Люди. Леонид Фокин. Край счастливых кедров

.








КРАЙ СЧАСТЛИВЫХ КЕДРОВ (2015-2022)

Автор: Леонид ФОКИН


СОДЕРЖАНИЕ

– И вот апрель усох до черноты
– Подчеркнутое лиственным штрихом      
– Ничем не примечательна во мне
– Притопленные лодки, как-нибудь
– Заброшенные домики в деревне   
– Оплавленной частицей мирозданья
– Недостоверное в границах взгляда
– Гончарный круг – хорезм, а фергана
– По сумеркам кофейным нагадать
– В глаза и уши бьется хвост фиты
– Промелькивает ночь зарытых кладов
– Полы’нью полынью’ затянет льдом

===================================_ld_====


***
И вот апрель усох до черноты
В глаза и уши бьется хвост фиты
И остается неопределенность:
С кем будешь пить в промозглый вечер ты
За преданную в помыслах влюбленность.

Нестройность мыслей, тайный смысл, тахты
скрипучая ночная многослойность,
а хочется вселенской широты,
в которой всеблагая непокорность
рвет с корнем из сырой земли кресты.

Еще один, не то чтоб квест – понты
За коими все таже отчужденность
Никчемная, дурная одаренность
Слагать стихи и прочие хиты.


***
Подчеркнутое лиственным штрихом      
ноябрьское несложное прощанье
с простуженным небесным васильком,
с надеждами, наполнившими дом
непонятой необъяснимой тайной

кричащие открытые глаза,
измеренные взглядом расстоянья…
засохшая вещунья стрекоза,
в которой выцветает бирюза
беспомощно привычно окаянно…

закончатся времен календари
останутся одни воспоминанья
осенней угасающей зари,
осеннего последнего свиданья


***
Ничем не примечательна во мне
глушь, ставшая душой, ее бесправье,
Звенящее густое многотравье,
ожившее на самом гулком дне.

В закраинах ветрами взбит рогоз
И тучами сверкающих стрекоз
Пронзает время мертвое живое
И хочешь надышаться синевою,
А дышишь тьмой и голос тьмой зарос.

Ослепший дрозд у ветхого гнездовья,
То вздрогнет крыльями, то словно кровью
Кропит бутоны дикого цветка   
И белая холодная рука
Уже близка, видна у изголовья.


***
Притопленные лодки, как-нибудь
себе займем на рыбу и на пиво,
и наизнанку вывернувши грудь,
посмотрим на автобус сиротливо.

Последний рейс ни в космос, ни в село,
но точно до конечной остановки,
где листьями по горло замело
фигуру странной женщины с веслом,
и партизана с бронзовой винтовкой.

А там и ворон кашлянет: кар-кра,
Приблудный пес зевнет роскошным вайки...
И на троих до самого утра
И пить, и петь, привязывать к ветрам,
Точнее к их хвостам, пустые банки.



***
Заброшенные домики в деревне   
заросшие тропинки в никуда,               
раскидистые темные деревья,   
звенящая холодная вода,

закатная святая бесконечность
расколотого черного ковша
перетекает в звездные предтечи
пока освобождается душа,
томимая в тюрьме широкоплечей.

наверное, откатится назад
недоброе глухое пожеланье
в клубящийся ноябрьский листопад
в проявленный опустошеньем сад
в отравленное верой ожиданье.


***
Оплавленной частицей мирозданья
завариваю чай, перевожу
стихии? внеземные заклинанья,
обманутые в прошлом ожиданья
ненужные большому тиражу.

отброшенных вселенской каруселью
несобранных в колючие мешки
обвязывают зимние метели,
в осенние сплетают узелки

придумывая смысл существованья
нелепое внахлест алаверды
становится бесчувственным касаньем,
потерянным космическим мерцаньем
погасшей обесточенной звезды.


***
Недостоверное в границах взгляда,
А это значит, прошлое ушло
Искать скитян оставленные клады,
Где время из земли встает светло
Не в каменных, в трепещущих нарядах.

Пассивный наблюдатель, расскажи
Кошерный лихаим слуга шаббата?.
А Петергоф пристанище закатов?
Все мертвое вокруг от слова "жизнь"?

Дороги, по которым не дойти
до городов наполненных до края
Блаженной бесконечностью и раем,
А может быть все это миражи,
что складываем день за днем в сараях…


***
Гончарный круг – хорезм, а фергана –
чачван из виноградных лоз, как странно
песчаной бурей в сердце тамерлана
засыпаны дороги и страна
семи безумцев, новая весна.

нам не проснуться между строк дастана
иного мира капли – океаны,
как корни-змеи – наши имена,
забытые на камне, оживают.

с мешочком риса лейли и меджнун
вторую осень чувства свои прячут
не остывают угли звёзд и лун
и черепки горшков, и клочья струн,
и тени ив, становятся вдруг зрячи.


***
По сумеркам кофейным нагадать:
зерну, – земли; воды, – упрямым всходам;
ветвям, – листвы; кузнечику, – мелодий;
синь неба, – облакам, а после – спать,
не замечая зимние восходы.

В медвежьем равновесии,
внутри
берложего угла ютятся тени
совсем другой, не сбывшейся зари,
иного откровения…
Щебечут
в ветвях ольхи о том ли снегири?..

… и припадают лбами к темным пням
сугробы, отпевая холод ночи,
не доверяя ледяным огням,
тропинки освещать сорочьих строчек.


***
В глаза и уши бьется хвост фиты
И остается неопределенность:
С кем будешь пить в промозглый вечер ты
За преданную в помыслах влюбленность.

Нестройность мыслей, тайный смысл, тахты
скрипучая ночная многослойность,
а хочется вселенской широты,
в которой всеблагая непокорность
рвет с корнем из сырой земли кресты.

Еще один, не то, чтоб квест – понты
За коими все таже отчужденность
Никчемная, дурная одаренность
Слагать стихи и прочие хиты.


***
Промелькивает ночь зарытых кладов,
не прикасаясь к звездным берегам.
Любить – темнеть. Богам любви не надо,
Неведомым, придуманным богам.

Блуждание древнее первых пыток.
Страдание в рождении, а свет –
всего лишь неудачная попытка
раскрыться поздравительной открыткой
пред тем чего уже в помине нет.

Когда-нибудь сливаясь песней с ветром,
Усиливаясь до самих себя
Поймем: темнеть – любить в себе раба
И пусть уже ведет тропа-судьба
В забытый Богом край счастливых кедров.


***
Полы’нью полынью’ затянет льдом
вначале кругом, а потом крестом,
а после заметет колючим снегом.
Зашьёшь в рубаху с мотыльком смолу,
пускай послужит тайным оберегом.

Не больно преступать запреты птиц,
украденные с ангельских запястий,
но страшно воскресать внутри ненастий
с душой сожжённых черновых страниц,

привязанным к бессмертника корням.
В промерзших на три сажени суглинках
земля, вода не служат бренным дням,
покуда ночи бесновато длинны,
покуда тени плачутся теням.








.