Товарищу Брежневу
поминается мною всё чаще.
Строй, конечно, стоял, как всегда не простой,
жизнь не думала делаться слаще.
Но, хотя бы уже не Война, не ГУЛАГ,
и ещё не грабёж поголовный.
Единил, укрывал, согревал красный флаг –
наш Союз, во все шири неровный.
Кто подумать бы смел, иль представить на миг,
головою своей опьянённой,
что тогдашний Генсек, в прошлом сам фронтовик,
потрясать может бомбой ядрёной?
Я страну знал другой! Совершенно иной
жил народ за Стеной и под боком:
пусть наивный слегка, в чём-то малость дурной,
а душой-то беседовал с Богом.
Враз растаяло тех – лет и зим эскимо.
Новый век, так и вовсе контузил.
Повсплывает наверх всех оттенков дерьмо,
резко общий прорвавши санузел.
Распояшется Хам, расцветёт Вертухай.
Этот – ссучился, тот – надорвался.
От привычного трио, от слов: «Мир. Труд. Май»,
вешний месяц один и остался.
«Дорогой и люби…», я совсем не ценил,
что казалось мне душным, громоздким,
знай, хохмил втихаря, анекдоты цедил,
ночью внемля «свободам» заморским.
Разве ж радость свою, я тогда не обрёл
в государстве насквозь герметичном?
Не тужил. Обожал не каких-то, там, «гёрл».
Суть нашёл в самом малом, обычном!
Вот и маюсь теперь, неуклюже застряв
в безмятежном своём бывшем, прежнем.
Не терпел я «Совок», только, жизнь растеряв,
с ностальгией вздыхаю: «Эх, Брежнев…»
Да, товарищ родной, Леонид, свет Ильич,
нынче смыслы предстали другими:
все, кто после смогли тронной залы достичь,
станут Слишком для нас «дорогими»…
Свидетельство о публикации №122111804285