дорожка к значению

старый сокол уже ждет свою надежду.
он уже в ней. он вне ее.
и только строгие брови говорят о заклании,
о том, что предпослано в узнаваемой обстановке.
старые узлы лежат на бревнах.
древние руны покоятся на кристаллах.
чрево просит пищи - гневной пищи,
знойной пищи, поедающей самое себя.
гнев рождает свою излучину,
свое рыскающее хотение во глубине ствола,
во глубине цветения резкого,
как взгляд минувшего.
ряды испорчены снегом,
кров затмевает свой крик,
из лебедя выходит разевающий пасть тигр,
смысл плетется вдоль тополя,
и проселок зачинает свой первозданный миг.
каждый шаг - это некое движение,
движение ошалелых минут,
движение ошалелых тел.
каждый шепот - это вопль в уши бога,
каждое рассеяние листвы закрадывается в поминки свиста.
пляска тел - она огрызается в полночной синеве,
и мы теряемся в своей телесности,
отождествляясь с окнами, что дают чувство рая,
чувство света и чистоты.
так тополь открывает свои глаза,
и его ночные бдения - лишь ветер на окраине желания.
и его тревожные движения - лишь тление полночных звезд,
зависших над невидимой пропастью.
так снег ползет к утробе,
так осень протаптывает дорожку к значению .