Строки Саницкой Нины Ивановны

Нина Ивановна Саницкая несколько дней назад ушла из жизни...
Любим. Помним.

Родилась в 1925 году.Добровольцем ушла на фронт. Служила в зенитно-артиллерийском полку. Награждена орденом Отечественной войны, медалью Жукова...
Работала в типографии "Гудок". Сотрудники, узнав, что она пишет стихи, рассказали ей о лит.студии Магистраль, которую вёл в те годы Григорий Левин.
Нина Ивановна - автор поэтических книг "Сокровенное", "Связь", "Путь к порогу", "Миражи", "Кроны и корни".

P.S. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

- У тебя есть изданные книги?
  Книга? -
  Голос из-за спины зовущий,
  вопрошающий.
Оборачиваюсь -
улыбающееся лицо приветливо,
внимательные глаза.
Тепло и уютно...
Просторной стала небольшая комната.
- Есть.
- Дашь почитать?..
И ответ в следующую нашу встречу,
ободряющий...
Экспрессивно окрашенное чтение
текстов,
жест, устремлённый к слушателю...
Такой была моя первая встреча
С Ниной Ивановной Саницкой.

 
Моё любимое стихотворение Саницкой Нины Ивановны:

СОЛДАТСКАЯ ВДОВА

Тишины довольно ей под кровлей.
Можно повздыхать, поворожить...
Вот постель постлала. В изголовье
две подушки не забыла положить.
Высоко они и пышно взбиты.
Только жаром сердце обожгло.
И сквозь слёзы смотрит, как сквозь сито:
неужели столько лет прошло?
И присела на краю кровати,
голову в колени уронив.
И уже, казалось, сил не хватит
утром встать, потрогать ветви ив.
И пускай сразит её не выстрел -
всё равно сразит её война...
Подняла глаза. Кто там сквозь листья
смотрит? И луна, и не луна...
Неужель кому-то к ней есть дело -
плач ли к горлу подступил иль крик?
И чем пристальней она глядела,
тем родней и явственнее лик.
В ожидании глаза застыли.
Поднялась навстречу не дыша:
- Мой любимый, ты ли это, ты ли?.. -
Помолчала...
- Нет, это на крыльях
посетила дом его душа. 


А вдруг кто зайдёт и прочтёт:

ещё несколько стихотворений Саницкой Нины Ивановны:


ЗВОНАРЬ

Небесной тайною окутанный,
Раскачиваясь как фонарь,
Под куполом, под самым куполом,
Весь в чёрном, мечется звонарь.

Под ним стрижи крылами чиркают
О храм отвесный, как скала.
А он расставил ноги циркулем
И бьёт,
        и бьёт
                в колокола.
Он бьёт отчаянно и яростно.
Он плакать заставляет медь.
А им,
      колоколам,
                как аистам
От этих рук бы улететь.
От своего больного пения,
От золочёного креста
И от терпения, терпения
На нём распятого Христа.

***

Безбрежного безмолвья миражи...
Молчание, подобное бездарной краже...
Родилось слово о любви - скажи.
Спеши сказать. Потом уже не скажешь.

Пока душа, и разум твой, и плоть,
Судьбе подвластные, в согласье,
Не торопись всплеск чувства побороть.
Оно и так когда-нибудь погаснет.

И слово отзвенит, словно ручьи,
Весне несущие свой гимн по весям...
Родилось слово о любви - вручи
Так алчущему слова -
                старцу иль повесе.


 ***

Перрон. Вагоны. Время истекло.
Средь грохота вокзального и гама -
В платочке - сквозь туманное стекло
Глядит в глаза мне старенькая мама.

И продолжает что-то говорить,
И я в ответ ей головой киваю.
И между нами горестная нить
Невидимо пульсирует - живая.

Напоминает: снова жить нам врозь
И утешать друг друга редкой вестью...
И мне не задержать уже колёс,
Рванувших поезд в час урочный с места.

Их скорости стальной не превозмочь,
Над рельсами то охать им, то окать.
И я гляжу, как убегает в ночь
Светящаяся прорезь окон.

Но вот и поезд мглой заволокло,
Огни его померкли меж полями.
И лишь одно всё светится окно -
Во всей Вселенной для меня одно,
И в нём глаза - из-под платочка - мамы.

***

Дымы ползли, вставали на дыбы,
Кишмя кишели и свивали кольца -
Чудовища пожарищ и пальбы.
Но мы уже - солдаты. Добровольцы.
И много нас, красивых, молодых.
И что там говорить -
                как на подбор невесты.
Но в нас кипело грозное, как вихрь,
Бедой разбуженное чувство мести.
И он - седоволосый политрук -
Сплеча не мерил мерой мелкой
Нас, не жалевших ни сердец, ни рук.
Но хмурился, как будто беркут.
Ворчал:"За вами глаз да глаз -
За вашим
          тонконогим
                войском..."
Наверно, в ком-нибудь из нас соблазн
Сверкнул румяным яблоком в авоське.
И он ходил, глядел из-под бровей,
Ремни поскрипывали портупеи.
В кустах, где пел безумец соловей,
Совсем недавно
                пули
                пели.
И умирали наши женихи,
И поднимались вновь
               навстречу смерти
                братья...
Стояли мы навытяжку, тихи,
Цветастые сменив
               на гимнастёрки
                платья.
И, сдерживая пылкие умы,
Мы жаждали скорее быть при деле.
А он глядел задумчиво. И мы
В глаза его отцовские глядели.


ТРУБКА

Всего лишь трубка, только трубка
попалась под руку в столе...
Себе припомнилась я хрупкой,
почти прозрачной, на земле.

Как та над вздрогнувшей травинкой
распахнутая стрекоза.
И смех мой, смех мой на тропинках.
И нечего ещё сказать.

И не живу, скорей играю,
не отрываясь от родни...
Какие там они нагрянут -
самостоятельные дни,

зовущие, как в океане
цепочка тонкая Курил?..
Но демон, демон окаянный
уже там трубку закурил.

Уже дымит он, поджидая
меня, задумчив и один.
И голова его седая -
всё тот же дым, всё тот же дым.

И тянет горечью от дыма.
И горизонт, словно в чаду.
И я туда неотвратимо,
дыханье затаив, иду.

Как заклинанье, повторяю
и среди ночи, и средь дня:
"Не может ада быть без рая,
а дыма, значит, без огня..."

И руки просятся согреться
у собственного очага.
Ищу огня, ищу я сердца.
Но оступается нога.

И душит дым в своих объятьях.
И в горле - дым. И дым - в груди.
И не найти пути обратно.
И нет просвета впереди.

И только эта, как пучина,
удушливая полоса...
Но где-то, еле различимы,
людские брезжут голоса.

Спешу, себя доверив звукам,
как на спасительный огонь.
Вперёд протягиваю руки
и чью-то чувствую ладонь.

И чувствую, как дым слетает
с меня, и отступает жуть.
Словно прозревшая слепая,
на солнце заново гляжу.

Дышу и радостно, и трудно,
как будто прожито сто лет...
Всего ведь трубка, только трубка
попалась под руку в столе.


ГОЛОД

С утра его отрицаю.
Твержу, что голода нет.
Но голод непроницаем -
затмил он собою свет.

И всё - пустота и небыль:
исчезли земля и небо.
И только - наверняка -
ржаная коврижка хлеба
мне светит издалека.

Румяна, в хрустящей корке,
округла, как солнца диск,
она на войне - на полке -
лежит и зовёт на риск:

разрезать, посыпать сольцей...
Но, чтобы такое сметь,
за это ржаное солнце
встают и идут на смерть.

***

За забором задымилась баня.
Положите палец на губу:
из парного пекла - "Таня! Таня!"
вылетает с искрами в трубу.

***

Нет-нет, я не буду сплетать венки...
Пусть в глазах вызывают отраду:
луговые колокольчики, как мотыльки
по всему разлетелись саду.