Быть твоим богом-16. Разбившийся о невозможность

                Мы славим день, что стал последним (с)

– Для всех нас люди пахнут едой. – говорит Таурт. Её ритуальное облачение завершает модиус – невысокая цилиндрическая корона. – И пока ты препарируешь их разум, я пожираю их тела. Но перед этим я дарю им самые желанные удовольствия. Самые желанные… Равноценный обмен, не находишь?
Расступающийся коридор украшен антропоморфными барельефами, в которых угадываются египетские боги в их каноническим обличии. Скрытая дверь практически незаметна, и открывается она так беззвучно, как будто служит  порталом в иной мир.   
– Входи, Сутех. Здесь ты многое поймёшь.
В комнате горят лишь точечные светильники, освещающие широкое ложе, по центру которого лежит человек. Его руки вытянуты вдоль тела, и на предплечьях можно рассмотреть зажившие порезы разной давности: от белёсых, сглаженных, до выпуклых, красно-розовых. Человек кажется спящим, но Таурт не боится разбудить его и поэтому не понижает голоса.
– Ты имел дело с трансперсонами?
На заре психиатрической практики интимные разговоры с пациентами напоминали доктору Сету вуайеризм. Вот и сейчас он не может отделаться от мысли, что занимается извращённым подглядыванием, а беспрецедентная откровенность Таурт похожа на металлический скребок, сдирающий остатки стыдливости…
– Да. У меня было несколько пациентов с гендерной дисфорией.
– Они совершили переход?
– Не все. Кто-то смирился, взвесив возможные риски.
Таурт подходит к кровати и сдёргивает со спящего покрывало. Такая же выжженная бесчувственность позволяла ей сдирать кожу с Александра, ибо даже слабый намёк на эмпатию заставил бы содрогнуться от болезненного омерзения.
Сет скользит взглядом по обнажённой фигуре и видит под сосками грубые уродливые шрамы. Это – следы операции по удалению молочных желез, один из этапов трансформации тела. На локтевых сгибах – проколы и синяки от внутривенных инъекций, и можно только догадываться, какая алхимия вливалась в этого человека. Но самое чудовищное – это его пах.
– Ему не хватало денег на дорогую клинику. – поясняет Таурт. – В итоге – дешёвая фаллопластика не удалась, началось отторжение тканей, сепсис… Он проклинал день, когда появился на свет, резал себя, но так и не смог переступить черту. Я предложила ему утешение. 
– Зависимость от инъекций? – едко уточняет Сет и слышит в ответ то, с чем невозможно не согласиться.
– Его полноценная жизнь в реальности невозможна. Он просто не умеет жить в этом мире. И в этом теле. Кстати, наркотики это целиком – его идея, я лишь не говорю «Нет». И предлагаю альтернативу…
До слуха доносится плеск воды, и воздух наполняется задиристой пахучестью феромонов.

В смежном со спальней помещении – вместительная ванна, высеченная из красного гранита. Шероховатость внешних стенок копирует первозданность минерала, зато внутренность купели отполирована до блеска. Вода в неё наливается беззвучно и долго остаётся горячей, а поднимающийся пар сладок и бальзамически маслянист, с медовыми, зелеными и восковыми оттенками. Так пахнут белые лилии. Десятки свежесрезанных венчиков, как шестиконечные звёзды, колышутся на поверхности воды. Их запах отяжеляет голову и опьяняет сознание…
Настенные панно тоже изображают цветы.
Но когда принимающий ванну мужчина поднимается из неё во всей своей красе, оптическая иллюзия превращает флористику на стенах в сюрреалистический узор из половых органов – так пятна Роршаха скрывают в себе готовых поцеловаться транссексуалов и вагину с зубами.
Маскулинной притягательности Хема, несомненно, нет равных. И причина тому – не только совершенство избранного натурщика. Смертная плоть носит в себе бога Плодородия, разбрызгивающего вокруг похоть и желание, а всегда готовый к совокуплению фаллос достоин поклонения эротоманов.   
Хем входит в спальню, и человек на кровати начинает шевелиться, стряхивая с себя смирительную рубашку психотропного оцепенения. Он дышит со стоном, протягивая руку к объекту своего вожделения, и когда искусанные губы касаются блестящего от смазки навершия, Сет переводит взгляд на Таурт.
В ней загущевает тёмное вожделение – так зреет и наливается соком плод, готовый лопнуть от жадного прикосновения пальцев. Она пожирает глазами сцену, в которой Хем переворачивает податливое тело на живот и ложится сверху. Его крестец начинает двигаться  упруго и ритмично – у приапического бога нет запретов и брезгливости, он всеяден и силён, растягивая под себя узкое отверстие, заполняя собой и высекая боль, смешанную с восторгом… Богу не претит совершаемый грех. Потому что божества принимают своих чад без условий. Потому что их чувства, их любовь  – этой иной энергетический уровень, и им просто не жалко для смертных такой малости.
Сет закрывает глаза, и в аудиальном клубке из шумного дыхания, всхлипов, стонов становятся различимыми слова заклинания, произносимые на языке Великого Нила и пирамид:   

Я – Ререт, устрашающая голосом и прогоняющая духов,
я – Опет, защищающая восточный горизонт,
я – Таурт, помогающая выйти из лона матери,
встречающая и покровительствующая в Дуате.
И ты  отдаёшь мне последний вздох,
оставив страдания в  теле Хат,
легко и без горечи,
без сожаления, без противления…
Ты отдаёшь… 
 
Вихрь, закручивающийся гибельной магией, гасит светильники. Тьма обесточивает мозг.
И когда вязкая сперма Хема извергается в почти бесчувственного человека, из складок золочёных одежд является нож.


                Быть твоим богом – День и ночь http://stihi.ru/2022/12/01/580