Предсмертная записка
А что такое жизнь?
Кто-то скажет, что это игра на лезвии ножа, где каждый шаг может стать последним. Кто-то скажет, что спектакль, где на сцене днями напролёт, меняя гримасы и маски, выступают актёры. Кто-то скажет, что это ничего не означающий набор букв. А для него... Для высокого мужчины с глазами талой воды жизнь всегда представлялась красочным фильмом, где есть абсолютно всё: стремительные взлёты и резкие падения, извилистые дороги и гранитные преграды, прожекторы надежды и углы отчаянья. Всё... Цветущие яблони в саду, завядшие цветы на лугу.
Но сейчас это «всё» потухло, словно сумерки сгустились над его головой и закрыли собой весь свет - свет, без которого не видно выхода из злополучного туннеля. Свет, который дарит надежду. Свет... Просто свет - чистый, нежный, едва уловимый. Всё разбилось о бетонную стену судьбы. Остались лишь чёрно-белые кадры воспоминаний о былом...
Жизнь...
А каков её запах иль вкус?
Для кого-то он терпкий, с кислинкой, словно набухшие ягоды на ветвях рябины. Для кого-то он клейкий, точно тягучий липовый мёд. Для кого-то он нежный, будто утренняя заря в серебристой дымке тумана. А для него... Для мужчины с волевым подбородком он всегда был разный и нерушимый, и всегда столь желанный и неповторимый. Однако сейчас и запах, и вкус его вмиг отравленной жизни стали горькими, как сок фиолетовых цветков полыни.
Смерть...
А что такое смерть?
Кто-то скажет, что это остановка жизнедеятельности организма. Кто-то скажет, что это переход в иной – лучший или худший – мир. Кто-то скажет, что это угасание небесной лампы в лучах заката. А для него... Для мужчины с угольно-чёрными волосами это всегда было бездействие, лень, неподвижность. Но сейчас, именно в эту минуту, смерть для него приняла иное значение. И имя ей было Крах. Крах всему: иллюзиям, мечтам, желаниям.
Смерть...
А каков её запах иль вкус?
Для кого-то он гнилой, точно на мокром асфальте опавшая с деревьев листва. Для кого-то он удушливый, словно углекислый газ. Для кого-то он едкий, как кислота. А для него... Для мужчины с тонкими пальцами она - смерть - никогда не имела ни запаха, ни вкуса. Ни-че-го. Только пустота и забвение. Никаких оттенков или полутонов. Но сейчас он будто почувствовал на кончике языка раскалённый металл и кристаллики соли. Кровь... У смерти вкус и запах крови.
Жизнь и смерть. Смерть и жизнь...
Нет смерти без жизни, нет жизни без смерти. Между ними лишь песня - песня души.
Мягкой поступью гуляя меж переулков и тихо вальсируя по опустевшим паркам, тёплая летняя ночь незримо окутала чёрным бархатом город, заставив его зажечься крохотными островками стоящих вдоль дорог одиноких фонарей. Силуэты уснувших деревьев, лениво покачиваясь под натиском беззаботного ветра, то расплывчато, то чётко отражались в кляксах разбросанных по асфальту луж. Воздух – пьянящий, пропитанный насквозь ароматом цветов – щекотал ноздри случайных прохожих, спешащих, кто домой - к родным, а кто и к одиночеству – безликому и равнодушному.
Обломок луны, выглядывающий порой из сгущающихся туч, окрашивал в серебряный цвет шпили церквей и крыши домов. Всё жило. Всё дышало. Цвело. Пахло.
Существовало.
Лишь в одной из квартир многоэтажки мир рухнул. Исчез. Растворился. И никто это не заметил. Не почувствовал. Не понял.
Стоя напротив включенного телевизора, мужчина затуманенным взглядом смотрел вечерние новости и сжимал в руке телефон. От напряжения костяшки его пальцев побелели. Из динамика всё ещё доносился незнакомый женский голос. Сочувствующие фразы и холодный вердикт - приносящий приговор всему: жизни, мечтам, планам. Он не подлежал апелляции.
Никак.
Нельзя.
Невозможно...
Не говоря ни слова, мужчина нажал кнопку «отбой». Поджал губы и, по-прежнему не сводя взгляда с экрана телевизора, точно в зыбком сне полного предчувствия беды, увидел кадр с небом. Летящий в нём самолёт. Потом – ослепляющую вспышку света. Услышал шум заглушающихся двигателей и после... Брюнет не смог отвести взгляд. Оцепенение. Замерший в груди крик отчаяния. Неверие...
Внутри что-то со звоном упало и разбилось. Разлетелось на мелкие острые осколки.
Пустота.
Кончики пальцев похолодели.
Железная птица, точно факел, выкинутый в окно, начала падать на землю, где сразу же образовался какой-то шум. Гам. Крики. Чьи-то слёзы... Кадры быстро и резко сменялись.
Звук сирен – дикий, неугомонный. Он оглушал, действовал на нервы, эхом разносился по комнате.
Мужчина провёл ладонью по лицу и дрожащей рукой выключил телевизор. Вмиг звенящая тишина окутала его, но он слышал её точно сквозь толстый слой ваты. Казалось, он выпал из реальности. Всё вокруг него вдруг стало каким-то ненастоящим, словно кем-то нарочно, в шутку, придуманным.
Воздух вмиг пропитался запахом тоски. Смерти. Траура.
Свет померк. Всё кончено, продолжения не будет.
Он ушёл...
Мужчина присел на стоящее рядом кресло. Опёрся локтями о колени. Снял с руки обручальное кольцо. Посмотрел на него. Повертел. Одел.
Отчего-то все его чувства разом притупились. С трудом понимая, кто он и где находится, брюнет прикрыл глаза. Зажмурился. С силой сжал челюсти. Содрогнулся. Сжал ладони в кулаки.
Он не верил. Не хотел верить. Принимать. Осознавать. Чувствовать... Но боль - она, как вирус, незаметно подобралась со спины и слилась с его кровью и душой. Стальными ногтями провела по сердцу. Но ни стона, ни рычания, ни воя не сорвалось с губ мужчины. Лишь тяжёлое, порывистое дыхание. И не более.
Вдох - выдох. Вдох - выдох.
Секунда, две, три... Они текли медленно. Точно года, столетия. Вечность.
Он распахнул глаза. Всё вокруг вдруг стало чрезмерно ярким и резким. Нетерпимым и никчёмным. В горле образовался ком - противный, не проглатываемый.
Мужчина откинулся на спинку кресла. Скользнул взглядом по комнате, погружённой во мрак ночи.
Тени. Блики. Тиканье часов. Свет от фар, ползущий по стенам. И воспоминания, точно крысы - голодные, мерзкие, выползают из уголков памяти. Мужчина предпочёл бы сейчас их стереть. Удалить. Уничтожить.
Стук собственного сердца стал оглушать. В глазах потемнело. Брюнет резко встал, подошёл к окну. Лбом упёрся об его стекло. Вновь закрыл глаза. Потом открыл. Нет, он не спит. Он не умер. А как бы хотелось. Ведь так невыносимо терять.
Больно... Очень больно.
Распахнув окно настежь, мужчина не обратил внимания, как ветер, слегка ударив его по щекам, задорно прорвался в комнату, заиграл с занавесками, зашелестел раскрытой книгой. Его книгой...
Воздух. Ему нужен был он. Сейчас же. Немедленно. Выход. Побег. Что угодно, лишь бы не чувствовать, ничего не чувствовать. Но он продолжал стоять и глубоко дышать. Казалось, все сбежавшие от него мысли собрались в одной точке на потолке и прямо сейчас угрожали с грохотом упасть на его голову.
Вдох - выдох. Вдох - выдох.
Мужчина присел на подоконник. Посмотрел вниз.
Детская площадка, клумбы, тропинки. Изменений нет. Всё, как и прежде. Дети так же, как сегодня, вчера, год назад, завтра, будут качаться на качелях, копаться в песочнице. Играть. Бегать. Веселиться. Дворники, скребя мётлами, будут чистить улицы, болтливые бабушки - поливать цветы. Жаловаться на жизнь, на здоровье, на правительство. Ничего не изменилось. Ни-че-го. Ни для кого, кроме него. Он больше никогда не услышит шаги любимого мужчины во дворе.
Мужчина достал из кармана штанов пачку сигарет. Закурил. Но дым, точно огонь, вмиг обжёг его лёгкие. Даже никотин сегодня был против него. Против того, кто старается всеми силами сдержаться. Не совершить глупостей. Выдержать - выдержать, несмотря ни на что. Быть сильным. Быть... просто быть. Ведь всё в жизни не вечно. Все умирают. Не так ли?
Крохотный огонёк дотлевающей сигареты полетел вниз. Мужчина встал.
Комната. Она всё ещё хранила его запах. Его вещи. Его дух.
Мужчина медленно подошёл к кровати, взял в руки гитару. Как давно он на ней не играл? Час? Два? Или месяц? Не помнит. Ничего не помнит. Всё пусто... Он жив или умер?
Едва коснулся нейлоновых струн. Жив. Он чувствует пальцами тонкий металл. Дыхание замерло в груди.
Из-за чего они тогда поссорились, мужчина всё никак не мог вспомнить. Может, оттого, что они разошлись во мнении в какой-то незаурядной ситуации? Каждый доказывал свою точку зрения, не желая признавать поражения? Не желая идти на компромисс? А может, из-за фильма, погоды, глупого анекдота? Или кто-то навёл беспорядок? Не вынес мусор? Не помыл посуду? Не важно... Теперь не важно. Ссора была обычная, рядовая. Он плакал. Он, рассердившись, пришёл в ярость и хлопнул дверью. Ушёл... ушёл, думая, что вернётся, что они помирятся... и ссор таких будет ещё миллион. Очутившись на улице, услышал, как он заиграл на пианино. Он знал, он плакал и пел.
Он так любил петь... Он жил, дышал музыкой, отдавалась ей весь без остатка. Ноты, скрипка, пианино - это был его наркотик. Его вторая половинка. Часть его души. Были, как и он. Были... В висках, точно молотки, запульсировала кровь. "Были"...
Вдох - выдох. Вдох - выдох.
Мужчина прошёлся пальцами по струнам, и звуки гитары на мгновение нарушили тишину. Он ушёл... а ведь должен был сейчас... Должен был стоять на сцене под многочисленными вспышками фотокамер. На него должны были смотреть сотни глаз зрителей. Его должны были слушать судьи конкурса. Должны, должен... Но судьба распорядилась иначе. Ничто не вечно. Все умирают. Не так ли?
Конкурс. Мужчина нахмурился. Он даже его названия не мог вспомнить. Да и надо было ли? Смысла нет. Его нет. Больше нет. Он навсегда ушёл туда, где до него не дотянуться. Но как долго это ещё будет продолжаться? Час? Год? Пятьдесят лет? А может, сто? Но... встретятся ли они там, за гранью, в ином мире, где нет на стенах часов? Где всем заправляет лишь вечность - холодная, равнодушная вечность...
Мужчина сильнее сжал в руках гитару. Комната. Она давила на него. Он больше не мог находиться в ней, слушать тишину, что больше ни-ког-да не потревожится его смехом. Его голосом. Его пением. Дивным, чистым, красивым пением.
Он, выйдя на лестничную клетку, замер. Перед глазами, будто кадры старого, плохо снятого фильма, пронеслись воспоминания. Столь близкие, но теперь - столь далёкие.
Он стоял тут всего пару дней назад, держался за перила и улыбался - искренне, нежно. Махал любимому рукой, призывая его следовать за ним. И он пошёл...
И сейчас, точно видя призрак, он, посмотрев наверх, в следующий миг побежал туда. Стены эхом отражали его торопливые шаги...
Выйдя на крышу, он подошёл к её краю. Прикрыл глаза. Открыл. Мир продолжает жить. А он – нет... Он ушёл. Умер. Какое отвратительное слово - «умер». Короткое, но приносящее столько боли. У-мер. Не воскресить. Не оживить. Больно. Очень больно...
Он присел на рубероид. Свесил ноги с крыши. И стал вспоминать... как он сидел здесь. Рядом с ним. Печально смотрел вниз, на тротуар, и сквозь улыбку и слёзы счастья пел - пел о том, что они всегда-всегда будут вместе. Несмотря ни на что. Вместе. Всегда.
Если бы он только знал, что в слово «всегда» входят лишь два дня, что бы он сделал? Был бы с ним ежеминутно, ежесекундно? Не ел бы, не спал бы? Или отправился бы с ним в путешествие? В Болгарию - в страну роз? Или в Венецию - в город масок? Или, может быть, постарался бы его спасти, скрыть от всего мира? Нет. Ни первое, ни второе, ни третье. Всё намного проще. Логичнее. Он бы сел вместе с ним в тот злополучный самолёт, взял бы за руку, и тогда сама смерть не смогла бы их разлучить. Ни-ког-да. Ни-за-что.
Но... поздно. Поздно думать: «а что, если бы...». Это всё равно останется «если бы». Поздно. Время не повернуть вспять. А так хочется... сильно хочется. Но нет. Поздно. Он не сел с ним в самолёт, не отправился вместе с ним на конкурс. Он думал, он был уверен - он вернётся. Обязательно вернётся. Но ничто не вечно. Все мы смертны. Не так ли?
Мужчина коснулся струн гитары и тихо заиграл. Но с каждой новой секундой мелодия, которая кипела в его груди, в его душе, звучала всё громче и громче. Громче и громче. Эхом улетала к небесам, спускалась на землю. Её невыносимо было слушать - столько боли, отчаяния в это мгновение не было нигде. Ни у кого. Так он думал. Считал. И было ему плевать на других, кто так же, как и он, потерял близкого и родного человека. Ведь они явно все - все без исключения - успели попрощаться. Сказать последнее «люблю», «пока», «жду». Он завидовал им. Всем завидовал. И остро понимал: он всё же не прав. Так нельзя. Так неправильно. Они тоже страдают, не меньше его. Больно. Очень больно...
А музыка всё звучала и звучала. Он точно через неё пытался выплеснуть на волю все свои чувства, разрывающие в клочья его грудь, разум, сердце. Душу. Рассказать о том, что сейчас чувствует. Но кому? Никто не слышит и не хочет слышать. Дождь. Только дождь. Он с ним. Равнодушно капает на голову и плечи. Не в силах затушить тот вулкан, который... убивает. Жестоко и медленно убивает.
Внезапно, одна из струн порвалась. Мужчина замер.
Молния. Мягкий свет на мгновение коснулся его мертвенно-бледного лица.
Раскат грома - он над всеми царил. Угрожал. И снова молния. А вместе с тем - жизнь... Жизнь и пустота...
Нереальное стало реальным. Реальное - нереальным.
Вдох - выдох. Вдох - выдох.
Брюнет снова вытащил из кармана пачку сигарет. Закурил. Посмотрел на небо - безграничное, тёмное. Глаза невероятно защипало, но слёзы так и не потекли по щекам. Он был на них не способен. А ком всё так же царапал горло.
Вторая сигарета. Третья. Четвёртая. Пятая... Он всё курил и курил. Казалась, боль от обжигающего дыма была способна затмить ту боль, которая... уничтожает его, превращает душу и сердце в горстку пепла. В прах. Никому не нужный. Серый. Лёгкий. Никчёмный.
Шестая. Седьмая. Восьмую сигарету мужчина закурить уже не смог. Во рту образовался противный вкус от переизбытка никотина. Сжав пачку в кулаке, отложил гитару в сторону.
Крыша. Она, как и комната, не желает дарить ему покой. Она угнетает. Она помнит его до мельчайших подробностей. Волосы, глаза, тонкие кисти рук... Хрупкий силуэт и голос. Его голос.
Мужчина встал. Отвернулся от города, который был открыт ему, как на ладони. Подошёл к двери. Открыл её. Спустился вниз по лестнице. Не вышел – выбежал на улицу и раненным зверем рванул прочь от дома, не разбирая дороги. Главное - двигаться вперёд, не останавливаться.
Вскоре бег перешёл в шаг - неровный, качающийся.
Брюнет равнодушно смотрел на неоновые огни реклам, витрины магазинов, проезжающие мимо машины. На людей. На дождь. На дорогу. Смотрел на всё, что угодно и старался не думать. Не чувствовать. Но боль - она не сдавалась. Она, точно кинжал, - ржавый, но острый, - воткнулась в его сердце и маниакально, с усмешкой на губах, поворачивала свою рукоять то вправо, то влево. Боль... От неё не скрыться, не убежать. Но он идёт, не желая останавливаться, ведь если он это сделает, он упадёт. Не сможет встать. Отчаяние, как хитрая лисица, распахнёт навстречу свои удушливые объятия, и тогда он вряд ли так легко сможет вырваться из её лабиринта.
Жить. Надо жить, твердил он себе. Несмотря ни на что. Жить.
Жизнь прекрасна. Как часто люди об этом забывают... А ведь как слепой мечтает увидеть солнце и небо, заключённый - почувствовать вкус свободы, инвалид - встать и пойти. Никто не знает... и не хочет знать. Понимать.
Жизнь... Она всюду, вокруг: в закатах и рассветах, в зажжённых и погашенных окнах домов. В разрушенных замках и цветущих полях.
Жизнь... Она стоит того, чтобы бороться. Всё проходит, и боль притупляется. Ведь всё не вечно. Все мы смертны. Не так ли?
Мужчина шёл и шёл, но и не мог остановиться. Ночь сгущалась. Тучи ещё больше уплотнились. Молния. Гром. Дождь. Нет, скорее ливень. Холодный, равнодушный ливень.
Кап-кап-кап...
Он поднял лицо и посмотрел на небо. Он уже там... Не верится...
Кап-кап-кап...
Он тяжело вздохнул. Провёл ладонью по лицу.
Кап-кап-кап...
Посмотрел вперёд. Мост. Он и не заметил, как дошёл до него.
Ни единой машины. Слабый свет фонарей. Раскаты грома и... парень, перелезающий через перила.
Мужчина узнал её. Сразу узнал. Жёлтые джинсы, красная майка и белые, как только что выпавший снег, с ярко-голубой прядью волосы. Она была так же одета. Так же... как и несколько часов назад, когда он, ища глазами любимого в аэропорту, чтобы помириться, на мгновение задержался взглядом на ней и на молодом человеке. Они обнимались. Целовались. Шутили. Были такие забавные. Влюблённые. Счастливые... Они были рядом - рядом друг с другом. А он всё никак не мог найти его, разыскать в толпе. Увидеть. Почувствовать. Он назло забрал его билет - билет, который их разлучил. Навсегда. Бесповоротно. Разлучил...
Мужчина остановился. Девушка, как и он, потеряла свой маяк - маяк жизни, надежды, веры... любви. Осталась во тьме. Но ведь всё не вечно. Все мы смертны. Не так ли?
Он знал, слова не помогут. Они бессмысленны. Пустой звук. Схватить он её не успеет. Нельзя рисковать. Пройти мимо невозможно... он её понимает. Решение не заставило себя долго ждать. Он пошёл... уверенной, прямой походкой пошёл вперёд, прямо к ней.
- Плачь и пой! - крикнул он, приближаясь к девушке. - Плачь и пой, но главное - живи! - он улыбнулся. - Ведь смерть – она не решает ничего. Совершенно ни-че-го. Плачь и пой, но живи, ведь смерть... - он поравнялся с девушкой. - Смерть всегда нелепа. Не веришь? - вскинул бровь, - Смотри! - мгновение, и он, перепрыгнув через перила, раскинув руки начал падать. Он не боялся. Страха не было. Вовсе. Ни грамма. Он знал, девушка испугается и... не будет прыгать. Скорее всего, быстро перелезет на твёрдый асфальт и... вызовет скорую? За себя он не беспокоился, он был уверен, что выплывет.
Через пару секунд послышался всплеск воды. Девушка оцепенела. Замерла. Моргнула. Приоткрыла свой маленький и аккуратный, как у куколки рот. Судорожно вздохнула. От того, как смерть только что сама ей показалась, приоткрыв своё истинное лицо, - жестокое, холодное, - ей стало страшно. Очень страшно. Сердце сжалось. Пальцы рук похолодели. И в этот миг точно пелена спала с её глаз. Она увидела маяк. Новый маяк. Новый свет. Хоть едва уловимый, едва ощутимый, но свет... Когда-нибудь он её согреет. Заставит улыбнуться. Засмеяться. За ним, за ним надо идти сквозь все преграды. Сквозь все решётки. Сквозь штурмы и глыбы льда. Идти - прямо, уверенно, стиснув зубы и сжав ладони. Идти... Девушка захотела, отчаянно захотела жить. Жить... Дышать полной грудью. Жить. Она должна жить. Должна. Ведь он так бы этого хотел. Но девушка, закрыв глаза, всё-таки разжала свои пальцы. Она не сможет... Не сможет жить, если мужчина умрёт. Теперь её цель была не умереть, а спасти. А после – жить. Ценить каждое мгновение, каждое движение. И когда плохо, невыносимо плохо, лишь плакать и петь, ведь он... Он в любом случае её услышит. Обязательно услышит.
Отбросив все сомнения, девушка смело шагнула вперёд.
P.S. Посвящается другу, который выстоял ни смотря ни на что. Лоомет - это для тебя.
Loomet, sa oled ka mu parim sоber. Ma tоesti igatsen sind!
Вы назовёте музыку усладой...
Хрустальный звук украсил тишину.
Смертельной флейте время не преграда,
Давно могилой названо волну.
Вы усмехнётесь древним предрассудкам,
И даже в сказке ищите подвох.
Но наша сказка делается жуткой,
Последний звук – давно последний вздох...
Вы улыбнётесь ярким одеяниям,
Любуясь маской пёстрой шутовской.
За представление платят подаянием.
И вашу жизнь уносит он с собой.
Свидетельство о публикации №122112601462