одеваясь, истина заплачет

гордо реет имя - имя моего естества.
тлетворные звезды зачинают себя в строгом видении,
в строгой почве, в суровой зиме пламени.
так расстилается ковер полночи,
так он впутывается в нежные объятия.
рост сугробов - он переполнится тяготением,
и мы войдем в свою внутреннюю суть,
и будем в ней, как гости.
потом - как хозяева, мы прогоним ее прочь
на все четыре стороны. на все четыре стороны пойдет -
истина-пугало, истина-мироздание, истина-чепуха.
врагом будет нам наша истина, ведь она забирала у нас
все силы на ее познание. так будет гореть ночной ветер,
ночное колыхание звезд. мы узнаем себя - в истине,
в зиме, в полыхании мнимого - и отречемся,
отречемся от всего, что видели и что познали.
мы войдем в полыхающую прорубь и истечем там своими соками,
мы войдем в свою истину - и она нам покажется лужей,
плевком, крысой, отстоявшей свое тяготение к полночи.
в полночь крыса-истина оживает - и скребется в углу
в поисках съестного, чтобы продлить себя,
чтобы подло продлить себя.
так полночь открывает свои глаза и смотрит в небо,
в душу она смотрит, скаля зубы и подмигивая своим
подлым глазом, глазом-стеклом,
глазом-робой.
одеваясь, истина заплачет - ведь она так хотела быть нагой,
она так хотела блистать своей обнаженностью перед нами -
перед нами. но платье закрывает ее наготу - платье-обман,
платье-иллюзия. а нам больше ничего не нужно.
мы ненавидели истину за ее наготу,
за ее сплошную истину, режущую и раздирающую глаз.
мы плаваем в полночи и собираем там свою  кожу -
так мы хотим, чтобы наша кожа была спрятана под толстым слоем
истин - наших истин, одетых в тлетворные, отвратительные одежды,
ранящие и одновременно ублажающие глаз.