Из Карона в де Бомарше с любовью

1. Как-то так
   на сегодня
   с отсылкой в XVIII-ый

Праздничный фейерверково-фейеричный
вечно влюбленный
галантный
город
заимствовавший себя у тебя

Вечно влюбленный в него
заоблачный Дунай
по которому до сих пор плывут
овальные сгустки твоей крови
из баварских разбойничьих ран

Они будут плыть по нему вечно
Они стали им
Ты стал им
как и Сеной и Рейном и Темзой

Как же до сих пор саднят пробитые
щека и подбородок

   Все заботы и работы
   поднимают муть со дна
   головы, и нет охоты
   к сочиненьям лишь до сна
   доползти б — до сна-гарроты.
   Ну а паузы просвет —
   чепухи несет куплет.

Твой постаревший поседевший отяжелевший
глухой как погребальная урна
для окружающих
но при этом не нуждающийся в слуховом рожке
для экспансий Моцарта
Фигаро
неприкаянный
разочаровавшийся во всём
в чем только еще можно
а прежде всего в самом себе

Всё скребет и скребет он
этот вечный мусор
всех этих витиеватых плоскостей и вертикалей
и никогда не остановится
наверное

   В век наш, мелочный и подлый
   все в расчете, даже смех.
   Мнений разница для кодлы
   властной самый грешный грех —
   вечной ненавистью. Мётлам
   шуток только брань плодить —
   так раздора ткётся нить.

Отрава разочарования
во всём
   что когда-то согревало во что верилось
   что прививалось как истина с детства
   что было развито позднее в тоске по мировой культуре
   что было получено как озарение
принимаемая всю жизнь капля за каплей
капля за каплей
капля за каплей
капля за каплей
уже не может убить его как когда-то Митридада
имевшего и потерявшего всё
но обрекает на
неизлечимую болезнь
Суицидальность

   Мозг воланчиком ракетки
   устремляется туда —
   в мир неподчиненья, метки
   не приемля, только дар
   вдохновения. Кокетки:
   шаловливость и игра —
   им владеют на ура.

Лишь только жалкие останки
прежних
жизнелюбия-самоиронии-легкости
как некие обезболивающие скородействующие пилюльки
«файдоломчилапито»
спасают сегодня его от крайней крайности
но к сожалению срок их действия
их спасительное мизерере
так мизерен

   Вновь смеюсь, чтоб не заплакать,
   по привычке, как всегда.
   А за денежные знаки
   всё клубится чехарда.
   Делом собственным делягу
   загрузи, чтоб корнем врос
   и к тебе не сунул нос.

А октябрь
был сверхвозможным
как всегда здесь для северянина
привыкшего к семимесячному барахтанью
в эпических сугробах
и к недоношенной краткой весне
переходящей
в вечноскорбящую осень
Но и это мизерере
так мизерено

   Действуй запредельно быстро,
   чтобы не успела встать
   подозрения баллиста
   в точку невозврата. Старт
   тем решимей разразится,
   чем трудней добыть успех.
   Хмель народный — лучше всех.

Да
октябрь
был чудом из музыкальной шкатулки
выброшенной в ломталаниташ
но подобранной бродягой неспособным ни на миг остановиться
и спрятанной им в тайных лабиринтах
горы Геллерта

Октябрь
как клавесинные тростники Француа Купрена
над прудом в К;ербереке
est in arundineis modulatio…
теплел и теплился
согревал и подогревал на Нечто
подливал игристый алкоголь в уставшие ладони
и сквозь липовые кроны усиливающие желтизну успения
колол солнцем
дерзкие глаза
а потом швырял
блестящие каштаны
в мрачные постоянно следующие по пятам мысли
чтобы загнать этих вечно голодных духов
ночных кошмаров и уныния
за кромку реки и неба

   Взяты ложью на поруки,
   в воду бросившей концы, —
   разжиревшие от скуки
   первосортные глупцы
   крутят штуки и кундштюки.
   Перед злом почуяв страх,
   знай, что зло в твоих руках.

Постаревший поседевший отяжелевший
Фигаро
barba tenus sapiens
чья спина
это сплошной витраж модернистской церквушки
построенной чудаком-мечтателем
над готическими руинами
или мозаика из осколков смальты-смайлов
нео-язычника Валерия

Сменяющие
наползающие
спаривающиеся
враждующие
пласты
   анкерных потасовок за часовое признание
   великокняжеской служебной реверансной арфовости
   испанских головокружительных кульбитов братской чести
   взлетов и смертей \ взлетов и смертей \ взлетов и смертей
      несущих к искусственному благородству
          при наличии врожденного
              и к некому эфемерному достатку
                низводящему до мемуарно-судебной
                лихорадки

   Чем мудрей и просвещенней
   власть, тем более при ней
   слов свободы с учащенным
   пульсом. Тот, кто всех честнее
   исполняет долг, — пощечин
   (сплетня, клевета, намек)
   не боится — пуст наскок.

А на тех разноцветных пластах —
пятна и тени \ пятна и тени \ пятна и тени \
местечковой популярности и неоднозначной славы
    с королевскими розгами на пятидесятилетних ягодицах
      за смех в лица
          и в Лицо
             в поддержку иллюзорных равенства и братства
                вывернутых потом на гильотинную изнанку
                и на самочинство себя-империо-любов
    с вооруженным соучастием делам заокеанских освобождений
       достигающих соединения штатов
           превращающихся затем в аборигеноубийц
               и рабобичевателей

   Кто всех более виновен —
   менее великоду-
   шен. Он мыслит поголовьем,
   по себе точа узду,
   чтобы всех невинной кровью
   повязать и всех гуртом
   в бойню запустить потом.

Да
октябрь был чудом
несмотря на ежедневное вечерние изнеможение
и мелькание перед засыпающими глазами
лопат граблей метел и т. п.
таким же как неожиданно самостоятельно начинающий
раскручиваться при твоем
утреннем явлении
рулон туалетной бумаги
будто молитвенный тибетский барабанчик
будто некий сверхтайный
знак
от невидимых покровителей
этаких важных севильских графов альмавив
или графинов амаретто

   С хомутом на старой шее
   вдоль по речке, только вверх,
   лямкою изнеможения
   тянет баржу на тот свет
   кляча, или тень от тени.
   Тянет, позабыв покой,
   даже при команде «Стой!»

От всего этого остается только
жахнуть тройного кофейку по-штирийски:
жтобы шербче оконщательно вшпужилощ
от прежижбытка ржабошти и вжорвалощ
колокольняжим фежеверцем —
и попробовать продолжать
продолжаемое
продолжение

   Вечно рвемся, строим планы,
   но судьба раскрутит так,
   как не ожидаешь — странный,
   бесполезный кавардак.
   И хозяин славы бранной,
   и слепец, ведомый псом, —
   прихоти судьбы венцом.

   Ненасытнейший захватчик,
   кто готов сожрать весь свет,
   и слепой с его собачкой —
   все судьбы игрушки — бред
   сумасбродки этой мрачной.
   И слепого путь верней,
   чем кропателя смертей.

А уже потом
по сонной дороге
в ноябрьской туманной баланде
твоя тень от наркотической фонарной подливки
становится ополоумевшей часовой стрелкой
неспособной на самоопределение
часовая она еще
или уже секундная

   Бредни старые за годы
   станут мудростью, а враки
   мелкие — сверхблагородной
   истиной. Так в полушаге
   от тебя — раствор коллойдный
   всевозможных полуправд.
   Кто же прав, а кто неправ?

При этом
каждый встречный фонарь
как злоумышленник насылает на тебя
мурашки ощущения постоянного преследования
   Некто
   Шаг в шаг
Именно так
наползают на тебя
твои же старые тени
прежде чем рассыпаться
и реально
и в комплиментах
перед новыми
дерзновенными
in aeternum

   Знаешь, есть такие правды,
   о которых знают все,
   но умалчивают — равен
   приговору к смерти сей
   спич. А есть иные правды,
   те, что хвалят без конца, —
   нет им веры, нет лица.
   Оп-ля! Оп-ля! Гоп-ца-ца!

   Старый шут измазан глиной…
   Был Шекспиру он под стать,
   но наказан Властелином
   Времени за правду-мать:
   карлик метит в исполины,
   идиот — на ветхий трон
   в тьме от золотых корон.

А потом
в переполненном недопроснувшимися молекулами
нового трудового дня
автобусе
в кресле рядом
оказывается
двухметровая мощная как «барышня с веслом»
отчаянно-белокурая
валькирия
судя по ее сотовому Фейсбуку —
шведка
почему-то исподволь
бросающая взгляды
amor tussisque non celantur

Может быть
она прилетела за тобой?
Ведь ты давно уже готов
Но для этого необходимо
пасть в сражении
с оружием в руках

   Что считают «чересчуром»,
   недостаточно в любви.
   Пухом пухлого Амура
   пухнут небеса. Их вид,
   окрыленный от ажура,
   эрозировал Эрот,
   применяя эхолот.

А за окном над рассветающим Дунаем
Облако…
Огромное Облако...
облако… облако… облако… облако… облако…
такое похожее
на ворона Одина с поднятыми крыльями
или на греко-американского
Орла Зевса
любителя правдивой печени

И вот
ноябрь
ноябрь и ноябрь
революционный и безнадежный
в вечном старинном запущенном парке
или в парике
напудренном туманом и моросью
с промозглыми буклями примирения и терпения
а еще отказа от любых амбиций и желаний
и осознания бесполезности критики
глухих одержимых

   Там где критики свободной
   нет — любая похвала
   сладости несет не больше,
   чем прогорклая халва
   из подарков прошлогодних.
   Мелкие статейки бьют
   лишь мошке подобный люд.

А на территории
где когда-то очень давно
появился на свет
с той поры издохло уже два государства

Первое
в темном закутке на драном коврике
как огромный но дряхлый пес
переживший хозяев и ненужный никому

Второе
в мучительной долгой агонии
как черепашка ставшая игрушкой
в лапах безумной обезьяны
Оно было обречено
с самого рождения пораженное кучей болезней
таких как
  рак разъедающий изнутри
    паранойя-психопатия-истерия
            деменция
                и т. п.
Еще продолжается его истошная агония
и неизвестно
удастся ли дотянуть до конца этого
как и тебе когда-то
ставшему свидетелем
смены незыблемых галантных самодуров
на идейных садистов
с затяжным взаимопожиранием последних

   Невозможно ум унизить
   и поэтому ему
   мстят гонением, — с фашизмом
   глупость срощена: суму
   и тюрьму на выбор близит —
   свой маниакальный дар.
   Ум в изгоях как всегда.

Как же ты радовался
призраку свободы начала 90-х
а потом
лихой героической тарантелле под названием «Майдан»
благородному полонезу под названием «Купалинка»
Как же ты верил во все эти ЦВЕТЫ и ЦВЕТА и БАРХАТЫ
в их правду
в их
igazi igazsag
и мечтал о том же
для территории где когда-то очень давно
появился на свет
Виделось начало пути
во всеобщий земной реальный рай
а не в фатально-тотально-мифическую антиутопию
Но некая паршивая овца
чтобы жить в отдельном золотом хлеву
прикинувшись агнцем с архангельскими крыльями
сбила с панталыку все стадо
сделав из простых баранов
диомедовых кобылиц
и натравив на нормальных поселян
идущих своей дорогой

   С возрастом расположенье
   духа — мрачного мрачней.
   Разъедает печень желчью,
   боли сыплют град камней.
   И когда тупой мошенник
   свой распространяет бред,
   смеха больше нет как нет.

Под конец
хочется воскликнуть на твоем языке
старый друг
понятном не только французу русскому или мадьяру
но даже завтракающему павшим в бою с ветром листом
дождевому червю:

«О, моя унылая, благополучная,
оппозиционно-эмигрантская, чернорабочая старость,
прости свою героическую
эпатажную, взбалмошную
анархично-аполитичную юность,
которой никогда не перестанешь гордиться,
пойми, она тоже
гордилась бы тобой».


2. Цитаты от адресата,
   под которыми
   готов подписаться


«Самый совершенный литературный стиль заключается в умении все сказать и не попасть за это в Бастилию»

«Первый приподнимает край темной завесы, еще скрывающей виновника этой грязной интриги, второй — совершенно срывает её»

«Отвага и истина»

«Самая непристойная клевета выдается за истину, а я спокоен»

«Кто опирается на слабый тростник, не должен беспокоиться, если, переломившись тот порежет руку»

«Для меня важно победить, а не блистать, вернее, сударь, меня бы удовлетворило не быть побежденным, ибо, невзирая на нашу ожесточенность, скажу прямо: я не столько стремлюсь к вашей погибели, сколько хочу помешать вам погубить меня»

«...крохотная слава крохотных талантов, вызвала зависть крохотных соперников»

«Возможно, мою непринужденность в обществе и моё красноречие имели право истолковывать как самонадеянность»

«Власть поставит себя превыше закона лишь для того, чтобы обращаться со слабыми так, словно они низшие; и станет вне закона. Сила заменит право, произвол — закон; а если еще будет существовать жалкое подобие правосудия, то лишь для того, чтобы более уверенно злоупотреблять им, прикрываясь видимостью законов. Еще будут процессы, но не разбирательство, а вынесение приговоров. Падение нравов породит взяточничество. Вы увидите, как жадность будет взымать дань со страха, а деньги станут сильнейшим из доводов; вы увидите, что голоса будут продаваться тем, кто больше платит, и правота каждого будет расцениваться по весу золота»

«Нет такой нелепости, которая не нашла бы приверженцев»

«Моя философия заключается в том, чтобы быть, если только можно, довольным собой, всё остальное я отдаю на волю божью»

«Не потому ли, что сами они часто грустят в радости, они упрекают меня за сдержанность и спокойствие в несчастье»

«Смелость, преодолевающая все, энергия, отражающая все удары, и терпение, помогающее все переносить, не делают человека менее чувствительным к оскорблениям, менее восприимчивым горестям»

«Даже самые немощные с виду существа привыкают к страданию»

«Глупость ставит в трудное положение, а бессердечность помогает найти выход из него нечестными путями»

«Умение мужественно преодолевать самого себя — вот что всегда казалось мне одним из самых величайших достижений, которыми может гордиться разумный человек»

«Публичное оскорбление, нанесенное судьёй гражданину, касается всего народа. Одно из двух, либо это самоуправство — результат всеобщего разложения, либо неизбежно приведет к нему в недалеком будущем»

«Молчание и собранность — стражи смелости, которая, в свою очередь, является стражем жизни при серьезных обстоятельствах»

«Я только сознавал, каким преимуществом обладает человек, сохранивший самообладание, перед человеком растерявшимся»

«Именно этому я учился всю жизнь; именно так я обуздал свой кипучий нрав, непрерывно упражняясь на противодействиях»

«Естество мое страдает от этого насилия над самим собой, так как моя сдержанность проявляется лишь в исключительных случаях, а при булавочных уколах одерживает верх мой буйный нрав; именно поэтому во мне живут два человека: стойкий боец, когда требуется преодоление трудностей, ребенок и разиня — в остальных случаях»

«Если оптимизм — химера, то следует признать, что она самая утешительная и самая веселая из всех мер»

«Чтение разобщает, а писание утешает; размышления горестны, а беседа сладостна, разумеется, с другом»

«Боль всегда меньше, чем люди, по природе склонные к преувеличению, показывают или описывают ее окружающим»

«Испуг — следствие превратного и ложного представления о положении вещей, — он поражает душу и делает немощным тело. А если рассматриваешь происшествие с правильной точки зрения, то дает уверенность и воодушевляет»

«Порядочный человек, на которого нападают, сильнее двух трусливых убийц, у которых при виде храбреца сердце уходит в пятки и дрожат руки, так как они знают, что у них нет ни одного шанса на победу»

«Возмущение зачастую порождает отвагу и в трусе»

«Лучше быть ограбленным, чем грабителем»

«Действовать надо самому, а не полагаясь на обстоятельства, сочетающиеся на тысячу ладов, кои невозможно предвидеть»

«Если бы время измерялось событиями, которые его насыщают, то я уже прожил 200 лет»

«Время летит для счастливых людей, так что они едва замечают чередование дней, а для несчастных каждая минута, каждая секунда кажется вечностью»

«О, мои жалкие удачи, искупленные столькими неприятностями, которые завистники щедро осыпают меня»

«Богатство, дитя моё, нельзя отнести к категории удач, оно не заслуживает этого названия, — это всего лишь деньги, они необходимы, но это скучно, грустно, сухо и ничего не говорит душе»

«Мне не хватает душевного покоя в том возрасте, когда я так нуждаюсь в нем»

«Телесные недуги — это несчастные случайности нашего бытия»

«Никогда и никому не был помехой, ни у кого не стоял на пути»

«Я был самим собой и таким оставался всегда, свободным среди оков, спокойным перед лицом больших опасностей, противостоял всем бурям; одной рукой вел дела, другой сражался; будучи по природе ленивым, как осёл, я тем не менее работал неустанно; оклеветанный всеми, но внутренне счастливый, я никогда не примыкал ни к каким сектам, ни к литературным, ни к политическим, ни к мистическим, никогда никому не угождал и, отвергнутый всеми, шел своей дорогой»

«Ну вот, с меня довольно, постарайтесь прожить лучше, я вам этого желаю»

(по книге «Бомарше. Избранные произведения в 2-х тт.», М., 1966, 2 т., пер с фр. М. П. Рожицыной)

10/11.2022