Восемь жизней

«Когти мои и лапки, в шерсти холёной искры,
Взгляда янтарный пламень, ты это мне так - «киска»?
Я королева кошек, чёрной пантеры внучка!
Там вон пустырь заброшен, для панибратства - Жучка

Хвост завернёт колечком, руки твои оближет.
Надо же! «Киска»… Нечто! Как беляши в Париже.
Я родословной предков, стены могу увешать.
И фараонам редко, в шею мурлыча нежно,

Ласки свои дарила. Ты-то куда, болезный?
Это сосиска? Мило. Там вон крысак облезлый,
Может ему подаришь? Шёл бы уже, ведь поздно,
Мне не досуг, ты знаешь. Скоро зажгутся звёзды...

Ну хорошо, спасибо. Всё, приняла дары я».
Спину крутым изгибом выгнет и в сумрак прыгнет,
Будет гулять по звёздам, с белой луной шептаться,
Нюхать ветра и розы, в алой заре купаться...

Ей всё равно, свободной, ей не нужны поклоны.
«Ходишь? Да, как угодно. Помнишь? Да хоть до гроба».
…Ночь и холодной лентой тихо скользит гадюка,
Летом открыты двери, входит беда без стука

И над кроваткой детской смерть нависает грозно,
Тварью холодной, мерзкой… Парно мигнули звёзды,
Чёрным огнём стекает с ветки вишнёвой кошка…
Смерть, задыхаясь, тает, чёрная ночь – в окошко…

Утром так шумно стало, память, как спелый колос,
Что-то на пол упало, кто-то заплакал в голос -
Тёмное смерти тело смятым шнурком у ложа,
Кошка почти у двери… Стойте! Да дышит кошка!..

Тихо ей предложили – «Кошкой домашней?». «Стыдно».
В храме крестины сына. Вверх, чтобы слёз не видно,
Будем шептать мы вечно: «Век свой живи пушистый»,
Будем украдкой свечки ставить. За восемь жизней.