Городские легенды

- Ну же, малыш, давай. Ты же знаешь, как я люблю это, - проговорил Дмитрий, слащаво улыбаясь и несильно надавливая на мои плечи.

Я сглотнул подступивший к горлу комок, стоило мне только представить, через что придётся пройти. Опять. Я отодвинулся на коленях назад, наткнулся взглядом на полувозбуждённый член любовника и подавил накативший приступ тошноты. Как же я мечтал о нежности с его стороны, но не было волшебных прикосновений, ласк, сводящих с ума, дрожи во всём теле, как должно быть между двумя любящими мужчинами. Видимо, только мне так не повезло – влюбиться в мужчину, который не имеет представления о красивом и чувственном сексе.

- Да, тигрёнок, вот так хорошо, - прохрипел Дима, когда я взял его член в рот.

В такие моменты я представлял, что мы всего лишь играем в какую-то игру, где послушный секс-раб готов исполнять любые прихоти своего хозяина, при этом не получая никакого удовольствия. Мне было гораздо легче верить в придуманные мной истории, нежели понимать, что такова моя участь – прожить жизнь с любимым, но совершенно невежественным в вопросах физической близости человеком. Хотя сейчас, спустя год нашей с Димкой совместной жизни, я уже не был так уверен в своих чувствах к нему. И порой мне кажется, что я и не любил его никогда. Просто с самого детства мы были вместе. Наши отцы дружили, а потому мы с Димоном проводили вдвоём практически всё свободное время. Первый секс в средней школе, первое настоящее свидание, первый поцелуй – всё это было у меня именно с Димой, поскольку больше никто из ребят Питера не осмеливался даже близко подойти к сыну полицейского. Лишь теперь я начал осознавать, что у меня просто не было выбора, оставалось влюбиться только в друга детства.

Не думаю, что согласился бы стать его "женой", зная, что его познания в интимном плане ограничиваются минетом для возбуждения и миссионерской позой. А уж о том, чтобы доставить удовольствие партнёру, он вообще не думал. Считал, что внушительного размера его члена вполне достаточно для удовлетворения моих желаний.

Дима застонал и заставил меня остановиться, потом уложил на спину, забрался сверху и вошёл в меня. Я уже привык к боли и знал, что скоро всё пройдёт, тем более сейчас было не так больно, как в первый раз.

Тогда Димка и не подумал подготовить меня. Он не был ни нежным, ни ласковым. Нетерпеливо раздел меня, повалил на кровать и вошёл резко, одним мощным толчком. Я вскрикнул, а он всего лишь проговорил:

- Ничего, малыш, больно только в первый раз.

Но он солгал. Ни разу "муж" не поцеловал меня в губы, лишь грубо сжимал нежную плоть в своих огромных ладонях, больно пощипывая яйца. Никогда не ласкал меня там, где я больше всего жаждал его прикосновений, даже пальцами, не говоря уже о губах и языке. И не позволял мне самому это делать. Когда один раз я попытался запустить руку между нашими телами, чтобы хотя бы так попытаться довести себя до оргазма, Дима обиженно возмутился: мол, я принизил его мужское достоинство, открыто показав, что он не в состоянии удовлетворить своего мужчину.

Вот и сегодня Димка грубо отымел меня, со стоном кончил, быстро прикоснулся к моим губам нетребовательным поцелуем и, проговорив: «Тебе понравилось, правда, малыш?» - ушёл в ванную, а когда вернулся в комнату, лёг на свою половину огромной кровати и через минуту захрапел.

Поднявшись с постели, я закутался в халат и прошлёпал босыми ногами по холодному полу. Закрыв за собой дверь ванной комнаты на щеколду, я опустился на пол и, обхватив руками колени, уткнулся в них лицом. Хотелось плакать, жалея себя, но у меня уже даже слёз не осталось. Все вокруг были уверены, что мы с Димой – самая счастливая гей-пара в Питере. Мне даже не с кем было поговорить о том, что творилось у меня в душе. Стыдно было признаться в том, что я, уже год будучи женатым геем, ни разу не испытал то самое наслаждение, о котором так мечтал.

Заставив себя подняться с пола и принять душ, я спустился на первый этаж нашего с Димоном дома, преподнесённого в качестве "свадебного подарка" родителями мужа, подогрел стакан молока, бросив туда ложечку мёда, и взял в руки очередную книжку в мягком переплёте, припрятанную в одном из шкафчиков с кухонной утварью. Если бы Димка узнал, какая именно литература меня привлекает, он бы опять начал насмехаться надо мной и утверждать, что только глупые мальчишки и старые пердуны могут увлекаться подобного рода чтивом, а женатому молодому гею больше подойдёт кулинарная книга, дабы знать, как удовлетворить неуёмный аппетит мужа, весь день вкалывающего в мастерской.

Открыв книжечку на страничке с заломленным уголком, я окунулся в волшебный мир, созданный Дитрихом Греем. «Рай»... Вот бы хоть на несколько мгновений оказаться рядом с таким мужчиной, как Мэтт Фаррел – любящим, заботливым, нежным...

Лишь на рассвете я отложил книгу, дочитав последние строки и грустно улыбнувшись. Почему моя жизнь не такая? Смогу ли я когда-нибудь обрести свой собственный рай?

- Оу, ты уже проснулся? – сонно пробормотал Дима, ввалившись в кухню в одних трусах и почёсывая покрытый щетиной подбородок.

Я вздрогнул и быстро сунул книгу под подол халата.

- Приготовишь завтрак, малыш? – поинтересовался Димочка, хотя мог бы и не спрашивать.

Каждое утро я поднимался раньше него, чтобы сварить кофе и нажарить блинчиков, без которых муж просто не представлял нормальное петербургское утро.

- Конечно, - ответил я, кивнув.

- Отлично, - бросил Дима. – Пойду пока умоюсь.

Когда он вышел из кухни, я опять спрятал книгу в шкафчик и занялся приготовлением теста, но всё время с лица не сходила улыбка при воспоминании о диалоге персонажей книги, врезавшемся в память:

«...- Если ты ответишь на поцелуй, вместо пяти миллионов получишь шесть. Если проведёшь со мной ночь, я дам тебе весь мир. Но если переедешь в мой дом, я подарю тебе нечто большее.

- И что же ещё ты сумеешь мне подарить, если я перееду к тебе?

- Рай. Я подарю тебе рай на золотом блюдце. Всё, что захочешь, всё, что пожелаешь. В придачу со мной, конечно. Это комплексная сделка...»

- Не понимаю, как ты можешь веселиться в такое время? – проворчал Дима, вернувшись в кухню полностью одетым и с гладко выбритым лицом.

- Я не веселюсь, - пожав плечами, ответил я.

- Тогда почему улыбаешься?

- Да так, вспомнил кое-что. - Сняв со сковороды последний блинчик, я поставил тарелку на обеденный стол, налил свежий кофе и вручил чашку мужу. – Может, устроим пикник завтра? – предложил вдруг я, сев за стол с чашкой кофе в руках.

- Зачем? – с набитым ртом спросил Дима.

- Ну не знаю... - я замялся, не зная, что отвечать. – Что-то вроде романтического свидания...

- Валера, не смеши меня, - муж поморщился, будто увидел что-то неприятное. – Какие свидания? Мы уже год женаты!

- И что? Это же не значит, что нам не нужна романтика.

- Нам нужен ребёнок, Валера. Нам давно нужно подумать о услугах суррогатной матери. А романтика ни к чему, – отхлебнув горячий кофе, сказал он.

- Но...

- Перестань. Всякие свидания нужны лишь для того, чтобы затащить в постель глупенького мальчика. А у нас и без того регулярный секс.

Я запнулся на полуслове, осознав, что в этом и заключалась философия Дмитрия. Зачем поддерживать отношения, которые скреплены свидетельством о гей-браке?
Доев, Дима поднялся из-за стола, даже не поблагодарив меня, поскольку считал приготовление пищи моей обязанностью, попрощался до вечера и ушёл. Когда за ним захлопнулась дверь, я всё же не сдержался и заплакал. Нет, это не было истерикой. Просто слёзы катились по щекам, оставляя влажные следы на коже, а в горле стоял ком, мешающий дышать. Мне так захотелось сбежать отсюда, не видеть больше ни Диму, ни друзей, ни родителей. Оказаться в совершенно незнакомом месте, жить, не оглядываясь на мнение окружающих, одеваться как хочется, не боясь, что скажут люди о примерном пай-мальчике. И главное – встретить настоящего мачо, которому нужен только секс. Классный секс! И для которого первостепенная задача – доставить удовольствие партнёру, чтобы он стонал от наслаждения, кричал, царапал кожу на его спине, впивалась ногтями в плечи и сильнее прижималась к нему всем телом...

Звонок телефона вырвал меня из мира грёз. Глянув на часы, я удивился. С момента ухода Димы прошло уже почти три часа, а я так и сидел в одной позе, рыдая и жалея себя. Взяв со стола сотовый, я посмотрел на дисплей. Мама.

- Валера! – даже не поздоровавшись, воскликнула мать, как только я принял вызов. – Ты можешь приехать? Мне очень нужна твоя помощь!

- Что случилось? – вытерев слёзы, спросил я, при этом старательно сдерживая дрожь в голосе.

- Моя стиральная машинка сошла с ума!

- Опять? – протянул я и едва слышно прошипел: - Когда же это закончится... - А чуть громче добавил: - Хорошо, ма, сейчас приеду.

Отключив телефон, я поднялась наверх, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Бессонная ночь не могла не отразиться на моём внешнем виде. Немного приведя себя в порядок я уже не походил на призрак из фильма ужасов. Собрав свои длинные светло-русые волосы в высокий хвост, я оделся и вышел на улицу.

До дома родителей я решил пройтись пешком, заодно проветрив по пути мысли, спутанные, как свалявшийся моток пряжи. На решение проблемы со стиральной машинкой ушло несколько минут. Я всего лишь отключил блокировку «anti-baby», которую наверняка выставил отец, чтобы мать не натворила бед.

Мама предложила позавтракать с ней, но у меня совершенно не было настроения пробовать ту гадость, которую она приготовила. У мамочки явно руки росли не из того места, откуда они растут у всех нормальных людей. И я был благодарен природе, что она не наделила меня такой же особенностью.

Сказав, что мне срочно нужно купить продукты, я покинул родительский дом, но пошёл не в магазин, а в ближайший парк. Неторопливо прохаживаясь по тенистым аллеям, я наслаждался первым в этом году настоящим теплом. И впервые за сегодняшний день мне не хотелось плакать, а все проблемы отошли на задний план. Солнце играло, проникая лучиками сквозь листву деревьев, птицы радовались вступившей в свои права весне, порхая с ветки на ветку и весело щебеча. И так легко было на душе, что я совершенно забыл о времени. Опустившись на мягкую изумрудную траву, я прислонился к мощному стволу раскидистого дерева и прикрыл глаза, тут же провалившись в сон, а проснулся от пронзительной трели мобильного.

- Алло, - сонно бросил я, приняв вызов и даже не глянув при этом на дисплей.

- У кого-то плохое настроение? – игриво поинтересовалась Вероника.

- Голова болит, - соврал я, используя свою обычную как для мужа, так и для слишком любопытной подруги отговорку. – Тебе чего?

- Слушай, Валер, выручи.

- Началось, - вздохнул я, понимая, что Веро опять пристанет ко мне с какой-нибудь просьбой, а у меня просто не хватит духа отказать ей, поскольку это не в характере идеального пай-мальчика Валеры. – Выкладывай.

- Помнишь заброшенный дом недалеко от бухты?

- Ну...

- Ты мог бы отвезти туда одного человека? Он хочет арендовать участок, причём именно в глуши, - тараторила подруга, но вдруг понизила голос почти до шёпота: - Уж не знаю, зачем это такому мужику, как он.

- И что в нём особенного?

- Красивый, богатый, судя по всему.

- Ну мало ли, захотелось человеку тишины.

- Да мне, по сути, всё равно, - бросила Вероника. – Вот только ему приспичило посмотреть тот участок именно сегодня, а у меня Майк вернулся вчера. Ну ты понимаешь...

Подруга сделала многозначительную паузу, хотя этого и не требовалось. Я всё прекрасно понял. Её супруг всю прошлую неделю был в разъездах, заключал договора с поставщиками для магазинчика своего отца. И естественно, теперь они с Веро как минимум двое суток не будут вылезать из постели. Я с завистью вздохнул.

- Ну, что скажешь? Сможешь показать ему ту развалюху? Это займёт всего час, Валер, не больше.

- Ладно, - пробормотал я. – Куда от тебя денешься.

- Спасибо, дорогой! – воскликнула Вероника, торопливо прошептала: - Ладно, меня Майки зовёт. Пока, друг, - и отключилась.

Я растерянно уставился на телефон. И что мне делать дальше? Где встречать этого покупателя? Хоть бы имя его сказала, оставила номер телефона.
И только я подумал об этом, как мобильник снова ожил, а на дисплее высветился незнакомый номер.

- Алло.

- Добрый день, Валерий, - проговорил приятный мужской голос. – Меня зовут Сергей. Вероника сказала, что вы сможете показать мне дом.

- Да, конечно, - пробормотал я без особого энтузиазма. – Скажите, где мы можем встретиться, и я отвезу вас.

- Я только что въехал в Питер, - ответил мужчина. – Как мне вас найти?

Объяснив дорогу к скверу, я подошёл к проезжей части и растерянно огляделся по сторонам в поисках серебристого «BMW», на котором должен был приехать незнакомец.

- Сергей? – спросил я, заглянув через опущенное стекло и натолкнувшись на искрящийся заинтересованный взгляд.

- Сергей, - мужчина улыбнулся.

- Очень приятно, - я улыбнулся в ответ.

- А вы...

- Валера и можно на "ты", - сказал я давая понять, что обращение на "вы" тоже не очень импонирует мне, как и ему. Забравшись в машину, я добавил: - Нам сейчас надо заехать в офис за ключами, и потом я покажу дорогу к участку.

Мой новый знакомый внимательно следовал указаниям, хотя периодически отвлекался от дороги, чтобы бросить в мою сторону заинтересованный взгляд. Я же старательно сдерживался, лишь искоса поглядывая на него, не поворачивая при этом головы. Однако уже одно присутствие чужого мужчины рядом со мной приводило меня в необъяснимый трепет. Привлекательный, намного старше меня - ему точно далеко за тридцать, хотя это нисколько не уменьшало его обаяния, скорее наоборот. А ведь я всегда была уверен, что тридцать лет – та грань, за которой жизнь начинает угасать, идти к своему логическому завершению. Но главное то, что Сергей не из здешних мест. Он не знал, что я – сын начальника петербургской полиции, а стало быть, у него не было никаких предубеждений по этому поводу. Впервые за всё время семейной гей-жизни меня посетила мысль о том, чтобы завести интрижку на стороне, хотя бы попытаться узнать, каково это – сгорать от возбуждения, рыдать от силы нахлынувших эмоций...

Я мысленно одёрнул себя, понимая, что такие фантазии до добра не доведут. Забрав в маленькой конторке риэлтерского агентства Вероники ключи от домика на берегу, я вернулся в машину, но перед этим немного отдышался и привёл в порядок мысли. Всё же не стоит поступать опрометчиво и бросаться в объятия первого встречного залётного мужика, чтобы познать сладость физической близости. По крайней мере, до тех пор, пока я всё ещё женатый гей. Идеальный пай-мальчик Валерочка не имеет права поступать так.

Чем дальше мы пробирались через гущу леса по едва заметной дороге, тем больше мистер Совершенство светился довольной улыбкой. В какой-то момент мне даже показалось, что его взгляд сверкнул хищным огоньком, как у маньяка, предвкушавшего своё очередное, будоражащее больную фантазию преступление. И тогда я не выдержал испытания страхом и спросил:

- Почему ты заинтересовался этим домом?

- Ммм? – недоумённо глянув на меня, промычал Сергей.

- Вдали от людей, лишённый современных удобств маленький домик, в котором уже много лет никто не живёт, - затараторил я. – Ты не похож на аскета, привыкшего лишать себя благ цивилизации.

Я имел в виду роскошный костюм, скроенный точно по фигуре, дорогой «Rolex», шикарный автомобиль, лакированное покрытие которого сейчас нещадно царапали ветви деревьев, плотно обступивших узкую дорогу.

- А если я скажу, что просто захотел какое-то время побыть наедине с собой и природой? – проговорил мужчина, приподняв одну бровь и растянув губы в кривоватой ухмылке.

- Я бы скорее поверил в это, приобрети ты какой-нибудь островок в Тихом океане, - усмехнулся я. – Но этот полуразваленный домик в дебрях питерских лесов... Больше подходит монаху-отшельнику.

Сергей искренне рассмеялся в ответ на моё замечание и покачал головой.

- Ну нет, монах из меня точно никудышный.

Звук мужского голоса подействовал на меня расслабляюще, словно взгляд удава, обладающий гипнотическим воздействием на жертву. Я почувствовал невероятное спокойствие внутри. Волнение растаяло, исчезло без следа.

- На развилке возьми левее, - сказал я, указав на едва различимое ответвление от основной дороги.

- Расскажи мне немного об этом доме? – попросил Сергей, всё ещё внимательно объезжая периодически попадающиеся рытвины на грунтовке.

- Да я, в общем-то, немного знаю. Это одно из тех мест, которыми обычно пугают непослушных детей и охочих до страшных, леденящих кровь историй туристов.

- Что ты имеешь в виду?

- Городские легенды, - усмехнулся я. – Всякие россказни о призраках и прочие страшилки.

- О, это уже интересно. Можно подробней?

- Когда-то в том доме кто-то умер. Это всё, что я знаю. Просто никогда не интересовался щекотливыми подробностями этой давней истории. Дело было в семидесятых, меня тогда не то что на свете - даже в проекте не существовало. - Я ойкнул и упёрся обеими руками в полированную поверхность торпеды, когда колесо «BMW» угодило в ямку, и машину заметно тряхнуло. – Этот дом принадлежал одной семье, которая покинула Ленинград после гибели их сына. Вот, собственно, и всё, что мне известно. Но если ты хочешь услышать более подробный отчёт о том месте, советую обратиться к Веронике. Вот она-то практически ходячая энциклопедия во всём, что касается Питера и его окрестностей.

Наконец впереди замаячило небольшое деревянное строение, окутанное диким плющом и окружённое зарослями высокой травы, а сквозь стену деревьев позади дома просматривался простор побережья Финского залива.

Остановив машину перед домиком, Сергей вышел из неё, открыл дверцу с моей стороны и, как истинный джентльмен, подал руку. Прикоснувшись к его тонким тёплым пальцам, я вздрогнул, как от электрического разряда, и тут же натолкнулся на глубокий взгляд бездонных серых с голубоватым отливом глаз.

- Ну что, исследуем вместе неизведанную территорию? – предложил мужчина, приводя меня в чувство шутливым тоном, и мы направились к деревянной постройке.

- Да, давненько сюда никто не заглядывал, - пробормотал Сергей, с трудом отперев заржавевший замок и открыв скрипучую дверь.

Тут же в нос ударил спёртый затхлый воздух, пропитанный пылью и сыростью. В ярких солнечных лучах, пробивавшихся сквозь доски, которыми были заколочены окна, танцевали блестящие пылинки. Такое можно увидеть в фильмах, когда герои непрошено врываются в такие же отдалённые брошенные жилища. Я поёжился, поскольку помнил, что в девяносто девяти случаях из ста в таких местах не ожидало ничего хорошего. Но в то же время сознание будоражил вливающийся в кровь поток адреналина. Сергей пересёк прихожую, остановившись на пороге маленькой кухоньки. Пол жалобно поскрипывал при каждом его шаге. Я проследовал за ним, опасаясь, как бы подгнившие доски не провалились подо мной. Не хотелось умереть, свалившись в мрачный подвал, если тут таковой имелся.

Здание пришло в полное запустение. Сантехника покрылась ржавчиной, мебель покосилась, рассохшись от времени. Толстый слой пыли покрывал все поверхности.

- Отлично, - прошептал заворожённо мой спутник, чем привёл меня в полное замешательство.

- Что здесь отличного?! – возмутился я. – Дыра, затерянная во времени и пространстве.

- Ты знаешь, чем я занимаюсь, Валер? – повернувшись ко мне с очаровательной улыбкой на лице, поинтересовался мужчина. Я покачал головой. Тогда он поставил на хромоногий табурет свой дорогущий кейс из натуральной кожи, щёлкнул замочками и выудил оттуда книгу, протянув её мне. Дитрих Грей «Анатомия любви».

- Это моя последняя работа, - пояснил Сергей, заметив моё удивление.

- Ты пишешь эротические романы? – выдохнул я, не веря увиденному и услышанному.

- Каюсь, грешен.

- Но ведь... - заикаясь, пробормотал я. – Мне казалось, автор – женщина...

- Практически все в этом уверены, - ответил Сергей. – Кроме моего издателя, естественно.

- Но зачем скрывать это? – нахмурился я.

- Видишь ли, существует предубеждение, что подобного рода писанина, во-первых, недостойна звания литературы, а во-вторых, такое могут придумывать только женщины и исключительно для женщин, причём и те и другие должны быть неудовлетворены своей личной жизнью, а потому вынуждены искать недостающее в сказках.

Я передёрнулся от услышанного. Гей тематика в книгах для женщин. Странно, мне всегда казалось, что данная тема только для мужчин, причём явно, как и я с гомосексуальной наклонностью. И истории Дитриха Грея, хотя нет, Сергея, как мне стало известно, были одними из любимых мной. Каждая книга содержала в себе довольно откровенные описания сексуальных отношений героев, а сюжет строился в основном на психологии отношений между двумя любящими людьми.

И вдруг меня осенила догадка:

- Ты работаешь над новой книгой! – выпалил я, и мужчина кивнул, улыбнувшись.

- Ты рассекретил мои планы. Теперь мне придётся тебя убить, - шутливо промурлыкал он, однако я пропустил шутку мимо ушей, спросив:

- Но почему именно это место?

- Потому что это одно из тех мест, которыми обычно пугают непослушных детей и охочих до страшных, леденящих кровь историй туристов, - слово в слово повторил он сказанную мной фразу.

- Так ты слышал эту легенду?

- Не легенду, - покачал головой мистер Великий писатель. – Это вполне реальная история. Я наткнулся на статью, просматривая архивы в поисках интересного сюжета.

- Но это нечестно! Ты всё знал и заставил меня судорожно вспоминать услышанные когда-то обрывки пересудов! – Моё возмущение было скорее наигранным, но в нём присутствовала толика обиды.

- Я знаю только то, что было написано в статье. И поверь, там было не намного больше, чем рассказал мне ты. Я надеялся узнать подробности от местных жителей, а ещё хотел окунуться в атмосферу этого места лично. Может, удастся отыскать какие-то снимки, свидетельства о случившемся.

- И всё же ты знаешь больше, чем известно мне, - предположил я, прищурившись.

- Откуда такой вывод?

- Просто смерть молодого парня - ещё не повод писать книгу.

- Согласен. А тебе не откажешь в наличии логики.

Я всё ещё вопрошающе смотрел на собеседника.

- Да, ты прав, Валера. Смерть молодого парня - не есть захватывающий сюжет. А вот таинственное исчезновение двух молодых парней... Предположительно, убийство одного и самоубийство второго...

Я передёрнулся, когда по спине прошёл тревожный холодок, словно кто-то быстро пробежал так близко от меня, что поток воздуха задел мою кожу, пробираясь под одежду.

- Два парня? То есть... ты имеешь в виду... геи?..

- Скорее всего, - абсолютно спокойно ответил Сергей, даже не поморщившись при этом, в отличие от меня.

- И ты... собираешься об этом... писать?

- Да, а что тебя удивляет?

- Ничего, - быстро покачав головой, бросил я. – Просто...

- Что?

- Не думаю, что эта история... будет пользоваться популярностью. Тема довольно... щекотливая...

- Мне так не кажется. История любви, какой бы она ни была, всегда цепляет, берёт за душу. Главное, написать её так, чтобы люди увидели смысл, скрытый или явный.

Я скептически глянул на собеседника, и от него не ускользнуло моё недоверие.

- Ещё одно предубеждение. Очередной стереотип, - в голосе Сергея явно слышалось недовольство. – Я думал, мир уже избавился от ярлыков типа «гомосексуальность – грязное извращение». Оказывается, человечеству всё ещё не удаётся излечиться от этого явления.
Развернувшись на каблуках, мистер Совершенство прошёл по коридору и скрылся в дверном проёме. Я поспешил за ним и оказался в небольшой комнате, по всей видимости, служившей гостиной.

- Прости, я не хотел обидеть тебя. Просто я сам гей. И я не всё тебе рассказал про эту историю. Там... ни только любовь между двумя парнями... но... и братский инцест...

- А ты и не обидел, - запротестовал мужчина. – Просто я ещё раз убедился в своём желании написать эту историю и показать своим читателям, что любовь прекрасна во всех её проявлениях, и когда такая любовь умирает, это не меньшая трагедия, чем когда обрываются гетеросексуальные отношения.

- Ты что? Разве ты меня не расслышал, они были братьями, вроде сводными, - поинтересовался я, надеясь, что он поймёт к чему я вёл.

- Я всё прекрасно слышал. И что от того, - проворчал он. – У меня довольно широкий круг читателей, которые ценят мои работы не только за откровенные сцены, но и за глубокий анализ человеческих взаимоотношений. И это вселяет в меня уверенность, что такие люди прочтут мою историю независимо от сексуальной ориентации персонажей и от их родственных уз. Пусть не все, но большинство.

На этом я предпочёл заткнуться, чтобы не наговорить ещё каких-нибудь глупостей, после которых Сергей и вовсе посчитает меня абсолютно закомплексованным, запертым в своём неидеальном мирке парнем с узкими взглядами. А мне не хотелось, чтобы у него создавался в голове именно такой образ. Я обожал его книги и вот теперь, столкнувшись с одним из любимых авторов, чуть не испортил всё своим длинным языком.

Я следовал за мужчиной по пятам, когда он обследовал одну комнату за другой, и внимательно ловил взглядом каждое его движение. Когда мы оба оказались в спальне с большой кроватью, покрытой потемневшим от старости и пыли покрывалом некогда ярко-голубого цвета, Сергей остановился в центре и огляделся по сторонам, словно искал ответы на свои невысказанные вопросы, как будто считывал информацию с обстановки, хранившей секреты событий сорокалетней давности. На лбу мужчины над переносицей между бровями проявились морщинки – признак сосредоточенности, а спустя несколько минут он подошёл к кровати, провёл ладонью по покрывалу, оставляя след вытертой пыли, и на его губах застыло некое подобие улыбки, наполненной грусти. Создалось впечатление, что он увидел происходившее здесь когда-то. Потом подошёл к тумбочке у изголовья кровати, открыл её, снова закрыл, обнаружив, что она пуста. Пересёк комнату и заглянул в ящики старомодного массивного комода, разочарованно вздохнув. Там тоже не оказалось ничего. Дальше исследованию подверглась и остальная мебель: шкаф и небольшой письменный стол.
Внезапный звонок моего мобильного разрезал тишину. Увидев на дисплее имя Димы, я задохнулся и тут же обратил внимание на время. Половина шестого. День промчался совершенно незаметно, Дмитрий вернулся с работы и не застал меня дома. Скандал неизбежен.

- Не ответишь? – кивнув в сторону зажатого в моей ладошке телефона, поинтересовался мистер Совершенство.

- Да, конечно, - пробормотал я и выскочил на улицу, только там приняв вызов. – Привет, Дим.

- Валер, где тебя черти носят?! – даже не поздоровавшись, выпалил муж.

- Прости, я потерялся во времени, - виновато проговорил я.

- Ты где, чёрт тебя подери? – ещё более раздражённо выдавил он.

- Я... меня... Вероника попросила показать её клиенту один дом.

- Чёрт, Валер! Неужели твоя подруга не может самостоятельно справиться даже со своей работой?

- Нет, просто у неё...

- Да плевать мне на неё! Я хочу, чтобы мой благоверный был дома, когда я, уставший и голодный, возвращаюсь из мастерской!

- Я скоро приеду, - быстро выпалил я и отключил телефон, чтобы ещё больше не злить Димку.

- Проблемы? – послышался за спиной голос Сергея.

- Небольшие. Это мой... муж. Он переживает...

- А мне показалось, он злится, - поправил меня мистер Совершенство. – Он говорил достаточно громко, чтобы я услышал, - пояснил мужчина.

Я виновато опустил голову, не желая вдаваться в подробности моей невесёлой семейной жизни.

- Давай я отвезу тебя домой.

- Но ты же не закончил...

- Я арендую этот дом на ближайшие несколько месяцев, - сообщил своё решение Сергей. – Так что у меня будет ещё масса времени.

Дима ждал меня на веранде, сидя на ступеньках, и яростно блеснул взглядом в сторону водителя «BMW». Попрощавшись с Сергеем, я пожелал ему удачи с новой книгой и направился к крыльцу.

- Это он? – взметнулся Димон, махнув в сторону отъезжающего автомобиля. – Это и есть тот загадочный клиент, с которым ты провёл весь день? Я знаю, что ты ушёл из дома ещё утром.

- Сука, - прошипел я, бросив раздражённый взгляд в сторону соседнего дома, хозяйка которого подробно информировала Дмитрия о каждом моём шаге «за порог», и понадеялся, что муж не примет это на свой счёт. В противном случае мне точно несдобровать.

- Будешь мне лапшу на уши вешать, что целый день показывал ему дом?

Меня бесили безосновательные претензии мужа. Но я не сделал ничего плохого, а потому не собирался оправдываться. Только сказал:

- Сейчас приготовлю ужин.

- Будь добр, коль уж за просьбами своих подруг забываешь о существовании мужа, - прошипел Димка и захлопнул за мной дверь, оставшись на крыльце. Это и к лучшему. Мне не хотелось сейчас ругаться с ним.

Быстро приготовив пюре, куриные ножки и салат, я поставил еду на стол, но ужинать с Димой не стал, сославшись на усталость. И хотя я понимал, что таким образом даю ещё больший повод для подозрений, всё равно поднялась наверх с твёрдым намерением принять ванну. Нежась в тёплой воде, на поверхности которой снежными сугробами возвышалась ароматная пена, я снова и снова прокручивал в голове сегодняшний день. Никак не мог выбросить из мыслей Сергея, который становился всё более загадочным для меня.

Уже несколько лет эротические романы, написанные им, не сходят с полок книжных магазинов, а имя Дитрих Грей числится в рейтинге самый популярных авторов. Сегодняшнее открытие, что автор всех этих эротических историй мужчина, привело меня в состояние полной растерянности, а то, как он говорил о своём новом проекте, наводило на мысль, что Сергей и сам принадлежал к людям с нетрадиционной ориентацией. Всё это выглядело очень странно. Но больше всего меня настораживали мои собственные ощущения по отношению к этому загадочному мужчине.

Как только я вызвал в памяти практически совершенное в своей красоте лицо, моя рука сама опустилась вниз, туда, где тлело непривычное для меня возбуждение. Несмело погладив живот, спускаясь ниже к бёдрам, лаская горящую кожу, я скользнул пальцем и осторожно коснулся шелковистой плоти. Вздрогнул и отдёрнул руку, словно обжёгся, а лицо залила краска стыда. Впервые я решился ласкать самого себя после вступления во взрослую жизнь.

- Господи, что я делаю! – прошептал я в пустоту и с головой окунулся в тёплую воду.

Вынырнув через несколько секунд, я поспешно вылез из ванной, вытерся насухо полотенцем и залез под одеяло. Эмоции, пережитые за последние несколько часов, настолько измотали меня, что я провалился в спасительный сон. Проснулся от жадных прикосновений требовательных мужских рук, нагло лапающих меня во всех местах.

- Дима! – в панике воскликнул я. – Не надо! Не сегодня...

Слишком поздно сообразил, что своим отказом переполнил чашу терпения мужа. Его лицо перекосилось от гнева, а взгляд потемнел, наполнившись злостью. С ещё большим остервенением Дима принялся стягивать мои руки и бёдра, в итоге просто забрался на меня.

- Показывал дом, говоришь? И так устал, что решил отказать своему мужу в исполнении супружеского долга? – прорычал Димка, сжав мой подбородок, не давая отвернуться и заставляя смотреть на него. – Так что, малыш, всё ещё не хочешь меня?

- Хочу, - выдохнул я, понимая, что выхода у меня нет.

- Вот и замечательно, - бросил Димон, жадно кусая мои соски, и, широко раздвинув мои ноги, ворвался одним мощным толчком. Резкими выпадами он снова и снова входил в меня, отступал всего лишь на мгновение, и всё повторялось, а мне хотелось одного – чтобы это скорее закончилось. Едва сдерживая сдавившие горло рыдания, я закусил губу, чтобы не закричать, и крепко зажмурился, а руками сжал простыни, до боли стискивая ладони в кулаки. Я старался отгородиться от всего происходящего, чтобы не вызвать ещё больший приступ гнева у Димы, и лишь когда он кончил и скатился с меня, поднялся и метнулся в ванную. Забравшись под душ, прислонился к стенке и сполз на пол, пытаясь осознать случившееся. Меня изнасиловал собственный муж.

Спустя час или больше я осторожно приоткрыл дверь и заглянул в спальню. Дима храпел, развалившись на кровати, и даже не пошевелился, когда я схватил джинсы с футболкой и покинул комнату. Одевшись в гостиной, я покинул дом, тихонько прикрыв за собой дверь.
Запрыгнув на водительское сиденье старенького пикапа, я включил зажигание и рванул с места. Слёзы не переставая катились по щекам, обжигая кожу. Дорога сливалась в одно тёмное пятно, рассекаемая бледной разметкой, стёршейся за зиму. Фонари уже не горели, и я нёсся на огромной скорости в зияющую темноту наугад.

Припарковавшись перед домом родителей, я выскочил из машины и побежал к крыльцу.

- Валера? – мама наконец вышла на мой громкий стук в дверь и сонным взглядом уставилась на меня. – Что случилось, мальчик мой?

- Я не могу больше, мама, - сквозь слёзы проговорил я. – Не могу там оставаться. Не хочу.

- Так, Валер, для начала войди в дом. Не желаю, чтобы твою истерику завтра обсуждал весь город.

Я вошёл и тут же направился на кухню. Мама последовала за мной.

- Сядь и расскажи, что случилось, - скомандовала мать.

Я послушно опустился на стул и виновато втянул голову в плечи, сложив руки на коленях. Я не мог осмелиться озвучить, что со мной произошло.

- Валера, не молчи, – голос матери звучал требовательно и строго.

- Дима... - прошептал я. – Он...

- Что сделал Дмитрий, Валер?

- Он... - я попытался набраться смелости, но сдулся при первой же попытке.

- Если ты немедленно не расскажешь, я буду вынуждена позвонить твоему мужу и узнать всё у него, - предупредила мать.

- Нет! – испуганно воскликнул я. – Не делай этого!

- Рассказывай, Валера. Я жду.

- Дима изнасиловал меня, - выдохнул я и зажмурился, будто ожидая удара. И он последовал. Не физический. Эмоциональный.

- Что ты несёшь?! Бред какой-то! Зачем ему это делать? – в голосе мамы слышались явные неверие и насмешка.

- Это не бред, мама! Он силой взял меня! Я не хотел, просил его остановиться. - Я опять начал плакать, но мои слёзы не произвели на мать никакого впечатления.

- Что значит, ты не хотел, Валер? Дмитрий твой муж.

- Но это же не значит, что он может делать со мной всё, что угодно, когда ему захочется... - пробормотал я, надеясь на поддержку.

- Значит, Валера. – Я ошарашенно уставился на мать. – Ты его партнёр и обязан добросовестно исполнять супружеский долг.

- Мама, ты слышала, что я сказал?! – воскликнул я, не веря своим ушам. – Дима изнасиловал меня!

- Валерочка, заяц, всё, что происходит за закрытой дверью спальни между супружеской парой, даже если это гей-пара, не должно становиться достоянием общественности. Даже я, твоя мама, не имею права влезать в ваши с Дмитрием отношения. Поэтому ты сейчас умоешься и вернёшься домой, понятно?

- Что?! – выдохнул я, понимая весь ужас сложившейся ситуации. – Я не могу... Он... Он взбесится, если узнает, что я... был здесь... рассказал тебе...

- И будет прав, Валера. Ты не имел никакого морального права уходить из дома посреди ночи. Твоё место в постели рядом с мужем.

- А если он...

- Хватит, сынок, - отрезала мать. – Я больше ничего не хочу слышать. Немедленно приведи себя в порядок и поезжай домой. Если Дима спросит, где ты был, скажи, что... Ну не знаю... Скажи правду. Что ездил ко мне, посоветоваться по поводу... Придумай что-нибудь. Я, так и быть, подтвержу...

- Нет, мама! Я не вернусь домой! – выпалил я и тут же спросил: - Где папа?

- На дежурстве.

Я вскочил со стула и направился к двери.

- Я сейчас же поеду в отделение и напишу заявление!

- Ты не сделаешь этого! – завизжала мать, хватая меня за руку и резко разворачивая к себе. – Глупый мальчишка! Как ты не понимаешь, что из-за какой-то дурацкой супружеской размолвки сломаешь жизнь не только себе, но и нам? Твой отец – уважаемый человек. Что скажут люди, если ты обвинишь собственного мужа в изнасиловании?!

- Но это так и есть! А ты ведёшь себя, как злобная мачеха из средневековья!

Звонкая пощёчина оглушила меня, заставив замолчать. А спустя мгновение я уже выбегал из родительского дома, желая поскорее запрыгнуть в пикап и уехать подальше. Сам того не понимая, я направился в лес, стремясь сбежать от всех, и успокоился лишь тогда, когда пикап, разбрасывая мелкие веточки и опавшие с листья, затормозил перед домиком, в котором я был сегодня с Сергеем. Достав из бардачка фонарик, я направился в дом, но слишком поздно сообразил, что ключ от двери остался у мистера Совершенство. Тогда я вернулся к пикапу, отыскал в кузове какую-то железяку и сорвал доски, закрывавшие окно рядом с дверью. Стекло было наполовину разбито, мне оставалось только осторожно вытащить осколки и забраться внутрь. Поднявшись на второй этаж, я вошёл в спальню, сдёрнул с кровати пыльное покрывало и одеяло, намереваясь переждать здесь ночь, а утром попытаться раздобыть немного денег, чтобы сбежать из города. Свернувшись калачиком на вонявшей затхлостью кровати, я обнял подушку, но тут же сел, услышав подозрительный скрип. Включив фонарик, я навёл луч света на стену. Изголовье кровати, рассохшееся от времени, словно раскололось надвое, выдавая тайник. Поддев край практически незаметной дверцы, я открыл её, и на подушку упала старая тетрадь в потрёпанной обложке из кожзаменителя.
Осторожно открыв её, чтобы не повредить ставшие хрупкими страницы, я навёл лучик фонарика и начала читать:

«27 августа 1972 года
Начало учебного года. Мой первый день в качестве учителя физкультуры. Мне страшно... Что меня ждёт? Я вообще не представляю, что скажу кучке подростков, одним из которых и сам был не так давно.
«Здравствуйте, дети. Я ваш новый учитель физкультуры. Меня зовут Илья». Смешно! Да какие они дети?! Всего лет на пять младше меня...»

Почерк был довольно ровный, красивый, но чернила потускнели, а потому я с трудом разбирал слова в неярком свете фонарика.

Из последующих записей мне удалось выяснить, что автор дневника, получив диплом, выбрал для работы школу в пригороде Ленинграда, чтобы сбежать из большого города. Тут было много рассуждений об учениках, сотрудниках, соседях, которые стремились сблизиться с новым жителем городка, но Илья избегал общения вне школы.

Я уже хотел отложить дневник, поскольку усталость брала своё, и жутко хотелось спать. Но, пролистав несколько страниц, быстро пробегая по ним взглядом, наткнулся на одну запись:

«15 октября 1972 года
Я старался держаться. Должен был! Но сегодня сорвался... Не смог больше смотреть, как над ним издеваются! И кто?! Наш родной отец! Как он смеет так поступать со своим сыном?! Ведь понятно же, что мальчишка никогда не станет спортсменом! Так зачем заставлять его?! Делать посмешищем на глазах у всего этого грёбаного городка?! Меня просто раздирало желание набить морду этому козлу, который стал оскорблять моего младшего брата и всего сына прямо там, на стадионе.
И слава Богу, что не сделал этого, а просто увёл Петю в раздевалку, где смог спокойно поговорить с парнем.
У меня сердце разрывалось, когда я смотрел в его ярко-синие глаза, наполненные виной за свою несостоятельность. Да, он пропустил два важных мяча, из-за чего команда проиграла. Но мальчишка в принципе не создан для спорта. А наш отец...»

Запись прерывалась на полуслове, однако я живо представил себе те эмоции, которые бушевали в душе у молодого парня. То же самое творилось сейчас в моей душе, с той лишь разницей, что я сам находился на месте того мальчика, которого оттолкнул отец. И защитить меня было некому.

Я перевернул страницу и продолжил читать:

«21 октября 1972 года
Мне казалось, я сумел справиться со своими эмоциями ещё тогда, в университете. Но сегодня всё вернулось...
После тренировки я зашёл в раздевалку, чтобы проверить перед закрытием. Он сидел там, в углу, на полу, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом. Я попытался поговорить с ним, узнать, что случилось. Ведь не может молодой мальчишка просто так впасть в депрессию настолько, что и говорить не в состоянии. А он только молчал и мотал головой на мои замечания, что ему пора домой. И только когда я сказал, что вынужден буду отвести его домой, он вцепился в мою руку и умолял не делать этого. А потом вскочил и выбежал из раздевалки.
Я не мог просто так отпустить его. Видел, что мальчишка в истерике. Догнал его возле дороги, ведущей в самую гущу леса, затолкал в машину и повёз к себе. Знаю, что не должен был этого делать, но и оставить его на дороге не мог.
И вот сейчас смотрю на него, похожего на маленького запуганного зверька, свернувшегося комочком на моём старом диване, а сердце сжимается от непонимания того, что с Петей происходит.
Но больше всего меня пугает то, что я чувствую к нему. Это не просто волнение за моего сводного младшего брата. Это нечто большее. И я сам себе противен! Одно дело – Даня. Мы учились на одном курсе, были одногодками, оба знали, чего хотим. И совсем другое – этот мальчишка... Я не могу! Не должен! Даже думать не смей об этом, Ильюха!
Но ничего не помогает... Я бессилен в своих ощущениях. Не могу бороться с собой, с отчаянным желанием прикоснуться к платиново-белым волосам, ощутить их шёлк в своих пальцах, провести по щеке, пока ещё нетронутой щетиной...
Закрываю глаза, но всё равно вижу его... Что мне делать? Просто сбежать из города? И оставить его одного?.. Смогу ли я?..»

«13 ноября 1972 года
Я больше так не могу... Мне кажется, я схожу с ума... Даже во сне тянущее, отдающее болью желание не отпускает меня. С каждым днём мне всё труднее сдерживаться. Ещё немного, и я сорвусь в пропасть, ведомый его кристально чистым взглядом. Но я не должен. Не имею права так поступать с Петей. Не могу остаться, но и уехать не в силах... Во мне он нашёл защитника. Я тот, кто может противостоять нашему отцу и одноклассникам, жестоким и неумолимым. Со мной он чувствует, что не одинок. Видит незримую поддержку. Стену, за которой может спрятаться. А я предаю его доверие, мечтая о нём по ночам лёжа в холодной постели....»

«1 декабря 1972 года
Мне конец! Мне определённо конец! Сегодня Пете исполнилось семнадцать... И будто в один момент он повзрослел. Ещё вчера он был наивным мальчишкой, а сегодня передо мной предстал молодой мужчина. Мы встретились случайно, в коридоре школы, переполненном учениками и преподавателями, и паренёк смотрел на меня с вызовом, не стесняясь никого. Вызывал меня на дуэль... Петя знает. Знает всё обо мне. Чувства, эмоции, мысли... Каждую мелочь, каждое желание... Но как? Почему именно сегодня он решил сломить меня? Уже несколько месяцев мы общаемся, и ни разу до этого дня он не показал, что видит меня насквозь. А сегодня...
Он щадил меня, не давая повода сорваться, пока не станет достаточно взрослым, чтобы самому отвечать за свои поступки перед обществом. Но тоже устал, не дотянул... Эта мысль пронзила меня отравленной стрелой так внезапно, что я едва сдержал стон там, среди людей. И только оставшись наедине с собой, позволил эмоциям выплеснуться наружу. Отчаянно избивая боксёрскую грушу в спортзале, я изливал свою ненависть к себе за собственные слабости, ненависть к природе, сделавшей меня таким, ненависть к обществу, осуждающему, не принимающему. Ненависть к Пете за то, что провоцирует меня, делает слабым и беспомощным перед своим очарованием.
Где взять силы, чтобы продолжать бороться теперь, когда я вынужден преодолевать не только свои собственные эмоции, но и сдерживать его? А он пойдёт вперёд, я знаю это. Увидел в его глазах обещание...»

«15 января 1973 годa
Я долго держался, видит Бог... Слишком долго... Намного дольше, чем рассчитывал... Думал, сломаюсь ещё несколько недель назад, но я терпел. Избегал смотреть ему в глаза, а когда встречался с требовательным взглядом, просто отключался от реальности. А сегодня Петя застал меня врасплох. Я как раз был в раздевалке, собирался принимать душ, после того как школьники разошлись. Как раз открыл шкафчик, чтобы достать полотенце, и вдруг услышал голос прямо за спиной. Я даже не заметил, как парень подкрался. Слишком тихо, как хищник, охотившийся на добычу. Я вздрогнул от звука его тихого голоса, резко развернулся и... Потерялся в глубине голубых озёр, потемневших, как вода перед бурей. А он стоял передо мной, чертовски красивый, по-юношески наглый и дерзкий, вызывающе смотрел мне в глаза и улыбался, довольный моим замешательством. А я, как загнанный зверь, не видя выхода, мысленно готовился к смерти... И умер, когда Петруша протянул руку и коснулся моих волос, растрёпанных, спутанных, немного влажных после тренировки... Я сорвался в пропасть, рухнул на холодные камни и разбился, а душа воспарила ввысь. Туда, где птицы смотрят на землю свысока, не тревожась о судьбах людей. Туда, где облака разрезают синеву неба. Туда, где солнце каждое утро рождает новый день, а луна скрывает в своём блеске тайны ночи.
И я воскрес вновь, восстал из обрывков моей собственной души, когда пальцы Петеньки прошлись по моей щеке, очертили контур скул, чуть задержались на покрытом щетиной подбородке и замерли на моих губах.
Мальчишка силой вернул меня в действительность, заставив окончательно признать своё поражение. Я молил его остановиться, просто уйти, дать мне свободно вдохнуть, но он оставался глух к моим просьбам. Стоял рядом, слушая моё тяжёлое прерывистое дыхание, едва касаясь меня, наблюдая за сменой эмоций на лице.
Нет, между нами ничего не было. Всего несколько прикосновений, которые я позволил. Не мог не позволить. А потом он ушёл, так же тихо, как и появился, только поблагодарив меня перед этим. Просто исчез, словно растворился в темноте. Будто его и не было здесь всего мгновение назад. И только едва ощутимый аромат зарождающегося чувства всё ещё витал в воздухе...»

Я смог перевести дыхание, только дочитав запись до конца. И сердце словно остановилось. Те чувства, которые сквозили в каждом слове, в каждой строчке вонзались в сердце, оставляя в нём след. Выключив фонарик, чтобы не расходовать зря энергию, я откинулся спиной на подушку и уставился в сторону окна. Сквозь доски просачивался занимающийся рассвет. Начинался новый день.

Ещё несколько часов моего затворничества, и я попытаюсь освободиться. Будет непросто, я знаю, что на моём пути встретится не одна преграда. Но так же я знаю, что до конца дней буду корить себя, если сдамся сейчас, если вернусь к Диме.

Немного восстановив дыхание, я снова включил фонарик и продолжил читать.

«11 марта 1973 года
После того случая в раздевалке прошло уже несколько недель. Петя ведёт себя так, будто ничего не произошло. Всё так же ходит на тренировки, у него не получается, но он старается, прилагает максимум усилий, чтобы добиться хоть малого результата. А мне остаётся лишь тайком наблюдать за ним и убеждать самого себя в том, что всё привиделось. И те несколько мучительно долгих минут, показавшихся вечностью, были всего лишь миражом.
Я стараюсь оставаться спокойным, но что-то неумолимо тянет меня к этому мальчишке... Нет! Он не мальчишка! Он мужчина... Молодой хозяин жизни, стойко выдерживающий неприязнь окружающих. Я же вижу, как к нему относятся одноклассники. Он среди них, как белая ворона. Изгой, которого открыто ненавидят за то, что он не такой, как все. Они как свора породистых собак, злобно огрызающихся на волка, случайно забежавшего на их территорию. Он хорош, но не для них...
Я и сам был таким когда-то. На собственной шкуре испытал все прелести общественного порицания. Могу только мысленно восхищаться выдержкой Пети. Будь сильным, мой мальчик. Будь сильным...»

«1 мая 1973 года
Мой мир перевернулся... Разрушились песчаные замки, прахом развеялись преграды, растворились каменные стены, которые я воздвиг для себя, за которыми прятался. Мне казалось, что я в безопасности. Глупый Илья... Ты ничего не понимал. Он ждал, просто ждал, когда ты сломаешься и больше не сможешь противостоять ему. Он ждал, когда твоё чувство станет настолько сильным, что ты не сможешь бороться. Петя ждал, когда ты сам падёшь к его ногам, готовый на всё, только бы он подарил тебе один взгляд, один поцелуй, одно несмелое прикосновение...
И я сдался на милость победителя. Признал своё поражение. Огласил полную капитуляцию. Когда вчера я услышал стук в дверь, то и не думал прятаться, скрываться, избегать. Просто не ожидал увидеть на пороге его. В свой день рожденья я был совершенно один.
Понятия не имею, как он узнал. И вот уже вижу его на пороге своей скромной квартирки, с бутылкой дешёвого вина, к которому ни он, ни я так и не притронулись. Мы утоляли другую жажду – жажду желаний, страсти. Мы были ненасытны в прикосновениях, смелы и напористы, но в то же время каждый из нас медлил, ждал, что произойдёт в следующую минуту. Мы боялись вырваться вперёд, хотели идти вместе рука об руку к самой вершине наслаждения. Я был наравне с ним, будто впервые познавал сладость поцелуя любимого мужчины. Кутался в покрывало хрипловатого шёпота, поведавшего мне самые сокровенные тайны.
И всё в эту ночь было правильно. Именно так, как и должно было быть. И сейчас лежит оно, моё счастье, тёплым комочком пригревшись на моём плече, а я слушаю его ровное дыхание и не могу поверить в то, что всё происходит на самом деле.
Я говорил, что умер? О нет! Я врал! Я жив. И буду жить ещё очень долго, до тех пор пока моё счастье будет со мной...»

С замиранием сердца я читал дневник, как развивались отношения между Ильёй и Петей. Как они прятали взгляды, жесты, когда были на людях, как отчаянно ждали встреч, а потом с головой бросались в океан своей любви, когда оказывались где-нибудь подальше от людских глаз. Украдкой передавали друг другу записки с указанием времени свиданий. Прятались здесь, в охотничьем домике, принадлежавшем их отцу, проводя вечера, а иногда задерживаясь до утра. А ещё, когда совсем потеплело, они выходили на побережье, разводили костёр и подолгу нежились в теплоте и свете огня, мечтая когда-нибудь оказаться в таком месте, где им не нужно будет скрываться.

Они любили отчаянно, безоглядно, но при этом были затворниками своих чувств, заложниками той самой страсти, которая вынуждала прятаться, скрываться, воровать минуты у вечности.
И вдруг записи прервались. Последняя была сделана в июле семьдесят третьего, а следующая - спустя три года.

«3 августа 1976 года
Вот и всё... Закончилось наше маленькое путешествие, малыш. Именно здесь и сейчас. Хотя нет... Оно закончилось три года назад, в тот тёплый июльский вечер, когда мы, как всегда, сидели у костра на берегу залива, слушая тихий шелест волн, мечтая о нашем будущем, вглядываясь в пёстрые переливы пламени, отражавшиеся в темноте. Ты помнишь, как побежал к воде и закричал: «Пойдём купаться, Илья! Я так хочу окунуться в эту бездну! Раствориться в волнах с тобой! Потеряться в этой глубине!» А я вернул тебя, сказал, что это слишком опасно. Но нет, малыш, опасно было оставаться на берегу, чувствовать землю под ногами. Уж лучше мы бы тогда уплыли вместе в этот бескрайний водный мир и тогда могли бы жить вечно...
Эти три года изо дня в день я корил себя за то, что не последовал за тобой. И вот чем всё обернулось... Люди так и не смогли принять нашу любовь, которая казалась нам спасением. Я не виню их, не хочу оставлять после себя злость и ненависть. Мне просто жаль, что мы подошли к этому вот так, слабые, обессилевшие, измученные жаждой и человеческой заботой. Мнимой заботой. Тебя уверяли, что так будет лучше, что они всё сделают правильно. Меня наказали за то, что я позволил себе любить тебя. Ну и пусть, но зачем они так с тобой? Каждую ночь, лёжа в тюремной камере, я думал о тебе. Я бы и днём думал, но все силы уходили на то, чтобы выжить там и вернуться за тобой. А вот ночи были только нашими. Я часами смотрел через зарешёченное окно на звёздное небо, гадая, что с тобой. Я разговаривал с тобой, пытался передать хотя бы частичку своих сил, своего терпения. Умолял дождаться меня. Знал, что мы еще увидимся. Обещал, что рано или поздно приду за тобой. Тебе стоило только дождаться меня, продолжать дышать, заставлять своё сердце биться. И ты справился. Ты всё сделал правильно, малыш. Это я опоздал. Ты прости меня, прости...
Но всё же мы рядом. Ты здесь, как в нашу первую ночь, пригрелся на моём плече, и твоё ровное дыхание щекочет мою кожу. Ты всё чувствуешь, всё знаешь, просто молчишь... Но я вижу в твоих глазах всё, что ты хотел бы сказать. Ты любишь меня, всё так же сильно любишь, как и тогда, тысячу дней назад. И тебе всё так же нравится, как я неторопливо перебираю твои волосы, ощущая их шёлк. И легко касаюсь твоих губ. Не отвечаешь на мой поцелуй, но я знаю, что тебе это нравится, и ты хочешь, чтобы так продолжалось всю жизнь.
Да, малыш, так и будет. Вот только допишу последнюю страничку... Хотя... Для кого я пишу? Не знаю... В тюрьме я тоже писал. Только записи эти были в моей голове, я словно запечатлевал их, записывал на плёнку, чтобы потом дать послушать тебе. Ты слышишь это, ведь так? В том, как бьётся моё сердце, как шумит в венах кровь, как шелестит ветерок в моих волосах...
Знаю, малыш. Я всё знаю... И обещаю, что мы уплывём. Далеко-далеко, как ты хотел тогда, в наш последний вечер. И будем плескаться в прохладных волнах океана, слушая их неторопливые разговоры, купаясь в их бесконечной нежности...»

Запись оборвалась. А я так и продолжал сидеть, глотая слёзы. Почему?! Почему такая любовь должна умирать? Просто потому, что это неправильно? А что правильно, кто ответит? Неужели то, что есть в моей жизни, более достойно существования?

- Валера? – удивлённый голос Сергея вырвал меня из прошлого, из того далёкого семьдесят шестого года, в котором я оказался, перенёсся, как в машине времени.

- Они были здесь, вот на этой кровати, - выпалил я, судорожно стирая со щёк слёзы. – И он писал. Продолжал писать до последнего!

- Кто, Валер? Кто?

- Илья! Он продолжал писать. Слово за словом, строчку за строчкой. Он знал, что кто-нибудь найдёт это, - я протянул Сергею дневник. – Знал, что их история не останется в прошлом. И ты... - я подошёл и сгрёб в кулачки его рубашку на груди. – Ты должен написать. Рассказать.

- Я напишу, обязательно напишу. Ты только успокойся.

Но я уже не слушал его. Со всех ног бросился туда, откуда доносился шум волн. Слышал, что Сергей следует за мной, а потому закричал, остановившись у самой кромки холодной воды:

- Они не умерли, Серёжа! Они живы! Просто уплыли далеко-далеко... Но они там, я знаю это!
- Я вглядывался вдаль, туда, где солнце играло белыми барашками волн, и пыталась рассмотреть два силуэта, счастливых в своём единении.

- Конечно, они живы, - прошептал Сергей, обнимая меня, прижимая к своей груди, поглаживая мои растрепавшиеся на ветру волосы. – Конечно, живы, - повторял он за мной.

Два года спустя.

Я проснулся от негромкого жужжания принтера, быстро выбрасывающего в лоток отпечатанные страницы.
- Ты закончил? – посмотрев на Сергея сонным взглядом, поинтересовался я.

Он кивнул.

- Хочешь почитать?

Я помотал головой, грустно улыбнувшись.

- Нет, дорогой, прости, но... не думаю, что смогу пройти через это... снова...

Я тогда так и не вернулся к Диме, а Серёжка выкупил мою свободу, заплатив Дмитрию десять тысяч евро за то, что тот просто забудет обо мне, не предъявляя никаких претензий. Все остались довольны. У Димки, наконец, появилась собственная мастерская, о которой он мечтал. А мы с Серёжей обрели друг друга.

- Я понимаю, - согласился мой верный и единственный мужчина.

Мы оба замолчали, следя, как листы, испещрённые текстом, быстро выскальзывают из принтера. Серёжка несколько месяцев собирал информацию о Илье и Пете, но узнать удалось немного. Слишком давно всё это произошло. Практически не осталось свидетелей тех событий. Но всё же Сергей сумел отыскать в архивах информацию. Илья был обвинён в совращении несовершеннолетнего, и никто даже слышать не хотел, что Петя был с ним по собственной воле. Илья был старше, а значит, нёс ответственность за случившееся. В итоге он был осуждён на шесть лет, однако его освободили через три года за хорошее поведение. Всё время в тюрьме, Илья поддерживал связь с внешним миром через единственного друга, который у него оставался – Даню, своего бывшего любовника, с которым они расстались незадолго до окончания университета. Из-за этой связи Илья, довольно перспективный легкоатлет, вылетел из сборной университета, за которую выступал больше трёх лет, потеряв шанс на спортивное будущее. В семидесятые годы с этим было довольно строго.

Даня узнал, что Петю упрятали в клинику для душевнобольных в пригороде Ленинграда, где пытались лечить от гомосексуализма всеми известными на тот момент способами, от медикаментозных до шоковых. Но Даня так и не успел ничего предпринять – разбился в автокатастрофе. В итоге, когда Илья освободился и вытащил любимого из клиники, подкупив санитара, в чём пригодилось небольшое наследство, оставленное Даней, Петя уже не говорил, с трудом передвигался и больше был похож на растение.

Когда родители кинулись на поиски, узнав о пропаже сына из клиники, было уже поздно. Парни словно растворились. Никто не знал об их дальнейшей судьбе, кроме нас с Сергеем. Сначала обоих признали пропавшими без вести, а спустя пять лет – погибшими. Родители покинули Ленинград сразу после этого, и нам так и не удалось разыскать их.

Но всё же Серёжка выкупил тот охотничий домик по моей просьбе, вместе с куском пляжа, огороженным скалами. А я настоял на том, чтобы отреставрировать домик и установить там круглосуточное освещение. Мне хотелось верить, что когда-нибудь Илья и Петя вернутся туда, где были счастливы...

Когда аппарат затих, Серёжа аккуратно сложил рукопись и сколол её чёрным зажимом, после чего протянул мне. Он так и не сказал, как назовёт книгу.

На титульном листе красовалась надпись:
«Изгнанники любви.
Сергей...»

- О, - протянул я. – А что случилось с Дитрихом Греем?

- Канул в Лету, - усмехнулся Серёжа.

- А как же заработанная репутация и надежда на то, что верные поклонники твоего таланта проглотят даже историю про геев-сводных братьях, если она выйдет из-под пера любимого автора? – с некоторой ехидцей в голосе проговорил я.

- Не хочу прятаться за спиной былых заслуг, даже если придётся снова проделать непростой путь с самого начала. – И добавил, самодовольно усмехнувшись: - Я решил, что раз уж избавляться от ярлыков, то от всех разом.

- Ну... Некоторые мне очень даже нравятся, - обнимая мужчину за шею и притягивая к себе, прошептал я.

- Например?

- Например, тот, что во время секса мужчина обязательно испытывает оргазм...

Сергей сделал театральную паузу, закатив глаза, а когда вновь посмотрел на меня, в его взгляде плескалось возбуждение.

- Да, ты прав. Этот ярлык мне определённо нравится.

Я хихикнул, но когда тёплые губы любимого мужчины обхватили мочку моего уха, застонал, выгнув спину. Пыльцы Серёжи проворно расправились с пуговицами на моей, точнее его, рубашке, надетой на мне, и легонько сжали мои соски.

- Кстати, забыл уточнить, - вдруг прервав ласки, проговорил Сергей, приподнимаясь на локте. – Всего лишь один оргазм?

- Минимум два. Верхний предел отсутствует, - мечтательно ответил я. – Поэтому предлагаю тебе замолчать и заняться делом.

И Серёжка не заставил долго себя упрашивать. Вмиг расправившись с одеждой, он начал покрывать всё моё тело поцелуями. Его волшебные пальцы гладили мою кожу, едва касаясь, срывая стоны с моих губ. Сергей заставлял меня следовать за его поцелуями к вершине наслаждения, осторожно ведя за руку, как маленького ребёнка, открывая всё новые и новые стороны этого увлекательного путешествия под названием любовь. Я зарывался пальцами в бронзовые волосы, направляя любимого туда, где сосредоточилась моя страсть, и он послушно подчинялся. Всё моё тело натянулось, как струна и в момент разорвалось тысячей электрических разрядов. Но Серёжа не останавливался. Знал, насколько я ненасытен до наслаждения. Однако при этом я отдавал столько же, сколько принимал. И не осталось ничего запретного и нежеланного в постели. Заставив любимого лечь на спину, я оседлал его бёдра и начал своё личное исследование, используя весь имеющийся в запасе арсенал: руки, губы, язык. Оставляя влажную дорожку из поцелуев, я проделал путь от шеи до паха, гладко выбритого, как мне нравилось. Едва касаясь кончиком языка, я дразнил подрагивающий от возбуждения член Серёжки – идеальный в своей красоте, чуть терпкий на вкус, словно бархатный на ощупь. Обхватив губами головку, я слегка пососал и снова отступил, лишь поглаживая пальчиками твёрдый ствол. Чуть прикусил кожу на внутренней стороне бедра, вызвав дрожь во всём теле любимого, лизнул место укуса, подобрался к яичкам, лаская мягкий бархат язычком.

- Валера, - протянул Сергей.

- Ммм?

- Я так долго не выдержу...

- Вот и замечательно, - выдохнул я и, обхватив член ладошкой, накрыл его губами. Я знал, что он на грани, чувствовал любимого так же хорошо, как и Серёжа - меня. И намеренно подводил его к той грани, за которой обязательно взорвутся яркие фейерверки в тёмной бездне. А я с удовольствием испивал его наслаждение до последней капли.
Немного отдышавшись, Сергей приподнялся и потянул меня к себе, укладывая на грудь. Положив ладонь на мой затылок, мужчина прошептал мне в губы:
- Сладкий, любимый, мой...


Порой разбиваются грёзы,
И кто, коль спросить, виноват?
Ты любишь ведь алые розы,
Что цвет свой кровавый дарят?

Пойдём, милый, этой тропою,
Не прячь так смущённо свой взгляд,
Тебя уведу за собою,
В безмолвный заброшенный сад.

Здесь розы кровавого цвета,
Давно одичав уж, цветут,
И молвят, в сиянье рассвета
Узреть можно призраков тут.

Те духи - родные два брата.
Не бойся их. Не навредят,
Те братья здесь жили когда-то,
Года и столетья назад.

Брат младший был мальчиком слабым,
Цветы больше жизни любил,
У дома он сам, как ни странно,
Кусты красных роз посадил.

Средь этих цветов ярко-алых,
Столь мирно текли его дни...
Здесь старший, с улыбкой усталой,
Ему раз признался в любви.

И младший ответил согласьем,
Обоим казалось тогда,
Что хрупкое, ломкое счастье,
В руках всё ж удержит судьба...

Но чувства порою бессильны,
Узнал об их страсти отец,
И старшего брата насильно,
Решили вести под венец.

Но вышло совсем по-иному,
Не дожил до свадьбы жених,
Средь роз, недалече от дома,
Нашли трупы братьев двоих.

Конец пришёл радужным грёзам,
Разбились в осколки слова,
И по багровеющим розам,
Кровь алой рекою текла...

Ты плачешь? Любимый, не стоит,
Покрепче меня обними,
Рыданья сдержи ты; И снова,
К губам моим губы прижми.

Не плачь. И утри боли слёзы,
Ведь мы, мой малыш, - не они,
Сорви эти алые розы,
Наш символ запретной любви.