье лёгких юбок
на жёсткое шуршание банкнот,
но шум и гам из капитанских рубок
серебряных не заглушает нот.
Оранжевый закат или пунцовый
непоправимым облаком плывёт.
Какой ты, век наш? Цинковый, свинцовый?
Пускай потом потомок назовёт.
Века друг к другу тесно припадают.
К каким бы ни пристали берегам,
нас по приметам вечным разгадают:
по музыке, картинам и стихам.