Миниатюра-посвящение Дитриху Грею

Шагнув навстречу смерти и забвенью,
Ты Ангелом прекрасным превратился.
Спасающего души в их сомненьях,
Когда бороться уж они не в силах.

Шагнув навстречу смерти и забвенью
Ты Демоном ужасным обратился.
Ввергая души на земле в сомненья
Не видя выхода, на Ада дно спустился.

Идя навстречу Ангелу и свету,
Ты хочешь искупить свои деянья.
Очистившись от тьмы и боли этой,
Ты будешь счастлив за свои страданья!

Три стука в дверь, пара минут ожидания, внутренние терзания и усталость.
Ступив на крыльцо старого небольшого домика, я уже потерял надежду на удачное завершение начатого дела. Побродив по городу пару часов в поисках зацепок, уставший, я из последних сил притянул ноги к заветному крыльцу. Эта дверь – мой последний шанс на благоприятный исход дела, хотя мне мало верится в то, что человек, зарабатывающий огромные деньги на своих книгах, обитает в такой лачуге.

Я оглядываюсь вокруг в поисках хоть какого-нибудь подтверждения того, что тут может жить человек. Никаких следов. Никакого благоустройства. Вокруг только шумное, неспокойное море, галька и лес. На полуразвалившемся крыльце тоже никаких признаков человеческого обитания.

Никто не отвечает. Вдохнув влажный воздух, пропахший солью и деревом, я медленно спускаюсь со ступенек на гальку. Слышится характерный скрежет ржавых замков старой двери, скрип половиц.

- Кто вы? – раздаётся голос у меня за спиной.

Удивлённый тем, что всё-таки дождался ответа, я оборачиваюсь лицом к входу в дом.
Передо мной стоит высокий худощавый мужчина лет сорока. Нерасчёсанные волосы и давнишняя небритость. Усталые серые глаза и сомкнутые в узкую полоску губы. Он стоит босиком, в потёртых джинсах и клетчатой рубашке. Отшельник? Рыбак? Сумасшедший? Алкоголик? Маньяк? Версии мелькают у меня в голове с огромной скоростью, но ни одна в точности не подходит к человеку, стоящему передо мной.

- Кто вы и зачем стучались ко мне в дом? – уже более настойчиво повторяет незнакомец.

Кажется, он не удостоил меня ни единым взглядом, устремив свои красивые глаза куда-то вдаль. Странный. Очень странный человек.

- Я ищу Дитриха Грея.

Незнакомец смеряет меня презрительным удивлённым взглядом и, помрачнев, снова отводит глаза.

- Зачем он вам понадобился?

- Хотелось бы взять у него интервью, - уверяю его я, наблюдая за отсутствием какой-либо реакции на его лице.

- Интервью? – переспрашивает он.

- Да. Видите ли, о нём почти ничего не известно.

- Вы журналист?

- Да, работаю на одно довольно престижное издание в Санкт-Петербурге.

Тишина. Взгляд в даль. Тяжёлая сумка на плече. Хочется упасть прямо на холодные камни и отдохнуть. Но нельзя. У меня ещё есть шанс, и им надо воспользоваться.

Минута. Две. Три. Молчание, которое меня всегда напрягало.

- Так вы мне поможете? – я жалобно смотрю на незнакомца, чтобы вновь убедиться, что ему до меня нет никакого дела.

Шаг. Два. Три. Он отходит к краю крыльца, освобождая вход в дом, обнажённый распахнутой дверью.

Возможно, это и не приглашение. Да и дом выглядит не самым лучшим образом. Но страстное желание увидеть Грея и отдохнуть оставляет принципы и этикет в стороне.

Перелёт. Небольшое путешествие. Маленькая командировка на встречу с мистером Инкогнито. Писатель, художник слова, создатель многих романов, трогающих сердце даже самых чёрствых, придирчивых скептиков. И псевдоним – Дитрих Грей.

Романтичное имя и мужской слог. Споры по поводу пола этого творца ходили несколько лет. И вот теперь, когда какими-то окольными путями стали появляться слухи о том, что это всё-таки мужчина, стало известно и его имя – ( скрыто для посторонних глаз. - прим. авт.). Больше ничего.

Поручение. Поиски. Приезд в Клин. Небольшой городишко на северо-западе Московской области. Это было лишь предположительным местом нахождения мистера Грея, но вполне возможным. Только в таком тихом мерзком городе человек мог спрятаться от назойливого внимания. А теперь, зайдя чуть ли не в каждую лавку, попадавшуюся мне на пути, я точно знаю, что близок к цели. Только вот близко – понятие растяжимое.

Влажно, но тепло. Неопрятно, но не грязно. Старая, но вполне уютная печь.
Сплошные противоречия встречают меня в доме незнакомца. Здесь мало мебели, но из-за огромного количества ненужных предметов коморка кажется заполненной.
В нос ударяет резкий противный запах. Я смотрю вокруг. На печке, совсем недалеко от меня, лежит аккуратно скрученный пучок травы.

- Это полынь, - хрипит голос позади меня. – Отпугивает крыс. Они очень любят иногда здесь похозяйничать.

При упоминании о крысах мне становится тошно. Конечно, эта трава так воняет, что ею и людей отпугивать можно, не только крыс.

Пол скрипит у меня под ногами, когда я иду к единственному свободному от вещей стулу, на который кладу свою тяжеленную сумку.

- Это мой любимый стул. Не люблю, когда его кто-то занимает.

И незнакомец не шутит. Его глаза сверкают недоверием и презрением. Я осматриваюсь, но никакого другого места для своей обузы не нахожу.

- Можете поставить на пол, - видимо, поймав направление моего взгляда, любезно предлагает незнакомец.

Я с ужасом смотрю на грязный ветхий пол и с отвращением представляю, какой пыльной моя сумка станет уже после секунды нахождения на этой отвратительной поверхности.

- А другой идеи у вас нет?

- Брезгуете или боитесь? – он присаживается на тонкий подлокотник стоящего около крохотного оконца дивана.

- Скорее опасаюсь, - бросаю я, чтобы незамедлительно выяснить, стоит ли вообще затевать спор с этим человеком. – Вы мне поможете разыскать Дитриха Грея?

- И да, и нет.

Он задумчиво потирает свою бороду и скрещивает руки на груди.

- Так да или нет?

Это уже начинает бесить. Он. Его внешность. Поведение. Никаких ответов. Окружающее меня место.

- Слишком сложно принять правильное решение, - он закрывает глаза и впадает в состояние, похожее на оцепенение.

Мысль. Одна. Две. Странные вещи и странные решения. Одно движение, сильный грохот, и моя свинцовая сумка уже стоит на мерзком трухлявом полу.

Секунда. Пять. Десять. Распахнутые глаза незнакомца, устремлённые на объект, создавший столько шума.

- Да, - коротко кивает он, неторопливо подходя к любимому стулу и опускаясь на него.

- И? – теперь настаёт моя очередь складывать руки на груди в томительном ожидании.

- Дитрих Грей – это я.

- Вы Дитрих Грей? – несдержанно и очень необдуманно кричу я.

- Это мой творческий псевдоним, если уж на то пошло. Но больше я ни на какие ваши вопросы отвечать не собираюсь. Зря вы кидали свою торбу на мой ужасно грязный пол.

Шок и недоумение. Я не могу сопоставить образ романтичного автора с тем запустившим себя человеком, которого вижу перед собой. Эта его лачуга на краю света, в закоулках цивилизации. Неухоженность и неопрятность. Жизнь отшельника.

Я ещё раз осматриваюсь вокруг в поисках хоть каких-то намёков на то, что меня неудачно разыграли. Но и причин для того, чтобы не верить этому странному мужчине, у меня нет. Я приехал зря.

Злость. Ярость. Жгучая обида. Испорченная дорожная сумка и потраченные впустую дни.
Конечно, никто изначально не гарантировал то, что он будет со мной разговаривать. Но ведь какой хороший журналист не попытается наладить контакт с объектом своего интереса? Книги! Я читал все его романы. Это должно быть у нас общим. Может, что-нибудь и склеиться с этим неразговорчивым мистером Греем...

- Почему вы не хотите рассказать о себе? – аккуратно задаю вопрос я, боясь спугнуть нового знакомого.

- Это неинтересно ни мне, ни вам.

- Мне очень интересно. Я ради одного только разговора с вами прилетел из Петербурга в это забытое Богом место! – говорить уравновешенно не получается. Меня просто убивает его совершенное спокойствие.

- А вы импульсивны. Никогда не задумывались о том, чтобы подлечить нервы, прежде чем пытаться разговорить человека?

- Что? – с силой выдавливаю из себя я. Этот обросший отшельник, избегающий даже самого малого внимания со стороны, назвал меня хамом! – Да как вы смеете так обо мне говорить?!

- У меня есть отличная привычка называть вещи своими именами. И мне глубоко всё равно, что вы обо мне думаете. Тем более, вы всё ещё находитесь в моём доме: не повышайте голос на его хозяина, - он обводит глазами помещение и снова копошится в каких-то листочках, разбросанных по столу.

Я нервно сглатываю, пробегаюсь взглядом по тому месту, которое он гордо назвал домом: старая лачуга и не более того. А сколько самолюбия было в его словах!
Я выскакиваю из избушки, громко хлопая ветхой дверью напоследок.

Шум. Прибой. Ветер. Сидя на берегу озера, я смотрю в даль и любуюсь водной гладью. Галька приятно щекочет ноги. Ветер пронизывает моё незащищённое тёплой одеждой тело. На дворе уже июнь, но, видимо, здесь, настоящее лето наступает гораздо позже. Конечно, жителю Петербурга тоже понятны подобные проблемы.

Разозлился. Убежал. Забыл дорожную сумку в лачуге. Если бы не этот факт, возможно, сейчас я был бы уже на пути в аэропорт. Но возвращаться в то жуткое место с соответствующим хозяином нет никакого желания. Уж лучше умереть здесь, на холоде, под лелеющими порывами ветра, продувающими насквозь.

Не хочет говорить. Не желает видеть меня. Я ему противен. Он даже не дал мне шанса хоть как-то понравиться, тут же нагрубив и назвав психом. А чем лучше сам? Ужасная внешность, неопрятный вид, грубое отношение к людям. Вот, что я теперь знаю о замечательном романисте современности, авторе потрясающих произведений, легенде литературы начала двадцать первого века.

Волны. Тишина. Дикий холод. Мне становится настолько не по себе, что я уже готов встать и вернуться в дом.

- Если вы решили покончить жить самоубийством, то делайте это не рядом с моим домом, - позади меня слышится уже знакомый, твёрдый голос.

- Это не ваша собственная территория: что хочу, то и делаю, - резко отвечаю я, пытаясь унять дрожь в голосе. Трудно, очень трудно это сделать. Я уже успел хорошенько продрогнуть.

- Ошибаетесь, всё это принадлежит мне. Так что будьте любезны здесь не умирать.

Его голос деловой и строгий. Ему бы компанией управлять, а не книжки о любви писать!

- Может, ещё что-нибудь мне прикажете?

- Да. Пойти в дом и согреться.

- Я туда не пойду, - зуб уже с трудом попадает на зуб. Но упрямство у меня явно в крови.

- Оставьте эти предрассудки и успокойте гордыню.

- Вы повторяетесь. Это уже было в одном из ваших романов.

- Вставайте и идите за мной в дом, - его голос стальной, как никогда прежде. На замёрзших ногах я тащусь за ним к избушке.

Жёсткий запах дерева. Потрескивание дров в камине. Аромат чего-то съедобного. Только теперь я понимаю, насколько замёрз и проголодался.

Не очень гостеприимный хозяин что-то проделывает у огня. Я замираю посередине комнаты, уже боясь к чему-то притронуться.

Моя сумка покоится на тумбочке рядом с диваном. Он её поднял с отвратительного пола. Как мило. Только это всё равно не делает его хорошим человеком.

- Вы читали мои романы? – кажется, в его безразличном голосе мелькают нотки удивления. Прогресс, не иначе.

- Всё, - пожимаю плечами я. – Это вас удивляет?

- Да. Не думал, что похожие на вас пареньки читают подобную литературу.

- Какие такие пареньки? – я готовлюсь услышать порцию гадостей. Он отходит от плиты и встаёт напротив меня, вытирая испачканные руки о какую-то грязную тряпку.

- Неспособные на существование вне реальности этого мира. Вы типичный земной. Делаете карьеру, оставляя саму жизнь на потом. Говорите, книжки мои читали? Тут уже двуличностью попахивает.

Он хмурится, и появившаяся морщинка на лбу добавляет суровости к его и так немилому образу.

Я ничего не отвечаю, беру сумку с тумбочки и направляюсь к двери, мечтая выйти и показать неприличный жест от горькой обиды.

- Куда вы снова сбегаете?

- Подальше отсюда, - мой голос отдаёт металлом.

- Скоро ночь, автобусы начинают ходить только утром. Других способов добраться до большого города нет.

- И что мне делать?

- Остаться здесь. Утром сможете беспрепятственно отправиться домой.

Он предлагает мне остаться? В этом затхлом месте с грубияном-хозяином? Нет, уж лучше улица!

- Я здесь не останусь! – начинаю грубить я, уже не скрывая собственной безысходности. Ну, какого чёрта меня потащило в эту глушь?

- Вы злитесь? Значит, толк будет, - мягко говорит он, что заводит меня ещё больше.

- А вы, значит, любите всем говорить то, что вы о них думаете? – кричу я из последних сил, тыкая в воздухе указательным пальцем. – Любите же? Тогда слушайте. Вы талантливый человек, образованный и, несомненно, умный. Вам бы жить в шикарном доме, познавая новые азы творчества, изучая новые направления. Вам бы общаться больше с современными людьми, узнавая их. Вместо этого вы застряли в своей глуши, в этом старом строении, которое с большой натяжкой можно назвать домом. Вы живёте здесь отшельником и считаете это правильным. Вы ничего не знаете о жизни других людей, хотя думаете, что знаете всё. И судите обо мне так просто, хотя права на это никакого не имеете! Всё!

Лёгкость. Соль на губах. Быстрое биение сердца. Я стираю остатки пота со щёк. Сказав всё, что хотел, я чувствую, будто с моих плеч упал груз.

Выражение его лица несколько раз менялось в течение моего монолога, но ответа всё не следовало. Я не хотел задеть его, просто надо было выплеснуться, ответить на вызов.

- Вы есть будете? – он, наконец, отбрасывает в сторону эту истёртую до дыр тряпку и подходит к плите. Голос звучит мягче. Считать ли это маленькой победой?

Аромат. Тепло. Дым. Запахи смешиваются, образовывая потрясающую связку, будоражащую голодный желудок. Пахнет определённо вкусно, что выделяется из общего фона слабых мест этой лачуги.

- Буду, - отвечаю я так угрюмо, словно признаю своё поражение, а не соглашаюсь поесть.

Он подходит к столу, быстро освобождает от бумаг небольшой уголок, снимает какие-то огромные папки со стула и снова возвращается к печи.

Решаю, что это место он освободил для меня, и на носочках иду к столу и принимаю сидячее положение.

Комфорт. Расслабление. Отдых. Мои кости дружно благодарят меня за предоставленную им небольшую передышку, чуть-чуть поныв напоследок.

Передо мной опускается благоухающая тарелка, пахнущая укропом и глиной. Варёный картофель и жареная рыба. А он ещё ко всему прочему и гурман. Хотя чему я удивляюсь?
Себе он приносит, видимо, порцию того же самого и садится на свой любимый стул.

Мягкость. Сладость. Рыхлость. Я невольно прикрываю глаза от ощущения потрясающего вкуса картофеля на языке. Еда прямо тает во рту. Видимо сказывается моё суточное голодание. То, что хозяин дома умеет готовить, моя гордость принимать отказывается.

- Я покупаю этот картофель на местном рынке, его привозят специально из Краснодара. Этим объясняется его потрясающий вкус.

- Вы всё делаете правильно? Или, по крайней мере, считаете, что это так? – вырывается у меня, о чём я очень жалею.

- Это один из вопросов интервью? – он сурово смотрит на меня. На лбу вновь появляется глубокая морщинка.

Задевает и даже обижает. Хотя... Разве это столь непривычно для сегодняшнего дня?

- Я не могу спросить просто так? – хмыкаю я, глядя ему прямо в глаза. А ведь они у него красивые. Жаль только, что их не разглядеть из-за обращающих на себя внимание бороды и неаккуратных волос.

- Конечно, можете. Скажете, что вы ещё хотите спросить просто так, чтобы я заранее подготовился к ответам?

- Мне много чего интересно, но кто я такой, чтобы задавать вам вопросы, верно? – выплёвываю ему слова в лицо, снова принимаясь за еду.

- Почему вы так решили? Я вовсе не имел в виду...

Он в замешательстве? Да, действительно, этого выражения лица прежде не было.

- Но вы мне уже несколько раз на это недвусмысленно намекнули, - я съедаю весь картофель и громко стучу вилкой по глиняной посудине.

- Простите, - он с сожалением посмотрел на меня. – Просто я не понимаю таких людей, как вы. Мне трудно с этим смириться.

- С чем именно?

Странные у него, мягко говоря, намёки.

- Вы не съели рыбу. Вегетарианец или брезгуете?

- Вы ошиблись. Просто не люблю. И спасибо за ужин.

Он просто кивает и, убирая у меня из-под носа тарелку, и куда-то уходит.
Я смотрю на лежащие около меня бумажки. На каждой ручкой написан текст. Всё покоится в беспорядке, но этот признанный гений, скорее всего, знает, где что находится. Не сделал того, что хотел, но зато посмотрел на то, как пишутся шедевры, завладевающие умами миллионов. Да и с писателем познакомился.

- Будет нормально, если я постелю вам на печи? – он осматривает весь дом, останавливаясь на этом предмете.

- У меня есть выбор?

- Есть, но, думаю, это комфортнее, чем спать на полу.

- Я не сгорю? – я опасливо кошусь на догорающие дрова в печи.

Он улыбается. Между густой бородой и усами я разглядываю ровные белые зубы. Надо же, ему идёт улыбаться. Почему он не делает этого чаще?

- Я же сказал, что не допущу смертей на моей территории.

- Тогда нормально, - отвечаю я, понимая, что это совсем не так.

Тепло. Расслабление. Покой. Пахнет деревом и сухостью.
Зря я сомневался по поводу варианта с печью. Тут очень даже неплохо. Укутывающий меня плед, хоть и немного колючий, всё же отлично согревает и успокаивает. Завтра я уже буду спать дома. А пока надо радоваться и тому, что имею.

Последняя мысль, проскочившая у меня в голове, заставляет даже вздрогнуть. Надо же, радоваться тому, что имею! Странно. Неправильно. Невозможно. Для меня.

Резкий шум завладевает моим слухом. Спонтанно и неожиданно.
Очнувшись от лёгкой дрёмы, я приподнимаюсь на локте и осматриваю комнату. В окно барабанит ливень.

- Не пугайтесь. Это всего лишь дождь, - слышится снизу.

- Я просто от неожиданности, - спешу оправдаться я, снова опускаясь на импровизированную постель из какого-то старого одеяла и подушки, закутываясь ещё больше в тёплый плед.

- Почему вы читаете мои книги? – спрашивает странный хозяин, не заботясь о том, что я почти заснул. Пора бы взять в привычку его способность умело увиливать от ответов, но мне ещё такому учиться и учиться. Я собираюсь с мыслями, чтобы ему ответить:

- Они мне нравятся. У вас очень хороший слог. Легко читается. Написано понятным языком. Но, наверно, самое главное – это то, что в каждом вашем герое я вижу себя... Нет, неправильно так говорить. Я могу себя поставить на место любого вашего героя, так вернее, и прожить придуманную жизнь. Это очень здорово. Потом, кстати, трудно возвращаться к реальным проблемам. Но затем берёшь в руку новую вашу книгу и снова погружаешься в придуманный мир. Там очень хорошо. Нечто подобное я встречал только в романах Николаса Спаркса, но с другой стороны вы пишите по-разному, хоть, казалось бы, и почти об одном. Все пишут о любви, но не у всех это получается так, чтобы люди поверили.

- Складно говорите, - усмехается он. – Надеюсь, это правда.

- А я уже ни на что не надеюсь. Утром уеду от вас навсегда и ни слова не напишу про это путешествие.

- Не набрали информации на материал?

Я закатываю глаза в ответ на его едкий вопрос.

- Не хочу, чтобы другие поклонники вашего творчества разочаровались в вас, как сделал это я. А теперь простите, у меня больше нет сил на то, чтобы разговаривать. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - говорит он уже после того, как я сомкнул веки.

Тишина. Треск поленьев в печке. Терпкий запах полыни.
Как же не хочется открыть глаза и понять, что реальность не соответствует моим ощущениям. Я помню, где заснул. Понимаю, что проснусь там же.

Желание поскорее покинуть это место пересиливает и, откинув плед, согревающий меня всю ночь, я присаживаюсь на своём импровизированном ложе и распахиваю глаза.
Свет. Солнце. Летающие частички пыли. Окна в доме совсем небольшие, но их размера хватает сполна, чтобы утро во всю сумело завладеть ситуацией. Оно играет лучами по деревянным стенам, переходя с них на пол, поднимаясь оттуда по столу к разбросанным заготовкам новых шедевров. Быть может, утро любит подглядывать за новыми сюжетами, развивающимися на этих обычных клочках бумаги. Вряд ли хозяин может застукать его за столь неприличным занятием: его сейчас и дома-то нет. А запереть хижину от любопытного утра он не в состоянии.

Сладко потягиваюсь, радуясь течению собственных мыслей, свешиваю ноги с печки и тут же соскакиваю на пол, находя оставленные с вечера кеды. Такие потрёпанные и грязные. Эх, а ведь были до поездки, как новенькие.

Выхожу на крыльцо и вдыхаю свежий прохладный воздух. Да, в этом плане я понимаю живущего здесь гения: ни в одном городе не найдёшь такого чистого воздуха, как здесь.
Я сбегаю с крыльца и плетусь в сторону, где ещё вчера заметил умывальник.

- Доброе утро, - здоровается со мной гений пера, уже восседающий на любимом стуле.

- Доброе утро, - любезно отвечаю я на вежливость с его стороны и быстро проскальзываю мимо него к своей сумке. – Я уже ухожу.

- Даже не позавтракаете? – удивлённо спрашивает он.

- Не хочу больше вас стеснять. И так доставил массу хлопот. Спасибо вам за то, что позволили переночевать и даже накормили.

Быстро тараторя эти слова, я надеюсь снова не вызвать какое-нибудь колкое высказывание в мой адрес. Уйти спокойно – вот всё, чего мне хочется. Один испорченный день – ничто по сравнению с двумя такими днями.

- Пожалуйста, конечно, но я не думаю, что вы хотите так быстро уехать.

- Почему я не должен этого хотеть? – я с удивлением поднимаю глаза на его по традиции серьёзное лицо.

- Потому что я думаю, вам будет интересно всё-таки взять у меня интервью. Вы разве не за этим приехали?

Его наглый прищур. Провокационный вопрос. И я понимаю, что за одну возможность узнать этого безумца лучше я готов буду даже остаться в этой лачуге ещё на один день.

- За этим. Только вы же выставили меня на улицу со всеми моими намерениями вместе. В фигуральном смысле, конечно.

- А теперь передумал! – бросает он, разводя руками в сторону.

Набираю в лёгкие как можно больше тёплого воздуха и решаю всё-таки для начала позавтракать, хоть есть и не хочется. На столе стоит тарелка с сыром, корзинка со свежими булочками и две кружки с неизвестной субстанцией.

- Кофе я не пью, поэтому и вам предложить не могу. Это травяной чай, очень полезный и бодрит с утра без всякого кофеина.

- Спасибо, - я делаю глоток ароматного напитка и смотрю на то, с каким аппетитом собеседник поедает сыр с хлебом. – Вы действительно хотите, чтобы я взял у вас интервью?
Он дожёвывает кусок хлеба, делает глоток чая и сурово смотрит на меня.

- Я похож на клоуна? Я же сказал, что хочу, чтобы вы остались, если вы всё ещё сами желаете этого. Своих слов обратно я не забираю.

Кажется, его это даже разозлило.

- Простите, просто вчера вы не были настроены на какой-либо диалог. Что заставило вас изменить мнение на этот счёт?

- Мне понравился ваш отзыв о моих книгах.

- Но ведь это просто мои мысли, я не готовился, и...

Мне становится стыдно за то, что я наплёл ему на ночь глядя. Ужасно непрофессиональный подход к созданию отзывов на произведение. Рассказал только о собственных эмоциях, да ещё и настолько кратко.
Но он, к моему удивлению, даже улыбается. (А это уже вторая улыбка за эти сутки!) Улыбается и снисходительно смотрит на меня.

- Именно поэтому и понравился. Он шёл от души. Я пишу свои книги для того, чтобы изменять мысли людей, заставлять их мыслить не типично, не стереотипно. Мечта – вот, что отличает героев моих книг от обычных людей. Вы можете не согласиться, сказать, что у каждого есть мечта, и это будет так. Только о чём мечтает типичный человек? Заработать побольше денег, создать семью. Основные цели. Есть ещё более мелочные, но их мы вообще трогать не будем. А герои моих книг живут мечтами нереальными, почти недостижимыми, но они всегда последовательны и упрямы в приближении к идеалу. Вот даже взять вас. Вы нормальный, такой как все. Но ночью, когда вы заговорили о моих книгах, в ваших словах слышалось воодушевление. Именно поэтому я передумал по поводу интервью. И я надеюсь, вы не заставите меня разочароваться... А теперь предлагаю вам поесть, у нас много работы и вам понадобятся силы.

- Не заставлю. Обещаю, - я расплываюсь в улыбке и принимаюсь жевать предложенные мне угощения. Это очень вкусно.

- Думаю, я сначала должен показать вам свои владения. Вы не против?

- Я поддержу любую вашу инициативу. Мне всё интересно.

- Тогда берите диктофон и пойдём.

Он был воодушевлён. Действительно искренне хотел поделиться со мной своей жизнью. Как же человек может изменить своё мнение за ночь!

- Я не пользуюсь записывающими устройствами, - почему-то смущённо произношу я.
- Вы пишите вручную?

- Нет, - отвечаю я и тут же решаю пояснить, увидев его удивлённое лицо, - я запоминаю. В таких случаях. Когда нужна дословная передача, конечно, диктофон является незаменимой вещью.

Он коротко кивает и выходит на крыльцо.

Лес. Зелень. Узкая тропинка. Медленные шаги в неизвестном направлении. Абсолютно незнакомый мужчина рядом. Но меня это ничуть не пугает. Лес светлый и его владелец светлый. Я это вижу. Глупо, конечно, так говорить.

Пронзительный скрип высоких сосен. Пение птиц. Противное жужжание летающих мух над ухом. Многообразие звуков и красок. Так близко к природе я ещё не был.

В лесу теплее, чем на пляже, но всё равно иногда находится лёгкий ветерок.
Я не перестаю задавать всё новые вопросы, а мой собеседник не перестаёт терпеливо давать на них ответы. Пожалуй, я и рассчитывать не мог на подобный содержательный разговор, когда собирался приехать. Так, взять небольшое интервью и уехать со спокойной душой. Но подобное отношение... Одно я понимаю точно: вчера со мной разговаривал совершенно другой человек в том же обличии.

Мы обходим лишь небольшую часть площади. Как выясняется, Дитрих купил огромные владения размером около двух гектаров с кусочком леса, полями и тем живописным тихим озёрным пляжем, на берегу которого и стоит его домик.

- И вам их без проблем отдали в свободное пользование? – интересуюсь я, присаживаясь на подогретую солнцем гальку на пляже.

- Нет, конечно. Мне нельзя нарушать целостность природы, положено следить за всем этим, что я и делаю в своё удовольствие.

- Здорово. А можно задать вам ещё один вопрос, который больше касается вас самого, а не вашего творчества?

- Задавайте, - обречённо соглашается он, глядя туда, где гладь озера соприкасается с небом.

- Почему вы живёте именно так? Я понимаю, вы гений, а нам простым людям не подвластно то, о чём думаете вы. Но неужели так сложно бриться хотя бы раз в неделю? Вы же иногда стрижёте волосы. Значит, тут есть некая особенная причина?

Одна. Две. Три волны добегают до берега. Он выдерживает поистине дипломатическую паузу, прежде чем ответить.

- Я просто не понимаю зачем. Если вы мне расскажите, я обязательно последую вашему совету и начну бриться.

- Затем, чтобы было приятнее самому смотреться в зеркало. Затем, чтобы людям было приятнее смотреть на вас. В конце концов, чтобы мальчики и девочки проявляли к вам интерес.

- Мне ничего из этого не нужно. И зеркала у меня в доме нет, если вы заметили.

- Почему?

Он молчит. Волна. Одна. Две. Они снова катятся к моим ногам, но останавливаются, не накрывая их мокрой пеленой.

- Думаю, это не ваше дело, - наконец делает выдох он, а мне становится жутко стыдно за то, что я решился задать подобный вопрос. Он встаёт на ноги и собирается идти к дому.

- Да, простите. Вы правы: я лезу туда, куда не следует, - спешу оправдаться я, но ему как будто нет до этого дела.

- Знаете, у меня к вам есть одно предложение, - внезапно останавливается он.

- Я слушаю.

- Не хотите остаться у меня на неделю? Я обеспечу вам лучшие условия для жизни, а вы, возможно, поймёте, почему я такой.

Пытаясь найти подвох, я блуждаю глазами по его лицу. Ничего необычного я там не замечаю: всё та же серьёзность.

- Я очень хочу, - искренне отвечаю я. Мне, несомненно, интересно узнать его ближе. Это ведь фантастика! Только вот... - Но почему вы предлагаете мне это? Обнажать душу перед незнакомым человеком? Не слишком ли после стольких лет жизни в качестве отшельника?

- Мне очень интересна ваша личность. Вы изучаете меня, я вас. Это деловой подход.

Он подал мне руку. Изучает меня? Это что ещё за новости? Ну да ладно, всё пустяки по сравнению с тем, что я останусь в этом месте ещё на семь дней. Трудно это признавать, но мне здесь нравится.

- Я согласен, - я кладу свою руку в его шершавую огромную ладонь и поднимаюсь с гальки.

- Отлично. Значит, надо освободить вам нормальную кровать.

Мне не известно, что в его понимании означает «нормальная кровать», но я радуюсь уже тому факту, что ему небезразлично, где будет спать его гость. Шаг вперёд, не иначе. Хотя, это только лишний раз подтверждает, что мой сон на печи был проверкой на прочность.

День. Второй. Третий. Они пролетели незаметно за чередой интересных бесед и познавательной информации. Дитрих обещал, что я узнаю его лучше. Так и произошло. Я взглянул на него по-новому. Надо было всего лишь чуть-чуть абстрагироваться от его внешности и манеры поведения.

Мне казалось, я за всю жизнь так много не разговаривал ни с одним человеком. Никогда так много времени не проводил на воздухе. Никогда так не наслаждался обществом другого человека, не стараясь уединиться с собой хоть на час. Мне всегда было мало. Его истории. Его безудержная фантазия. Его тонкий юмор. Сколько мир теряет, не зная его. Да и я так и не узнал. Думал, что приблизился к разгадке, но он каждый раз преподносил мне всё новые загадки.

День четвёртый. Самый солнечный. Погода удалась на славу, и я не отказываю себе в удовольствие немного позагорать под нежарким солнцем.
Рядом слышится шуршание гальки, и Дитрих присаживается рядом со мной.
Мгновение. Шок. Недоверие к собственным глазам. Да, передо мной всё тот же гений. Но без бороды.

- Только не думайте, что я отступился от принципов. Они всё ещё со мной.

- Я просто пришёл в замешательство, - признаюсь я, принимая сидячее положение.

- Так симпатичнее? – он проводит пальцами по всё ещё не совсем идеально гладкой коже лица.

- Вы так выглядите моложе. Лет на десять. Но это не влияет на вашу привлекательность.

- Зря старался?

- Почему же? Нет, совсем нет, - стараюсь обнадёжить я. – Просто это совсем неважно, есть у вас борода или нет.

- Сначала вы были другого мнения обо всём этом.

- Я здесь уже пятый день. Вы на многое мне открыли глаза.

- А камешки по волнам пускать умеете?

- Что? – я всё ещё не привык к его манере молниеносно менять тему разговора. – Нет, я даже не знаю, что это такое.

- Тогда сейчас узнаете. Это называется «блинчики». Нужно взять камень и бросить его над поверхностью воды так, чтобы он начал прыгать. Побеждает тот, у кого камешек подпрыгнет большее количество раз. Вот и всё. Показываю, а вы внимательно смотрите.

Камешек. Один отскок, второй, третий. И так до семи. Он красиво и свободно летает по волнам. Словно и не тяжёлый камень, словно волны подобны батуту, подбрасывающему его на нужную высоту.

- Теперь ваша очередь, - улыбается он, довольный моей реакцией, поднимает камень с земли и кладёт мне в руку. Я осматриваю его со всех сторон и сомневаюсь в дальнейших действиях.

– Смелее!

Я смотрю на море и бросаю камень. Он не отскакивает. Ложится грузом на песчаное дно.

- Ладно, ладно! Я проиграл, - усмехаюсь я. – Учите, как правильно.

- Хорошо, - он снова наклоняется и берёт другой камешек. – Берём камень. Главное – выбрать правильный экземпляр. – Дитрих кладёт мне в руку плоский булыжник. – Замахнуться. – Он держит одной рукой меня за запястье, а другой обнимает за плечи. – Но прежде надо положить камень так, чтобы он был параллелен поверхности воды. – Переворачивает камешек и ещё сильнее сжимает мою руку. – Вот так.

Я отпускаю груз, камешек два раза отскакивает от бегущих волн. Я смеюсь.

- Мистер Грей, я буду брать у вас уроки.

Он смеётся от души, выпускает меня из объятий и запускает ещё один камешек в море.

- Кто вас этому научил?

- Мой папа. Он был профессионалом в пускании камешек по волнам.

- Он тоже жил на берегу?

- Да. Я родился в Анапе. А сам терпеть не могу жару. Ещё одна странность, если говорить на вашем языке.

- Но вы же должны с кем-то общаться? У вас есть друзья?

- Безусловно, - он снова замахивается и бросает камень в волны. – Мой самый близкий друг работает в книжном магазине в Клине. Иногда он рыбачит у меня. Думаю, он тоже меня не понимает, но против моего образа жизни ничего не имеет.

- У меня тоже нет друзей, которые понимали бы меня.

- Почему?

- Никто не может свыкнуться с мыслью, что я безумно люблю свою работу. Я ведь делаю её не ради денег, а ради удовольствия. Вот даже приехать сюда... Мне всё равно выйдет эта статья или нет, всё равно, заплатят мне за неё деньги или же скажут, что она не является подходящей. Мне хватает на жизнь моего небольшого постоянного жалования, отчисляемого мне каждый месяц, независимо от количества написанных статей. А всё остальное лишь удовольствие.

- А что вы будете писать обо мне?

- Для начала расскажу всем правду о грубом писателе-отшельнике, не знающем вежливости, - говорю я шутя, исподтишка поглядывая на реакцию Дитриха. Он хмурится и сжимает губы. Надо же, отсутствие бороды поможет мне угадывать, о чём он думает. – Об этом месте, воистину забытом Богом. О нетронутой природе, потрясающей красоты озере и пляже. О том, что даже летом солнце залетает сюда лишь на пару часов, только чтобы поприветствовать обитателей и удалиться на другие берега. Напишу о том, что у него на печи лежит пучок вонючей полыни, способной отпугивать крыс. Напишу, что без вековой бороды он выглядит на десять лет моложе и что даже изредка способен улыбаться. Напишу о том, как же пишутся те самые шедевры, про любимый стул и вкусный картофель, привезённый из Краснодара. Напишу про скрипучую кровать, которую вы мне так любезно выделили. Напишу, что в июне здесь температура не поднимается выше шестнадцати градусов на солнце, но почему-то тут так хорошо, что не хочется возвращаться в реальную жизнь. Конечно, скучаешь по городскому шуму, но эта умиротворённость поглощает.

Внимательный взгляд. Настороженность. Яростное обдумывание всех сказанных мною слов. Осмысление. Его руки сжаты в кулаки и очень напряжены. Он внимательно изучает меня. Красивые серые глаза бегают по моему лицу.

Он подносит руку к моей щеке. Нерешительно. Неуверенно. Она немного трясётся и держится на расстоянии от пылающей кожи. Моей пылающей кожи. Решится или нет? Дотронется или отдёрнет руку?

Его тёплая ладонь касается моей щеки. Так нежно. Так приятно. Так необычно. Она шершавая, ласково щекочет кожу. Невольно прислоняюсь и закрываю глаза. Опрометчиво и неправильно. Но я наслаждаюсь.

Его пальцы касаются уха. Дрожь проходит волной по телу. Жар оковывает щёки: теперь они горят.

Я распахиваю глаза и смотрю на Дитриха. Полное умиротворение на лице. И что-то ещё. Есть и вторая эмоция, которую я не могу прочесть.

Подношу руку к его запястью, медленно опускаю его и беру его ладонь. Я это чувствую. Физически. Его сердце бьётся быстрее, чем должно. Пульс под моими пальцами стучит, как ненормальный.

- Почему у тебя такие потёртые руки? – выдыхаю я.

- Не нравятся?

- Дитрих, - качаю головой я и тут же замолкаю. По имени я его ещё никогда не называл. Что я могу ответить на это? Что мне нравятся его руки и эти прикосновения? Что мне нравятся его красивейшие серые глаза? Что я готов его слушать сутками и по сто раз читать его книги? Что всё изменилось до неузнаваемости за эти пару дней? Что?!

- Дело не в предпочтениях. Дело в том, что я не думал, что у писателей такие руки.

- Писателем я стал недавно. А когда жил с родителями у нас было огромное хозяйство. Теперь сам иногда работаю. Мне это в радость. Точно так же, как и писать книги. Точно так же, как ты любишь свою работу. Деньги не важны.

Усмехнувшись, я беру камешек и бросаю его в приближающуюся волну. Отпрыгнув три раза, он погрязает в морской пучине. Навсегда.

Затянутое тучами небо. Стук дождя по крыше. Раскаты грома. Гроза пришла совсем неожиданно, утром ничто не предвещало ухудшение погоды.

Я сижу на своей кровати и наблюдаю за тем, как что-то отчаянно пишет Дитрих. Из-за меня он уже давно не садился за работу, отчего мне даже как-то неловко. Сидя на своём любимом стуле, он, откинувшись на спинку, немного сгорблен. Одна рука свисает со стола, в то время как другая очень быстро бегает по белому листу. А за ней ровным почерком ложатся синие буквы. Его губы сжаты, лоб нахмурен, взгляд отрешён. В доме тепло, поэтому он сидит в одной клетчатой рубашке с коротким рукавом.

- Интересно наблюдать? – вдруг задаёт вопрос он, продолжая писать.

- Всегда приятно смотреть, как другой человек работает, - улыбаюсь я, радуясь, что он не злится из-за моего подглядывания. – Я не мешаю?

- Ни в коем случае.

- Можно узнать, что вы пишите? – собрав всю свою наглость, спрашиваю я.

- Нет, узнаете, когда закончу книгу. Вы же собираетесь их читать и дальше?

- Ещё бы! И с большим удовольствием.

Я встаю с кровати и подхожу к нему, присаживаясь на стул напротив. Его рука останавливается на какое-то время, глаза осматривают меня и снова уставляются в лист. Я и на этом месте не мешаю его работе. Но здесь наблюдать за процессом ещё удобнее.

- Ты никому не звонил, пока живёшь здесь. Неужели никто не волнуется за тебя?

- Нет. Родители привыкли, что я вечно в разъездах. Шеф знает, что я уехал по работе. Друзей близких у меня нет.

- А парень?

- Парня тоже нет.

- Почему? – любопытничает он, но я по каким-то причинам и не собираюсь скрывать истинной причины.

- Расстался из-за загруженности на работе. Как вы говорите? Типично? Так и есть, - я пожимаю плечами и устремляю взгляд в окно.

- Не такой ты уже и типичный.

- Кто-то изменил своё мнение? – усмехнувшись, спрашиваю я.

- Тебе же здесь нравится, а это первый признак таких сумасшедших людей, как я.

- Я могу собой гордиться.

Я встаю со стула и, сделав пару шагов, оказываюсь у него за спиной.
В голове и нет мысли читать его сочинения, но глаза непроизвольно опускаются на белый лист.

«Его голубые глаза, который день не давали мне покоя. В них то играли огоньки радости, то блестело зарево грусти. Он постоянно был разным, не переставал меня удивлять»... «Когда я коснулся его молочной нежной кожи, я пропал окончательно. Он льнул мне навстречу, наслаждалась моими прикосновениями. Я хотел зарыться руками в его густые русые волосы, но вовремя опомнился. Его губы манили попробовать их на вкус. Он заметил это. Я точно знаю, что он почувствовала...»

- Валера, - окликает меня Дитрих, когда я забываюсь в чтении. Он ловит меня на месте преступления. И это взаимно. Он писал обо мне? – Я же просил не читать!

Он со злостью комкает этот лист и бросает в кучу набросков, покоящихся на столе. Я отступаю назад. Он смотрит на меня. Злость и ярость бушуют в его взгляде. А я чувствую боль.

Меня словно использовали в своих целях. Вся его наигранная вежливость и учтивость была лишь для того, чтобы сделать из меня исходный материал для книги. Скорее всего он даже не чувствует того, что написал, просто представил себя на месте влюблённого в меня человека. И всё. Так вот, почему его романы такие настоящие! Они просто написаны с реальных людей!

- Ты все свои книги так пишешь? – я чуть ли не кричу.

- Что? – удивлённо переспрашивает он. – Нет, Валер, это не было заготовкой для нового сочинения. Лишь краткие заметки, чтобы не потерять из памяти, когда ты уедешь. Ты не должен был это прочесть.

Его злость ушла, теперь на лице читается раскаяние и страх.

- Ты, правда, не собирался это печатать? – с надеждой спрашиваю я, немного сбавляя обороты. – Только для себя?

- Да, - выдохнул он.

«Он постоянно был разный, не переставал меня удивлять... Когда я коснулся его молочной нежной кожи, я пропал окончательно... Его губы манили попробовать их на вкус». Он был прав, я тоже это чувствую. Что-то приятно щиплет в глазах. Слеза скатывается по щеке, падая в неизвестность. Я схожу с ума. Постепенно. Незаметно.

Он хмурится и идёт ко мне.

- Прости. Наверно, неприятно читать такое. Я не подумал. Стоило мне всё-таки лучше шифроваться.

Я улыбаюсь сквозь слёзы и целую его в губы, положив руки на шею.
Мгновение шока. Чуточку настойчивости. Его крепкие объятия и долгожданный ответ. Эта терпкая сладость на губах. Его пальцы в моих волосах. От его рук пахнет полынью. Я прижимаюсь ближе, ощущая тепло его тела всё более отчётливо. Потрясающе. Неимоверно.

- Так в любви мне ещё не признавались, - шепчу я прямо в его губы, соприкасаясь с ним кончиками носов. – Спасибо.

- Так мои сочинения ещё никто не экранизировал, - он улыбается. – Спасибо.

Так тепло. Комфортно. Хорошо. Я обнимаю его за талию и прислоняю голову к груди. Как будто там ей было самое место.

Волна катится одна за другой. Солнце приближается к горизонту. Заканчивается очередной мой день пребывания в этом месте. Грудь Дитриха согревает мою спину, а руки не дают ускользнуть из его объятий.

- Ты знаешь, я много раз представлял, что уеду отсюда жить в другое место, куда-нибудь ближе к массовым скоплениям людей. Но каждый раз, когда мне надо было поехать в ту же Москву по делам, связанным с книгами, я ужасался тому, как там живут люди.

- Вполне нормально живут, - пожимаю плечами я, подтверждая известный факт.

- Я бы не смог. Я родился в небольшом городке, потом переехал в большой город в колледж. Затем поступил в университет и поселился в Москве. Мне тогда нравилось. Я жил, как все. У меня была учёба, друзья, парни. Всё как должно быть.

- Что изменилось?

- В один прекрасный день я осознал, что не хочу быть таким, как все. Хочу, чтобы меня узнали, и не хочу одновременно. Мне захотелось изменить понятия людей, изменить их видение мира.

Его руки сжимают мои, переплетая пальцы. Я вдыхаю аромат его тела. Горький. Насыщенный. Приятный. Мне нравится.

- У тебя получается.

- Да, но не до конца. Сегодня люди читают мои книги, мечтают, воодушевляются на новые поступки, а завтра забывают все данные себе обещания и снова возвращаются к рутине.

- Это уже прогресс, тебе так не кажется?

- Как любой сумасшедший гений, я хочу большего.

- Ты не сумасшедший. Если только чуть-чуть, - я поворачиваюсь лицом к нему и целую в колючий подбородок. Он улыбается и крепче прижимает меня к себе...

В последний раз стряхиваю воду с чистых мокрых волос и захожу в дом. Дитрих снова сидит за столом и что-то пишет. Пальцы левой руки зарылись в и так растрёпанных волосах, а правая выводит на листе букву за буквой. Рубашка расстёгнута на две верхних пуговицы, из-за чего можно видеть небольшой треугольник его обнажённой груди и короткие светлые волосы.

- Почему тебе так нравится подглядывать? – спрашивает он, пряча свои наброски в стопку бумаг.

- Опять пишешь нечто вроде дневника? – я наклоняюсь, собираю волосы полотенцем и подхожу к нему. – Что спрятал?

- Ничего интересного, - неопределённо отвечает он.

- Покажи! – прошу я, опуская подбородок ему на плечо. – Может, мне будет по силам исполнить ещё одно твоё желание.

- Нет, не покажу! Это не желание! – резко отвечает он, поворачивая голову в мою сторону.

Губы. Желания и сомнения. Я тянусь за ними, пробую на вкус. Он не сопротивляется, поворачивается в мою сторону и притягивает за затылок ближе. Мне неудобно стоять, затекает спина. Дитрих приходит на помощь, поднимаясь на ноги и перехватывая инициативу. Я кладу руки на его плечи и сжимаю их, когда чувствую, что теряю контроль. Моя спина теперь уже упирается в деревянную стену. Отличное решение. Так проще стоять. Полотенце съезжает с головы и падает на пол. Теперь мокрые волосы растрёпаны по лицу. Руки тянут его волосы, тело сильнее льнёт к нему.

Страсть. Возбуждение. Я хочу его. Осознаю это и мгновенно начинаю расстёгивать пуговицы на его рубашке, обнажая грудь. Провожу по ней пальцами, зарываясь в небольшой участок с волосами, и тяну на себя. Из его рта вырывается стон. Слышу стук сердца под своими руками. Он на пределе.

Сбрасываю рубашку с его плеч и перемещаю губы на шею.

- Валера, остановись, - шепчет он мне.

Смущение. Разочарование. Гнев. Он не хочет меня так, как хочу его я. Он отказывает мне в близости, которую я так отчаянно желаю. Только мысли о ней, пронесшиеся у меня в голове, будоражат и заставляют кровь бежать быстрее.

- Почему? – переводя дыхание от нахлынувшей злости, спрашиваю я.

- Я не могу, - он с сожалением смотрит на меня. Надо же, жалость хотя бы проснулась.

С силой ударяю кулаком по его обнажённой груди, но он не реагирует, старается избегать моего изучающего взгляда.

- Дитрих, я понимаю. Я не соответствую твоим идеалам, твоим героям. Я другой, и вряд ли смогу быть таким, какой нужен тебе. Но пока я здесь... - отхожу от него, разрывая контакт наших тел, закрываю лицо руками. – Я думал, что мы сможем быть просто Дитрихом и Валерой, которым хорошо вместе.

- Не в этом дело, - он сомневается, а я снова не сдерживаюсь и перехожу на крик.

- А в чём, Грей? Или скажешь, что дело не во мне, а в тебе? Скажешь, что ты мне не подходишь или не можешь поступить так со мной? Что со мной не так?

- Но дело действительно во мне!

- Конечно! – саркастически восклицаю я и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы подавить в себе неловкость ситуации. Так будет легче заставить себя посмотреть ему в глаза снова.

Слышится его глубокий недовольный вздох и тихие шаги. Он кладёт руки мне на талию и прижимает спиной к себе. Тело опять откликается на его ласки, на его поцелуи в шею, на его тёплое дыхание, щекочущее кожу за ухом.

- Валер, я уже много лет не был с мужчиной, - шепчет он мне на ухо. Я прихожу в замешательство.

- Но ты же не записывался в монахи, верно? - я поворачиваюсь и беру его лицо в руки.

- Нет, не записывался, - уверенно отвечает он.

- Тогда в чём проблема? Просто скажи мне. Осуждать я точно не буду.

- Хорошо. Я просто боюсь облажаться.

- И всё? – вздёргиваю брови я. Неужели только из-за этого?

- Этого недостаточно?

Теперь он смущён. Надо же. А мне такой Дитрих нравится даже больше. Ранимый. Стеснительный. Опасающийся.

- Какой ты глупый, - я притягиваю его за шею и чуть ли не повисаю на нём. – Это совсем не имеет значения.

- Ты со мной, как с маленьким разговариваешь, - обиженно замечает он.

- Скорее уговариваю. Это, кстати, твоя обязанность! – я тыкаю пальцем ему в грудь и улыбаюсь. Он подхватывает мой настрой и прижимается к губам в поцелуе.

Руки. Губы. Языки. Всё сплетается и соединяется в едином порыве. Его пальцы аккуратно и неловко снимают мою футболку. Я тянусь к пуговице его джинсов, и через какое-то время справляюсь и с ней, и с молнией.

Он напряжён. Взволнован. Охвачен желанием. Мы опять оказываемся у стены. Дитрих снимает всю мою одежду и замирает в восторге. От его восхищённого взгляда огонь во мне начинает пылать с большей силой. Я притягиваю его к себе, прижимаясь губами к шее и крепко сжимая плечи.

Он подхватывает меня на руки. Мои ноги обвиты вокруг его бёдер. Спина ощущает твёрдость дерева, грудь – жар его тела.

Один толчок. Второй. Третий. Впиваюсь ногтями в его плечи. Он тяжело дышит. Стена царапает мне спину, и я расцениваю это, как месть за мои ногти на его плечах. Он тянет мою нижнюю губу, чуть укусив её. Наши тела уже потные от движений, напряжённые, как струна. Он смотрит на меня. С нежностью и страстью одновременно. Смотрит, не отводя глаз, проверяет на прочность. Я знаю, он любит меня.

Резко. Жадно. Необузданно. Каждое его новое движение сопровождается волной желания. Он тяжело дышит. Я ловлю ртом мочку его уха и играю с ней. Трусь щекой о его щетину, что вызывает в моём теле бурный восторг.

Один толчок. Второй. Третий. С его губ срывается стон наслаждения. Глаза прикрываются. Он отрывает меня от стенки и несёт к кровати. Теперь моя спина прижата к белому хлопковому одеялу. Я чувствую пустоту. Он уже не так близко, как раньше.

Чувствую поцелуй на губах. Многообещающий. Чувственный. Он водит руками по моему телу так, что я таю от восторга. Тяну его за волосы и мысленно молю о том, чтобы он не прекращал. Верчусь под ним, задевая его ноги. Прижимаю его к себе, чтобы чувствовать полноту ощущений. Кричу от обретения лёгкости и освобождения.

Он убирает мокрые волосы с моего лица и скатывается с меня, ложась рядом. Я чуть приподнимаюсь, чтобы он смог достать одеяло из-под меня, после чего плюхаюсь ему на грудь. Мои глаза закрыты. Я растворяюсь в блаженстве. Таю от подаренных им ощущений.

- Долго – это сколько? – очень тихо шепчу я, не переставая теребить пальцами волосы на его груди.

- Года три.

Я смотрю на его смущённое, но довольное лицо и снова прикрываю веки.

- Врёшь и не краснеешь! – в шутку упрекаю я, и тут же продолжаю: - Зря ты боялся. Мне было очень хорошо.

Он обнимает мои оголённые многострадальные плечи и целует в макушку.

- Ты даже не представляешь, как мне было хорошо. Такого даже я описать не в состоянии на страницах своих книг.

- Но ты опишешь? – с энтузиазмом смотрю на него я. – Хотя бы в дневнике? Я хочу остаться в твоей памяти.

Он морщит лоб и качает головой.

- Не собираюсь этим ни с кем делиться. Даже с листком бумаги. Это только мои воспоминания.

Жарко. Душно. Неуютно. Просыпаюсь от потрясающего аромата свежего хлеба. Слышу, как в печи горят, потрескивая, дрова. Дитриха уже нет рядом. Мои вещи аккуратно сложены на табуретке, стоящей рядом с кроватью. Заботливый. Ухмыляюсь, натягиваю джинсы и майку и отправляюсь на улицу.

Утро. Свежесть. Лёгкое дуновение ветерка с озера. В воздухе ощущается примесь азота. Сейчас бы окунуться в морскую пучину и насладиться её дарами. Но всё ещё слишком холодно, можно простудиться.

Я бреду к озеру и смотрю в даль. Хорошо. Спокойно. Необычно. Мне нравится здесь. Мне нравится проводить время с Дитрихом. Мне нравится он сам. Тот человек, которого я раньше представлял, как автора интереснейших книг, начитанного, образованного, умного, оказался ещё лучше. Он добрый, заботливый и понимающий. Как все гении немного странный и чудной. Но и это мне нравится.

- Ты чего проснулся так рано? – слышится голос из-за спины.

- Выспался, - пожимаю плечами я, не сводя глаз с горизонта. Он встаёт за моей спиной и кладёт мне руки на живот, крепко обнимая. Я трепещу. Разворачиваюсь и целую его в губы. Идеально.

Мы сидим на пляже и бросаем камешки в воду. Солнце сегодня особенно жалует это место. Меня манит озёрная гладь. Хочу в нём искупаться. Снимаю кеды, закатываю джинсы и решаю хотя бы намочить ноги до колен.

- Вода ещё холодная, можешь простудиться, - заботливо напоминает Дитрих, но я игнорирую разумные советы и ступаю навстречу волнам. Одна из них нагоняет мои ступни и окутывает их ледяной прохладой. Я даже морщусь от неожиданности. – Я же говорил!

Дитрих самодовольно улыбается, распластавшись на камнях. Но я и не думаю сдаваться. Глубже захожу в воду и терплю холод, зная, что со временем станет привычно. Вода ласковая и нежная, она окутывает мои ноги заботливой пеленой и заметно бодрит. Интересно, что будет, если полностью окунуться?

- Хочу поплавать! – кричу я Дитриху.

- Нет уж. Слишком холодно. Поплаваешь в июле, - бросает он и, оглядывая мои ноги, добавляет: - Я сейчас схожу за полотенцем.

Я замираю на месте. В июле? До него же ещё две недели. Он решил, что я остаюсь здесь?
Я осматриваюсь. Смотрю на дом, за дверью которого как раз скрывается Дитрих. Унылое, старое, непригодное для нормальной жизни строение. Смотрю на лес, шумящий под напором ветра. Вглядываюсь в даль озера. Оно очень привлекательно, но... Остаться жить тут? Среди глуши, без каких-либо современных средств существования. С милым рай и в шалаше. Так говорят? Только достаточно ли я сильный, чтобы изменить свою жизнь до такой степени? Что будет с нами дальше? Со мной?

Мои глаза бегают по окрестностям и не знают, за что именно им зацепиться. Я запускаю пальцы в волосы и выхожу из воды. Ноги гудят от холода, но мне всё равно. Сажусь на землю и поджимаю под себя колени. Я не знаю, что будет дальше. И мне становится не по себе. Я не вижу нашего совместного будущего с Дитрихом. Не вижу.

- Валера! – окликает меня его приятный голос, выводя из раздумий. – Что-то случилось?

Он очень обеспокоен. На лбу снова видна та самая морщинка.

- Нет, всё в порядке, - вру я, стараясь забыть про собственные крамольные мысли. Нельзя, чтобы ещё и он погрузился в такое же отчаяние, как я.

Он садится напротив меня и заботливо вытирает мокрые ноги мягким полотенцем. Когда мои ноги сухие, я закутываюсь в его объятия и ловлю каждый размеренный стук его сердца.

- Спасибо, - шепчу я запоздало.

Раннее утро. Рассвет дня. Мне не спится. Всю ночь я потратил на мысли, а теперь лишь решаю, как правильно попрощаться. Об этом даже думать тошно!

Я долго не свожу глаз с Дитриха. Он крепко спит, словно сейчас глубокая ночь. Одна рука лежит на мне, другая под головой. Я бросаю взгляд на сумку со своими вещами. Вчера, пока Дитрих ходил за дровами, я незаметно упаковал всё её содержимое, приготовив к отъезду.
Переворачиваюсь на спину, и Дитрих возмущённо кряхтит.

- Я здесь, - провожу ладонью по его руке, и он снова крепко засыпает.

Я не смогу с ним попрощаться. Глядя на него, у меня замирает сердце от одной только мысли, что мне придётся уехать. Но я не вижу других вариантов.

Встаю с постели и медленно надеваю джинсы и футболку. Растягивая время, аккуратно зашнуровываю кеды. Уйти незамеченным. Трусливо. Подло. Мерзко. Но иначе я не смогу.
Беру сумку и крадусь к двери. Вот и всё. Я выйду и забуду о том, как мне было хорошо в этом доме. Зато у меня будет вполне реальное будущее. И сейчас расставание должно пройти менее болезненно, чем через месяц. Ведь мы всё равно не подходим друг другу. Наши образы жизни несовместимы.

Пора прощаться. Я осматриваюсь. Обвожу глазами эту живописную местность. Замечаю, как сегодня неистово бушует озеро. Мне пора.

Тонкая тропинка, ведущая к остановке. Тяжёлые ноги. Маленькая слезинка на лице. С каждым шагом я всё дальше от места, где был счастлив. Но ближе к самому себе. Я знаю, что так правильно. И с каждым шагом я освобождаюсь от груза вины и обид. Так и должно быть. Ведь завтра знакомство с Дитрихом Греем станет уже историей и приятным воспоминанием.

В воздухе ещё ощущаю этот своеобразный запах. Хотя, скорее, мне уже мерещится. Нет, полынь – не запах его дома. Это его аромат. Его сущность. Его жизнь. Не моя.

На цыпочках подкрался вечер,
Причал уютом укрывая,
И невозможность новой встречи
Волнами ласково смывая...

В костре потрескивает пламя,
И море цвета твоих глаз.
"Неодиночества" желание
Порой всего сильнее в нас.

Простой, босоногий...
Таинственность прожекторов
Должно быть сердце твоё трогает,
Я - лишь весть других миров.

Улыбок стройный хоровод,
И как Вселенной неизбежность,
Уж зарождается, грядёт
Неиссякаемая нежность...