Сергей Давыдов

СЕРГЕЙ ДАВЫДОВ
(1928 - 2001)

По-солдатски, без лишних слов,
Она в слово моё поверила.
Я не рвал для неё васильков,
Не царапал имён на дереве.

Не писал ей красивых строк,
Не стоял под окном по ночам,
Лишь делил с ней последний глоток
И последний сухарь пополам.

Шли мы рядом  немало дней
По военным дорогам страны.
Решено у нас было с ней –
Будем вместе и после войны.

Но однажды – в атаку бросок,
Жёлтой трассы кривая нить…
Одному мне остался глоток,
И сухарь не пришлось делить.

Обгорел камыш у реки,
Небо плыло в багровом дыме.
Положил я на холм васильки
И на дереве вырезал имя.

РЕБЕНОК

Мы неслись по вечерней дороги,
в горизонт упирались леса.
Вдруг, как птицы,
взметнулись в тревоге
стоны, крики, гудки, тормаза.
Вдоль дороги застыли машины,
Но одна на шоссе – поперёк,
И вот там на руках у мужчины
билась девочка,
 сжавшись в комок.
Он ей всё повторял:
«Ты не бойся,
 Вмиг приедет из города врач,
Ну, зачем же ты так… под колёса?
Ах, глупышка … подумаешь, мяч…»
Но она с умоляющим взглядом
обращаясь к нему
и ко всем:
«Говорить только маме не надо!
Я прошу…
Мне не больно совсем…»
Бог ты мой! да какая же сила
входит в нас
с молоком матерей,
коль девчонка
сквозь боль ощутила
боль другую,
что много страшней!

И я вспомнил, что так же в блокаду
Умолял, угодив в лазарет:
«Говорить только маме не надо…»
Я не знал, что её уже нет.

ВОСПОМИНАНИЕ

Мы казённый табак курили,
С потолка блиндажа текло.
Мы о женщинах говорили
По-солдатски – тоскливо, зло.

Наговаривали, тоскуя.
Были всё об одном слова:
«Эх, бы встретить сейчас такую
Хоть на час бы, а то на два!»

Говорили ещё похлеще,
И подумалось мне тогда:
Окажись здесь случайно женщина –
Умерла бы вмиг со стыда!

Кременчугская зла махорка,
Разговорчики – как махра…
Отворилась вдруг дверь, и робко
К нам в блиндаж вошла медсестра.

«На минутку я», – так несмело
Прошептала нам, покраснев.
И на краешек нар присела,
И уснула, едва присев.

Слиплись вымокшие кудряшки,
В жилках худенькая рука,
Видно лямочку от рубашки –
Гимнастёрка так велика.

Мы беззвучно шинели сняли,
Чтобы гостью свою укрыть.
Мы на цыпочки тихо встали
И под ливень ушли курить.

***

Я к ним приполз под вечер,
А с рассвета
Они держали церковь вшестером.
Летела штукатурка с парапета,
Трещал напротив, догорая, дом.
Колючих трасс неторопливый росчерк
И пулемёт, грохочущий в окне,
И что ещё… Но, в общем, ладно,
В общем,
Всё было, как бывает на войне.
Я притащил патроны и оружье
И молча лёг у бруствера седьмым.
И пусть всегда так буду людям нужен,
Как нужен был я этим шестерым.