Страсти христовы поэма глава xxiii

      Под впечатлением от прочитанного из Евангелия Марии Валторта
                ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
                Страсти Христовы
                (Поэма)
                Глава - XXIII
         Распятие, смерть Иисуса. Знамение. Покаяние Гамалиила.

Изгнанные всё разместиться пытались
На нижней площадке, но им это не удалось.
Их не пропускали, как те не старались.
Принять неудачу в кулачном бою пришлось.

Походила верхняя часть у Голгофы
На чуть приподнятую трапецию в месте том,
Представляющем половину площадки.
И там гора обрывалась в чернеющий проём.

У обрыва самого, в той же стороне,
Уже вырыли раньше три глубочайших ямы,
Приготовили битый кирпич на земле,
Булыжник, чтоб воины крепили кресты сами.
 
Солдаты, сбросив вмиг с Голгофы всю свору,
Сдерживали и потасовки, и склоки кругом.
Открыв путь жуткой процессии на гору:
Всем осуждённым и двум центуриям потом.

Конная защита и пешая, вошли,
Встали на ровную площадку у открытых ям.
Место же такое, где Агнца не кляли,
Лишь с родными и близкими. Ныне же, Он - Сам!

Они - Его островок искренней любви!
Находились там только самые преданные.
И их стойкость поражала до глубины!
Удивляли к Иисусу чувства трепетные.

Друзья противостояли океану
Злобы и просто осатанелой ненависти.
Энергия их любви дала громаду
Мужества и силы невероятной мощности.

Она не пускала врагов на островок
Великого страдания, горя вселенского.
А тот, кто нагло врывался в их уголок,
Жалел вмиг из-за наказания сильнейшего.

Пастушьи посохи его ждали тотчас.
Наглец обходил Христовых сторонников теперь.
Кляли издали, воинственный пыл угас,
Ругались, но Лонгин смирил их копьями, поверь!

Он направил на них половину сотни.
Горе смельчаки, спасаясь, бежали всей толпой.
Часть пеших и конников из центурии
Встали по трём сторонам на площадке роковой.

Четвёртая же, крутая, - была пустой.
Киренеец, что помог Иисусу нести крест,
Сочувствуя Ему, не поспешил домой.
Получив разрешение уйти, остался здесь.

Он встал вблизи Его Матери и друзей,
Деля с ними ныне и все проклятья, и скорби.
Сыпались оскорбления не от людей -
Жестокого сборища, там творящего козни.

Все они, как кровожадные шакалы.
Вот и окончен Скорбный Путь Христа на Голгофу.
Четверо, влетев, как цепные собаки,
Казнь Его спешат совершить на радость сборищу.

В их руках гвозди, молотки и верёвки.
Палачи, ухмыляясь, зло потрясали ими,
Глядя на Иисуса. Их шутки скользки,
Омерзительны, но толпа упивалась ими.

Безумцы просто пылали ненавистью.
Ехидно смеясь, они поощряли палачей.
Лонгин подал Христу амфору со смесью.
- Вино там, мирра, обезболивающее – Пей!

Иисус отказался, разбойники же,
Напротив, пили и пили помногу, с жадностью.
Осуждённым сказали раздеться тут же,
Разбойники проделывали это с наглостью,

Кривляясь, допускали непристойности:
Гадкие шутки и жесты у толпы на виду.
Палач предложил всем льняные полоски,
Чтоб осуждённые прикрыли свою наготу.

Христос сначала не хотел принять её.
Видно, думал в своих коротких штанах остаться.
Страдальца обругали, запретили всё.
Он, Уничижённый, горестно стал раздеваться.

Иисус встал спиной под хохот сборища.
Мать, тотчас сорвала с Себя белое полотно,
Передав для Сына чрез Центуриона.
Тот не отказал! Давно Лонгину не всё равно!

Плат Её офицер отдал сразу, спеша,
Пока Агнец не успел раздеться. Узнал Сын ткань,
Глянув с благодарностью, обернул бока.
Толпа злилась, от неё яростно летела брань.

Тут же полотно пропиталось кровью ран.
Поток был из истерзанного тела Страдальца.
Бег крови усилился, когда Христос стал,
Снимая с Себя одежду и обувь, наклоняться.

Когда же повернулся Иисус к толпе,
Стало видно, что не только на Его спине,
И ноги, руки, грудь, даже на животе,
Рваные кровавые следы, как и на лице.

Огромный синяк - на уровне печени,
Получен под рёбра железными грузилами,
Полоски багровые там прочерчены
На них зияли язвы кровавыми глазницами.

Удар тот, чувствительный невероятно!
Страдальцу причинял он жесточайшие боли!
Такой же - цель достигал многократно!
Ноги в синяках, колени - то Христа пороли!

Толпа видела, как Несчастный истерзан.
Издевалась всё же, смеясь над Ним беспощадно.
Довольная, что Он палачам передан,
Потешалась, оскорбляла Христа неустанно.

Разбойников, уже привязали к кресту.
Агнца же гвоздями должны были приколотить.
Страданий Чашу уготовили Ему.
Видно, её придётся до конца жизни испить!

Те, очень сильно притянутые к крестам,
Ругали Закон, палачей, проклинали Бога.
Римлянам досталось от них и иудеям.
Пришёл час страданий и мук Невиновного.

Он, смиренно, как указали, на крест лёг.
Сразу же два палача уселись Ему на грудь.
Боялись, чтоб от боли вырваться не смог!
Всё зря! Иисус решил Сам принять Этот путь!

Третий же палач, схватив Агнца за руку,
Пальцы Его к перекладине прижал крепко.
Взяв молот, готовил он страшную муку.
Свора так же ждала удар, наносимый метко.

Мучитель на запястье установил гвоздь.
С силой нанеся по нему первый мощный удар,
Христу пробил он сосуды, нервы и кость.
Вмиг тишину нечеловеческий крик разорвал.

Жуткая боль пронзила сердца и души,
И у любящей Матери, и у друзей Агнца.
Вскинула со стоном Несчастная руки,
Обхватила голову, глядя на Страдальца.

Мученик же, чтобы не терзать больше Мать,
Не издал ни звука, хоть и множились удары.
Мощные, они не прекращали звучать -
Методично, бесконечно взлетали кувалды!

Уже правая рука прибита к кресту.
Ни минуты не теряя, те перешли к левой.
Отверстие креста не сходно запястью.
Привязали к нему верёвку, рванули с силой.

Тянули так руку к отверстию креста,
Пока не вывихнули, разорвав мышцы, кожу,
Пробили, видно, сухожилия тогда.
Проделали это к радости толпы, похоже.

Та была в стойке чуявшего кровь зверя,
Идущего всё неотступно по следу жертвы.
Правая, прибитая рука в то время,
Задёргалась у Мученика - задели нервы.

Сразу увеличилось и отверстие
Только вошедшего в тело под шляпкой гвоздя.
Край ладони всё равно, возле запястья,
Едва дотягивался до отверстия креста.

Палачи снова вбили гвоздь в руку Агнца.
Он прошёл между большим пальцем и остальными,
Посредине пясти, вызвав у Страдальца
Страшные боли, что оказались нестерпимы.

Важные затронули садисты нервы,
Что и вызвало обездвиживание пальцев.
В то же время, как на правой руке они
Всё ещё жили, дрожа, сжимаясь от ударов.

Мученик, как ждали, не закричал больше.
Он только глухо стонал и утробно хрипел, лишь,
Стискивал крепче зубы, как можно дольше.
Слёзы боли скатывались по щекам Агнца вниз.

Очередь же подошла к ступням. Однако,
На два метра от основания креста Христа
Вбит для ног деревянный клин – подставка.
Только она ужасно мала была, неспроста!

Одна нога не поместилась бы на ней!
Мучители, пытаясь добиться установки
На этой подставке Христовых ступней,
Тянули за лодыжки. Те пытки были долги!

Ступни снова не доставали до клина.
К тому же, в процессе того вытягивания
Крест вновь растёр раны на теле у Агнца,
Сдвигал венец на голове, вызвав страдания.

Корона эта рвала волосы Христа,
И готова была вот-вот упасть вниз на землю.
Один из палачей ударом кулака
Насадил венец с силой Страдальцу на голову.

Изверги, сидящие на груди Христа,
Переместились сразу к Его ступням поближе.
Агнец, увидев мощный гвоздь у палача,
Непроизвольно вздёрнул их, как можно выше.
 
Решил, видно, гвоздь больше, чем тот, что для рук.
Взбесившись, один из них сел на Его колени.
Подлец, ведь старался причинить больше мук.
Другой - с силой придавил Несчастному голени,

Навалившись, он мощно прижал их собой.
Двое же других стали с ними одновременно
Прибивать одну ступню поверх другой.
Так хотели свести их плюснами, непременно.

Ступни, в неподвижности удерживая,
Палач сломал Искупителю все пальцы тут же.
Нижняя нога Страдальца, вибрируя,
Подвинулась, вырвав гвоздь из подставки сразу же.

Вновь, установив его в самый центр ступни,
Изверг, стервенея, по нему начал колотить.
Всё, что происходило, сделало из толпы
Хищный организм, что стремился Агнца убить.

Вожделенный не сводил он и взгляд, и слух,
Волнуясь, ликуя и дрожа в нетерпении.
Приглушённые, сквозь тот молоточный стук,
Стенания Марии прорвались в молении.

Стоны Материнские летели к небу.
С каждым всё новым и новым ударом мощным,
В Сына вбиваемым, как и, в Её Душу,
Мать сгибало, словно был удар и в Неё точным.

Вот мучители подтащили Крест к яме,
С приколоченным к нему прочно Искупителем.
Лишь, подняв Распятие, выпрямив еле,
Уронили наземь дважды его со Спасителем.

И вновь Распятие выскользнуло из их рук.
С сильным грохотом сначала на землю рухнуло.
Потом с треском завалилось и на бок вдруг,
Тяжкую боль при этом в Невиновном вызвало.

Вот Крест опять с трудом опустили в яму.
Даже и укреплённый, он ужасно шатался.
Тут же, под ветром, из стороны в сторону,
Агнец на трёх гвоздях, тоже качался, качался.

Христос испытывал страшнейшие муки.
Его тело всем весом вперёд и вниз смещалось.
Отверстие от гвоздя на левой кисти,
Под тяжестью с качкой понемногу расширялось.
 
С пробоиной в ступнях случилось это же.
Отчего, кровь из них всё стекала и стекала.
Лилась с пальцев на крест и на землю тоже.
А с ладоней она алыми струйками сбегала
 
На плечи и в подмышечные впадины,
Струйками ползла к Его пояснице по бокам,
Раны Христовы раздражая и ссадины.
Крест жутким маятником качался по сторонам.

Он сдвигал венец с головы Распятого.
Она, откидываясь назад, так билась в древко.
Длинные, острые шипы венца заклятого
Впивались в затылок и лоб Мученика цепко.

Вызывал тот венец нестерпимую боль.
Он клочьями вырывал Иисусу волосы,
Расцарапывал ужасно Ему лоб в кровь,
Что синий уже, оставив глубокие полосы.

Наконец, закрепили Иисусов Крест.
Христу предстояло ещё одно мучение.
Умереть Он обязан на этом Кресте.
Пройти через последнее то унижение.

Толпа уж поглумится над Божьим Сыном!
А разбойников на крестах позднее подняли.
Они, в положении неестественном,
И бранились, орали, будто кожу с них сдирали.
.
Испытывал не меньшие страдания
И Христос, ведь не было места на Его теле,
Куда не пали бы плети бичевания,
Не обрушивались кулаки, палки и камни.

Возопили те разбойники истошно,
Хотя и не подвергались изощрённым пыткам,
Унижениям, кои, только, возможны.
Спаситель же во благо всех людей испытал Сам.
 
Он молчал, и только слёзы, и редкий стон
Открыли, каких нечеловеческих усилий
Это стоило, ведь, поставлено на кон
Спасение грешных душ, и даже обессилив,

Иисус сражался за вечную их жизнь.
Толпа, вожделея больших мучений Страдальца,
Проклиная, била Его. Где ей постичь,
Безумной, зачем Искупитель принял удел Агнца?
          
На самой же высокой части Голгофы
Возвышался Крест Иисуса. С обеих сторон
Стояли низкие разбойничьи кресты.
По краям площадки - полсотни центурионов,

В готовности, копьеносцы - охранники.
В стороне от крестов, пред воинами, азартно,
Играли в кости спешившиеся всадники,
На одежду, снятую с осуждённых недавно.

Вторая половина центурионов -
На нижней площадке и тропе, слева, скучала.
Ждала, видимо, терпеливо приказов.
Полнейшее равнодушие солдат поражало.

Им было тогда абсолютно всё равно,
Кто и за что, страдая тут, на кресте умирал.
Кто-то же, в ожидании устав давно,
Злые взгляды с досады на осуждённых кидал.

Офицер, в отличие от солдат своих,
Запомнил каждую случившуюся подробность,
Наблюдая, сравнивал и тех, и других.
Познал доброту Агнца, Его кротость и стойкость.

Христос удивил и восхитил Лонгина.
Лишь, пылающий свет с небес ему очень мешал.
Глаза прикрывая ладонью от солнца,
Он сердился на этот жгучий шар, что досаждал.

Лонгин всё вслушивался и вглядывался,
Поражался, Страдальцу сочувствуя глубоко.
Внезапно же пожар светила спрятался
В черноту мощной тучи, нависшей широко.

Она поднялась из-за Иудейских гор,
Сразу же спрятавшись за другими вершинами.
Когда солнце появилось перед ним вновь,
Сотник спасал глаза веками и ресницами.

Но всё же, Лонгин заметил Бедную Мать.
Она стояла прямо под выступом Голгофы.
По бледному скорбному лицу Её опять
Текли безутешные слёзы без остановки.

Она, поддерживаемая Иоанном,
Безотрывно глядела на любимого Сына.
Рыдала над Его жутким глухим стоном,
Отзывающимся болью в каждой клеточке тела,

Словно, Она была и Сама распята.
Лонгин, из сочувствия Материнскому горю,
Дал распоряжение через солдата,
Подняться Марии к месту казни, на площадку.

- Пусть Мать идёт в сопровождении сына!
Видя, как Иоанн заботился о Ней, Лонгин,
Видно думал про него, что он тоже сын.
- Пусть идёт. Проводи Её туда, помоги им!.. -

Строго приказал центурион солдату.
Несчастная, получив разрешение, тут же,
Вместе с Иоанном, поднялась к Сыну.
Направившись к Его Распятию чуть 5ближе,

Настолько, чтобы мог видеть Её Христос.
И тотчас же толпа, придя в ярость, заорала,
Начав сквернословить, проклиная! Шум рос.
Ничего не слыша, Бедная Мать лишь, рыдала.

Дрожащими побелевшими губами,
Тихо шептала Она слова утешения
Любимому Сыну, уливаясь слезами,
Бога молила, окончить Его Мучения.

- Ну, Спаситель рода человеческого,
Что, покинул, отрёкся от Тебя царь Вельзевул?
Ха – ха!.. Что не спасаешь Себя самого?! -
Сыпались колкости от священства. Поднялся гул.

Толпа, прислушиваясь, зубоскалила:
- Ты, что не более, пяти дней тому назад,
Отца очень просил с помощью Дьявола
Ха!.. Сказать ему, чтоб Он прославил Тебя опять!

Не напомнишь ли, сдержать обещание?!
Тут же присоединились три фарисея к ним:
- Богохульника, ведь ждёт наказание!
- Ты уверял, что Именем Бога помогал другим!..

- Что, Ты не можешь спасти самого Себя?!
- Чтобы Тебе поверили, сотвори - ка чудо!..
- Так, что, не можешь, да?! Спаси же Сам Себя!..
- Ах, Твои руки прибиты!.. Так сотвори чудо!..

Кто – то из саддукеев кричал солдатам:
- Вы, взявшие Его одежду, поберегитесь!..
Там внутри есть дьявольская метка всем вам!..
Эй, – завопили они все хором, - берегитесь!

- Сойди же с креста!.. Начался сильнейший гам:
- Тогда поверим Тебе!.. Сойди!.. Сойди же с креста!..
- Безумец!.. Ты собирался разрушить Храм!..
- Смотри: вот, вот наш славный святой Храм Израиля!..

- Он нерушим, а Ты, осквернитель, гибнешь!..
- Сквернослов!.. Ты Сын Божий?! Тогда сойди оттуда!..
- Если же, Ты – Бог, - орали из толпы, - то сможешь
Поразить нас молнией!.. Так порази!.. Иди сюда!..

- Мы не боимся!.. Да!.. Мы плюём на Тебя!..
- Ха! Ха! Ха! Гляньте - ка: Он умеет только плакать!..
- Если же, Ты Избранный – то спаси Себя!..
И солдаты тут же начали все громко кричать:

- В самом деле, спаси Себя!.. Спаси Себя!..
- Испепели же, притон притонов, их естество!..
- Сделай это, тогда Рим вознесёт Тебя
На Капитолий!.. Будет чествовать, как божество!..

Священство, его сторонники кричали:
- Руки женщин нежнее перекладин креста!..
Не так ли?.. Посмотри: Твои, - ... тут сказали
Грязное слово, - уже готовы встретить Тебя!..

- Тебя весь Иерусалим будет сватать!..
Дикий хохот и брань, и свист понеслись из толпы.
Другие, кинув камни, начали кричать:
- Ты, умножитель хлебов!.. Преврати же их в хлебы!..

Сделав осанну Вербного Воскресенья,
Бросив ветви оливы наземь, пустились орать:
- Кто шёл во имя Дьявола, Тому каменья!..
- Пусть же будут прокляты!.. - возопил кто-то опять,

- Пусть же будет проклято царство Его!..
- Слава Сиону!.. Он Его от живых отринет!..
Вдруг один фарисей, обнаглел до того,
Что бессовестно Искупителю рожки кажет!

Стыд спрятав, он нагло заорал – Ты сказал:
« Богу Синайскому Я препоручаю тебя!»
Нынче Бог Синайский, - он ехидно заржал,
- Он уже приготовил Тебе вечное пламя!..

- Что же Ты не позовёшь Иону, чтобы
Тот воздал Тебе за хорошее обращение?!
Мерзкий же хохот осатанелой своры
Больно ранил Иисуса. Нынче терпение -

Для Него удел, чтобы выполнить Завет.
Издевательства сыпались и сыпались над Ним
- О, послушай!.. Не бейся головой о Крест!..
Повредишь!.. Ещё пригодится всем друзьям Твоим!..

Чудеса!.. Их же теперь целый легион!..
Умрут на Нём, клянусь Тебе Яхве!.. Их всех ждёт смерть!..
Ну, а первым вздёрну Лазаря!.. – грозил он,
- Посмотрим, отведёшь ли Ты от него ныне смерть?!

- Быстро идём к Лазарю!.. Пригвоздим его!..
С другой стороны креста!.. И, передразнивая,
Как делал Христос, произнёс слова Его:
- О, Лазарь!.. Друг Мой, выходи!.. Так же, подражая,

Вскрикнул – Развяжите его!.. Пусть он идёт!..
- Ты сказал Марфе и Марии, женщинам Своим:
- Я есть Воскресение и Жизнь!.. И вот – вот,
Ныне, Воскресенью не стать спасителем Твоим!..

- И Жизнь умирает! – хохотал фарисей.
Вон Мария с Марфой! Узнаем у них, где Лазарь?!
Отыщем его! Идём, идём поскорей!
Нагло, подойдя к ней, спросили – Во дворце Лазарь?

Женщина, чтоб их прогнать, напугав сильней,
Сказала зло – Да!.. Найдёте там римских воинов!..
Всех пятьсот моих вооружённых друзей!
Они мигом выложат вас, словно старых козлов!

- Бесстыжая!.. Как смеешь!.. - Ах, вы поганцы!..
- Так ты отвечаешь, священникам!.. Поберегись!..
- Проклятые подлецы!.. Ах!.. Святотатцы!..
Там, за вами, языки адского огня!.. Оглянитесь!..

И поверив, те оглянулись с испугом.
Пламя за собой, не обнаружив, заметили,
Обернувшись внезапно полукругом,
Как копьеносцы кололи уж пиками зады,

По приказу Лонгина, всем, кто попался им.
Как они бежали! Не в их пользу нынче сила!
А меж тем, разбойник, который слева был,
Стал непотребно ругаться, проклиная Агнца.

- Спаси же, и Себя, и нас, если хочешь,
Чтобы Тебе поверили!.. И это Ты – Христос?!
О, Ты же сумасшедший!.. Разве не знаешь?
Миром давно правят мошенники!.. – ор его рос,

- И никакого Бога не существует!..
Я, точно есть!.. Вот истина!.. Всё позволено мне!..
А никакого Бога не существует!..
Бог?! Его придумали, чтобы держать нас в узде!..

Да здравствует наше я!.. Оно - царь и бог!
Его остановил другой разбойник, что справа:
- Молчи! Неужто, ты не боишься Бога,
Испытывая даже боль? Как взорвалась орава!

Но тот не стал и слушать её, а затем,
Продолжил увещевать глупого сквернослова:
- Хорошего Человека грязнишь зачем?
Страдает Он больше, чем мы с тобой, не сделав зла!

Хам не унимался в проклятиях долгих.
Агнец же, молчал, задыхаясь от ужасных мук.
Судороги и жар, состояние лёгких,
Сердца, потеря крови, онемение ног и рук,
 
Положение истерзанного тела
На кресте, несправедливые оскорбления,
Отнимали остаток сил Иисуса.
А толпа, видя эти страшные изменения,

В совершеннейшем теле и чертах лица
Мученика, испытывала дьявольский восторг,
Упиваясь медленным уходом Агнца,
Миг, ожидая, как ступит Он на смертный порог.

Толпа осыпала Его насмешками,
Мерзкими шутками, видя, как жаждой мучимый,
Христос пересохшими губами
Слёзы и поток крови ловил, со лба стекаемый

Извергов смешило то, как мешал венец
Опираться Агнцу о перекладину древка,
Чтобы, вися на руках, принять Свой конец
Без давления на ноги всего веса тела.

Оно выгнулось в области поясницы,
Вперёд, наружу, под силой тяжести свисая,
Страдания Христу и Его Голубице,
Нежно, горячо любящей Матери, причиняя.
         
Без устали оскорбляла Матерь толпа,
Разбойник слева, хулящий Её бессердечно.
Другой же, глядя на Марию с креста,
Прервал непотребства, льющиеся бесконечно.

Из уст его шли слова раскаяния.
Не дал он наглецу продолжать ругательства:
- Молчи!.. Стой же!.. – Те восклицания
Заставили и толпу остановить издевательства.

- Вспомни, тебя тоже женщина родила!..
Слышишь меня?.. Ты подумай, как наши матери
Плакали из-за нас же, сыновей, всегда.
Плакали от отчаяния, стыда и горечи!..

Наших мам давно уже нет, - продолжил он,
- Я бы хотел попросить у своей прощение...
Только смогу ли? Святая была она...
Я убил её, причиняя, сплошь страдания!..

- Я грешник!.. Кто ныне меня простит?.. – и он,
Обращаясь к Марии, плача, просил о себе:
- Мать, во имя Твоего, - разрыдался он,-
Умирающего Сына, помолись же обо мне...

Марии стало жаль этого беднягу,
Кротко, ласково Она посмотрела на него,
Кивнув горестно этому разбойнику.
Сразу же, все перевели насмешки на него:

- Прекрасно!.. Так ты возьми Её в матери!..
- Тогда у Неё станет два сына-преступника!..
А кто-то, хохоча, закричал: Посмотри!..
Уменьшенная копия Её Любимца, глянь – ка!..

Тотчас же, Иисус прервал молчание:
- Отец, прости Ты их, ведь, не понимают они,
Что делают!.. – просил Он в отчаянии.
Слова эти Дисме смелости сразу придали.

Так звали раскаявшегося разбойника.
Взглянув на Спасителя, он произнёс с надеждой:
- Господи! Вспомни, обо мне, - просил Христа,
- Когда будешь в Своем Царстве! – молил, как и прежде,

Но смотрел же на Агнца, как на кумира:
- И это справедливо, что я здесь мучаюсь так! -
Продолжал, - Дай мне прощения и мира -
По ту сторону жизни!.. Однажды я слышал, как

- Ты говорил, но тогда, я безрассудно
Слово Твоё отверг!.. Ныне же, стыжусь за себя!..
Каюсь я в грехах пред Тобою прилюдно,
Сыном Всевышнего! Верю, Ты пришёл от Бога!..

В Твою силу верю и милосердие!..
Прости меня, Христос, во имя Твоей Матери,
Отца Твоего Пресвятого!.. Смирение
И та искренность разбойника в раскаянии

Растрогали Иисуса, Он посмотрел
С глубоким сочувствием и, улыбаясь ему
Разбитыми губами, вдруг заговорил
Тепло: «Сегодня ты будешь со Мною в Раю!»

Покаявшийся же разбойник усердно,
И, поскольку не знал молитв, говорил от себя,
Твердил, благодарный Ему безмерно:
- Иисус Назарянин, Царь иудейский, помилуй меня!..

- Иисус Назарянин, Царь иудейский!..
- Я уповаю на Тебя, - шептал он с трепетностью.
- Иисус Назарянин, Царь иудейский! -
Крикнул Дисма, - Я верю в Твою Божественность

Меж тем, мрачнее становились небеса.
Почти полностью, солнце поглотили облака.
Свинцовый их слой прорезала полоса,
Меняя свой белёсый - в зеленоватые цвета.

Друг на друга, громоздясь, сходились тучи
И расходились, по воле холодного ветра.
Он проносился вверху, то вдруг у земли,
То замирал. Ощущалась духота воздуха.

Спёртость его, казалась тогда зловещей.
Пугал и невероятно мощный поток ветра.
Свет же, ранее невыносимо блестящий,
Окрасился внезапно в зелёный цвет ужаса.

Лица приобрели странный вид, как в воде.
Цвет этот сделал их землистыми настолько,
Что бледность женщин в необычном свете,
Будто, изваяла из них статуи, поскольку,

Были они, как из голубого снега.
Профили солдат в доспехах и шлемах казались,
Высеченными все из грубого камня.
Виделся посиневшим Агнец! Перестарались

Мучители!.. И по видимым признакам
Иисус уж мёртв, и началось разложение.
Но, искра жизни таяла по секундам.
Голова Христа пала на грудь, и движение

Тела перешло в сильное дрожание.
Искупитель, наверно горел от лихорадки.
Силы же, покинули Агнца. Сознание,
Очевидно, всё ещё теплилось. От слабости,

На выдохе, как в бреду, Он шептал Имя,
Что до сих пор произносилось в глубинах сердца,
И что воля от всех прятала – Мама!.. Мама!..
Каждый раз Несчастная, не сдерживая Себя,

Тянула руки к Сыну, желая помочь.
Толпа, смеясь над муками Умирающего,
Его Матери, бранила Их, во всю мощь.
Зеваки отталкивали от себя каждого,

Закрывшего любопытное зрелище,
Так плохо различимое в свечении Небес.
Темнея, Они пугали то сборище,
Сеяли в толпе полнейший ужас, и интерес.

Солдаты показывали, глядя в небо,
На нечто вроде конуса тёмно-синего цвета.
Поднявшееся из-за вершин гор, оно,
Казалось смерчем, что хищнически пожирал свет.

Устремляясь выше, то самое нечто,
Красило внутри в чёрное нависшие тучи.
Походило на, извергающий что-то,
Вроде дыма и лавы, вулкан. И в эти минуты,

Искупитель внезапно, задыхаясь опять,
Глянув на Свою Мать, Иоанна, вдруг произнёс:
- Госпожа!.. Это ... Твой сын!.. Сын!.. То ... Твоя Мать!..
Чтобы поддержать Его, проливая потоки слёз,

Мария так страдальчески улыбнулась,
Видя, как возросли мучения Иисуса.
Меж тем, всё темней и темней становилось.
В том сумраке, будто идущем со дна моря,

Появились вдруг за спинами оравы
Иосиф и Никодим, прося всех расступиться.
Но дорогу им преградили солдаты:
- Сюда нельзя!.. Даже не пытайтесь пробраться!..

- Вам чего нужно?! – разозлилась охрана
- Пропустите!.. Мы друзья Христа!.. Дайте же пройти!..
Старшие священники на эти слова,
Обернувшись, разгневались – Кому нужно пройти?!

- Кто посмел,- кричали они поражённо, -
Другом Бунтовщика называть себя при нас всех?!
Тут же Иосиф ответил возмущённо:
- Я, Иосиф Аримафейский Старший!.. Просто, для тех,

Кто не знает!.. Рядом – Никодим, - сказал он,
Громко же добавил, - иудейский старейшина!..
Тут кто – то крикнул злобно - Говорит закон,
- Тот, кто прибывает на стороне мятежника,

Его крики перешли в вопль, - тот мятежник!..
Узнав в кричащем Елеазара, сына Анны,
Иосиф отпрыску первосвященника
Ответил – Все, кто на стороне убийц, - убийцы!..

- Я прожил праведную жизнь, а ныне – стар,
Смерть на пороге, и Небо приблизилось уже
С Судией вечным ко мне!.. Я очень устал!..
Глянул на них, - Только злодеем не стану всё же!..

- И ты, Никодим?! – закричал Елеазар,
Мигом позвав и старейшин к разговору жестом, 
- О, я удивлён!..- он в гневе просто орал.
- Я тоже!.. – сказал Никодим презрительным тоном,

Добавив, - И только по одной причине:
Израиль так развратился!.. – гневно воскликнул он,
На свору, поглядев, - Что совсем, отныне,
Узнать не в состоянии Бога!.. – Я возмущён!..

- Ты вызываешь отвращение во мне!.. -
Вновь заорал Елеазар пренебрежительно.
- Так отойди!.. Дай, наконец - то, пройти мне!..
Ткнув его плечом, сказал Никодим презрительно.

- Чтобы ещё больше оскверниться сейчас?! –
Ёрничал Елеазар неимоверно злобно.
- Раз не осквернился, находясь среди вас,
Так ничто, - сказал Никодим, - не загрязнит, верно?!

Он повернулся, проговорив солдату:
- Кошелёк вот, к нему - разрешение на проход!
Тот, взяв деньги и восковую табличку,
Изучив её, приказал – Этих пустить вперёд!

Солдаты освободили путь для двоих.
Иосиф с Никодимом подошли тут к пастухам.
Увидев же Христа, не пряча слёз своих,
Заплакали горестно, не слушая, как уж там,

Все священники кляли их безудержно.
Глаза Агнца заволокла предсмертная мука,
Тело Его выгибалось судорожно.
Толпа же возликовала, входя в транс от крика.

Внезапно дыхание у Несчастного,
Стало прерываться. Сердце неритмично билось
И вмиг угасло. Голова Невинного
Сникла безжизненно к груди, а тело склонилось,

От бёдер и выше туловище Агнца,
Отстало от перекладины креста под углом.
Мария вскрикнула, увидев Сына
Без признаков жизни, зарыдала. Громким эхом

Пронёсся плач Матери и горестный вопль:
- Он умер!.. Иисус казался как будто мёртвым.
Во мраке, наступившем как- то исподволь,
Женский причет соединился и с криком злобным.

Орала толпа – Этого не может быть!..
- Это притворство, чтобы заставить нас всех уйти!..
- Не может быть!.. Этого же не может быть!..
- Эй, солдат!.. - возопил кто-то истошно, - А ты ткни!..

- Ткни Его копьём!.. Хорошее же средство,
Вернуть Ему голос!.. Посыпались проклятия.
Ор ненависти той звучал бесполезно.
Солдаты на крик не обращали внимания.

И тогда в Несчастного Мученика
Полетели отовсюду камни, комья земли,
Достигая нужную цель наверняка.
Застонав жалобно, от невыносимой боли,

Христос попытался было, придя в себя,
Голову повернуть, избавиться от ударов.
Предпринятые же попытки прошли зря,
Мук, добавив Ему, и проклятий, и бранных слов.

Вдруг с неимоверным усилием Христос,
Лишь, опираясь на Свои пробитые ноги,
Волей, собрав силы и, преодолев дрожь,
Выпрямился на Распятие, будто, не знал боли.

Совершенно, будто бы, Он здоров сейчас,
Поднял высоко голову и Свой взор на толпу,
Широко отрытых, таких печальных глаз,
Смотрел на город, небо, закутанное в черноту.

Вдруг с трудом, из-за распухшего языка
И отёчного горла в отчаянии воскликнул:
«Боже Мой!.. Боже Мой!.. – уже от удушья,
 Задыхаясь, закончил, - Зачем Ты Меня оставил?!»

Вступив на зыбкий порог пришедшей Смерти,
Ощутил Христос острее, что оставлен Небом.
В последние мгновения Своей жизни
Открыл Он горестным вскриком, что оставлен Богом.

Люди, лишь, смеялись, издеваясь над Ним:
- Да Богу нет до Тебя же никакого дела!..
- Демоны прокляты Богом!.. Мы поглядим, 
Послышалось насмешливо, - придёт ли Илия,

Которого так звал, чтобы Он спас Его!..
- Дайте - ка Ему уксуса прополоскать горло!.. 
Орал кто-то, тыча в Умирающего,
- Уксус хорош для голоса!.. – загоготал подло.

Кричал – А Илия или Бог, неважно,
Кто нужен Безумцу!.. И Тот, и Другой далеки!..
Насмешник же, продолжал, смеясь протяжно:
- Чтоб услышали, надо зычно позвать всё – таки!..

А тьма становилась всё гуще и гуще.
В ней уже скрылся весь Иерусалим из вида.
Казалось, склоны Голгофы ещё пуще
Съедены, осталась, только лишь одна вершина.

Будто, темень вознесла её высоко,
Собрав на ней последний и единственный там свет.
Ввергнуть во мрак, желая его глубоко,
С Божественным Трофеем, Агнцем, бросив Его вслед!

Как Великое Жертвоприношение!
Чтобы и Любовь, и Ненависть Его видели!
Вдруг, из этого - то свето - мгновения,
Вырвалось – Пить!.. И этот стон, и хрип расслышали!
 
Даже ветер, неистовый, ураганный,
Холодный и устрашающий, Его не заглушил.
Крик, душераздирающий и гортанный,
Христов зов отчаяния, не скрыл - обнажил,

Вынеся его из адской круговерти.
Один из солдат, в уксусе с желчью губку смочив,
Дал её Стоящему на пороге смерти.
Христос, эту терпкую горечь с жадностью, испив,

С отвращением отвернулся. Но тут Мать,
Ощутив сердцем боль в разбитых Сыновних губах,
Разъедаемых питьём, и пробуя встать,
Зарыдала – Как дать Моему ребёнку в руках,

Хоть каплю Материнских слёз?!.. О, Моя грудь!..
Ты почему не источаешь больше молоко?!
Боже Милосердный!.. Зачем Нас оставил тут?!
Кто же теперь поднимет Меня к Сыну высоко?..

Кто, чтобы смогла утолить Его жажду
Своей кровью, раз нет молока?! – рыдала Она.
Только Сын уже не внимал Её плачу.
Откинувшись вдруг полностью назад и осев, Он

Испытывал страшную боль в Своих ногах.
Их точно раздирала тяжесть обмякшего тела.
Она не стихала, не слабела и в руках.
Агнец уже не в состоянии был двигать тело.

Иисус весь, от бёдер и до плеч вверху,
Отойдя от креста, завис в том положении.
Голова же тяжело склонилась к низу.
В затруднительном и прерывистом дыхании

Уже появились предсмертные хрипы.
То и дело от сильнейшего приступа кашля
В кровавой пене были вновь Его губы,
Да и между выдохами всё длинней удушье.

Мышцы же живота уже неподвижны,
Хотя поднималась и опускалась грудная клетка.
Эти движения невероятно трудны.
Настал следом лёгочный паралич. Будто молитва,

Звучал всё слабее, и вновь повторяясь,
Его призыв, как детский плач,– Мама!.. Мама!.. Мама!..
Несчастная Мать, слезами обливаясь,
Шептала – Да, Мой Милый!.. Я здесь!.. Я с Тобой!.. Здесь Я!..

Взор Страдальца затуманился, и тотчас
Он воззвал – Мама!.. Где Ты?! Я не вижу... Тебя... больше!..
Ты, что, тоже Меня оставила сейчас?
Агнец еле шевелил губами. Мать внимала же

Душой, сердцем и слухом каждому вздоху
Умирающего Христа, отвечая: Я здесь!..
- Сынок Мой!.. Я Тебя никогда не брошу!..
О, Любимый Мой!.. О, Мой Иисус!.. Мама здесь!.. Здесь!..

Здесь Она!.. И, лишь терзается!.. Дорогой!..
Оттого, что не может, не может быть там, где Ты!..
Сердце разрывалось неизбывной бедой.
Иоанн плакал. Его рыдания Христу слышны.

Спаситель же, на плач друга не отвечал
Из-за приблизившейся неминуемой смерти.
Скорее всего, уже не воспринимал
Ни утешений, ни слёз, ни проклятий, ни любви...

Очень старался Лонгин чувства свои скрыть.
Это не совсем получалось у центуриона.
Слёзы не спрятать, можно жалость подавить!
Сотник смог! Ведь, не стекла из глаз и капелька!

Даже солдаты бросили игру в кости.
Они стояли все притихшие, в волнении.
Слыша же слова горюющей Матери,
Один из них покачал головой в смятении.

В полной тишине Иисус сказал ясно:
- Всё закончено!.. – Голос – хрип, прерывающийся,
Как и дыхание, страшили ужасно!
Плач Матери летел туда, где Умирающий

В предсмертной уж задыхался агонии.
Свора застыв, ловила в наступившей тишине
Последний вздох Агнца, лишь то мгновение,
Ею долгожданное, в предпраздничной суете.

Вот в тиши, настороженной и глубокой,
Нежно раздались трепетные слова Иисуса:
- "Отче, в Твои руки Я предаю дух Мой!.."
Тело пронзила конвульсия – последняя мука!

Трижды пронеслась она с ног до головы
Искупителя, вновь задев нестерпимой болью
Каждый нерв, израненных тела и души.
Гробовую тишину рассёк всей своей мощью

Неистово - резкий крик, крик немыслимый,
В столь истощённом теле – Ма!.. – зов Сына к Матери,
Молитва о помощи, тот спасительный
Мостик, связующая ниточка от Жизни к Смерти.

Голова Искупителя пала на грудь,
Его тело полностью обмякло, подалось вперёд.
Оборвались дыхание и сердца стук!..
Христос скончался!.. Замерло всё: мир, звуки, народ...

А через мгновенье Земля отозвалась
На крик Невинно Убиенного жутким гулом!
На город, Голгофу мощно обрушилась
Ужаснейшая гроза! Молнии с резким треском

Пронзали кромешнейший мрак вокруг: небо,
Дома, Храм, толпу, били всюду одновременно!
А сполохи молний, тот источник света,
Давал право видеть. И падала тьма мгновенно!

Она царила, вселив устрашение!
А следом за раскатами грома, ураганом,
Внезапно, началось землетрясение –
Возмездие богохульникам по их заслугам!

Вершина Голгофы качалась, скакала,
Как тарелка от продольных и поперечных волн,
В руках у сумасшедшего, сотрясала
Так, закреплённые кресты, что их свалит вот-вот!

Все, за что могли, хватались, чтоб не упасть!
Иоанн же, вцепившись одной рукой в Крест, другой
Крепко обнял Матерь, стремясь её спасти,
Уберечь, от угрозы быть растоптанной толпой!

Солдаты у отвесной стороны горы,
Боясь упасть с обрыва, ринулись все в самый центр!
Разбойники орали – Господи, спаси!..
Неслась толпа, стремясь избежать разъярённых недр!

Друг друга, топча и скатываясь вниз,
Падая, обезумев, разбившись в расселины!
Натиск урагана, знак Кары Небес,
Трижды повторялся, как и содрогание земли!

И затем, всё прекратилось, стало тихо...
Но молнии ещё резали небо беззвучно,
Освещая пространство - добычу Лиха.
Повсюду лежали умершие, а вниз кучно

И поодиночке мчались в страхе люди,
Хватаясь за волосы иль держа руки вперёд,
Или возносили к небу, что хулили,
Осмеивали, а теперь страшились, что их ждёт.

Раскаиваясь, взмолились о пощаде.
В черте города горел дом, пламя стремилось вверх,
Создав алое пятно в мёртвом воздухе.
Едва во тьме видя Сына, от слёз, распухших век,

Мать позвала Его – Иисус!.. Иисус!..
Ответа, не получив, вновь вскричала – Иисус!..
Вдруг в этой же грозной тишине с Её уст
Рыдания прорвались сквозь крики, вой и хруст.

В полной неподвижности при свете огня,
Целиком подавшись вперёд, с головой зависшей
Так низко, что та касалась щекой плеча,
Подбородок упирался в рёбра, висел Сын, умерший.
 
Мать, видя это закричала – О, Мой Сын!..
Рыдала, не веря, что Её Христа больше нет!
- Он уже не страдает!.. Не страдает Он!.. -
Промолвил Иоанн, плача. Мать, осознав это «нет»,

Вырвавшись тут из объятий апостола,
Склонившись до земли, прикрыла руками глаза,
Выдохнув – У Меня же больше нет Сына!..
Упала бы, наверно, вдруг покачнувшись, Она,

Если бы вовремя не подхватил Иоанн.
На землю поставив, нежно поддерживал Матерь.
Плача, в ужасе к ним бегущих женщин ждал,
Которым уже никто не препятствовал теперь.

Магдалина, садя Бесчувственную Мать
К себе на колени, прижимала тепло к груди,
Целовала Несчастную опять и опять,
Участливо растирала холодные руки.

Пытаясь вывести из обморока Мать,
Женщины смачивали уксусом Её виски.
Невестка, целуя руки, начала звать:
- Дочь Моя!.. Дорогая Дочь!.. Открой глаза свои!..

- Скажи же, Милая, что Ты видишь меня!..
Я - Твоя Мария!.. Родная, не смотри же так!..
Несчастная, не осознавая Себя,
В горе, каким-то безумным взором глядела так.

Потом, внезапно, в голос, Мать зарыдала...
Увидев, побежавшие, наконец-то, слёзы,
Невестка тут участливо прошептала:
- Поплачь!.. Поплачь!.. – рыдала она,-  Будто с мамой Ты!..

- С мамой!.. Моя несчастная святая Дочь!..
Услышав вдруг – Мария!.. Мария!.. Ты видела?!
Бедная, только стонала, плакать невмочь.
- О, Дочь моя!.. Да!.. – заплакав, Её погладила,

Не нашла в смятении слов утешения.
И тот безутешный плач подхватили женщины.
Над Голгофой неслись их вопрошания,
Стенания и причитания, рыдания и стоны.

Видно, сама гора рождала те звуки...
Послышались вдруг издалека рассуждения:
– Видел иудеев?! – дивились воины,
На нижней площадке, крича от возбуждения.

В смятении перебивали друг друга:
- Напугались они теперь-то, вон!.. – кричал кто-то.
- А как били то себя в грудь без испуга!..
 - Бесконечно возмущалось-то само священство!..

- Ну, кошмар!.. Видал я землетрясения!..
Обратился тут к сослуживцам один из солдат,
- Но такого - никогда!.. - от удивления
Говорящий кинул на них свой испуганный взгляд,

Продолжив в ужасе, - Вся земля в трещинах!..
- И полностью там обвалилась часть длинной тропы! –
Показывал другой, а третий, пряча страх,
Вскричал, вздрагивая поражённо, – На ней трупы!..

- Оставь их!.. - перебил его кто-то резко,
Добавив, - На целый выводок змей будет меньше!..
- Ещё один пожар! – возвестил он веско,
Показывая, на зарево, - Сильней, чем прежде!..

Второй, кивнув на Христа, вздрогнул невольно
И спросил, не обратив внимания на пожар:
- А что, Иисус, правда, мёртв?.. Беспокойно,
Ожидая ответ, глядел на Страдальца, дрожа.

Один же из солдат спросил насмешливо:
- А ты, что не видишь?! Ещё и сомневаешься?!
Второй глянул на него недоверчиво,
Затем, переспросил – А ты не ошибаешься?

Иосиф с Никодимом, из-за скалы выйдя,
Где спасались от грозы, поспешили к Лонгину.
- А можно Тело? - спросили, на него глядя.
- Может отдать Его Проконсул, пойдите к нему!..

 И быстрее!.. - поторопил Сотник тихо.
- Собрались иудеи получить разрешение
У него!.. Спешите!.. - предупредил он их.
Хотят вновь требовать для Христа унижение -

Перебить Ему голени!.. - прошептал он.
- Не хочу, чтоб произошло такое бесчестье!..
Произнёс очень сердито центурион.
- А откуда ты знаешь?! – спросили друзья вместе.

- Донесение посыльного! Идите, -
Ответил он, договорив тихо, - я подожду.
И они кинулись вниз, слыша – Спешите!..,
Решили опередить, не теряя надежду.

А Лонгин же, приблизившись к Иоанну,
Что-то тихо прошептал ему, затем, взяв копьё,
Посмотрел сочувственно он на Марию,
Женщин, заботливо хлопочущих вокруг Неё.

Убедившись, что в это страшное время
Все были к Кресту спиной, встал перед Иисусом
И вонзил точно в сердце остриё копья,
Снизу вверх и справа налево, лишь одним ударом.

В глазах Иоанна застыл ужас в тот миг,
А лицо его исказилось от душевной боли.
Лонгин же, увидев, сказал – Вот и всё, друг!..
И добавил, - Так лучше!.. Лишь, мгновение боли!.. -

Сотник убеждал, - Это, как для всадника!..
Не нужно перебивать кости!.. Все знают - был Он
Праведником Настоящим!.. - глянув на Агнца,
В восторге заключил восхищённый центурион.

Из той раны, оставшейся неподвижной,
Вытекла струйка крови и свернулась мгновенно.
Христос же, со смертью мирясь неизбежной,
В тот миг был уже мёртвым, иначе, несомненно,

При дыхании, оставленный копьём, след,
Расширялся всё бы и сужался, и без конца
Кровоточил. Лонгин не нанёс Агнцу вред,
А избавил, лишь от унижений Сына Творца.

Пока длилось то трагическое действо,
Иосиф с Никодимом спускались кратким путём,
Стараясь выиграть время у злодейства.
Почти внизу они встретились с Гамалиилом.

Старик, задыхаясь, карабкался всё вверх.
Такое роскошное облачение его -
Теперь в грязи, разодрано. Увидев их,
Спросил в ужасе – Иосиф!.. Ты, что бросил Его?!

- Я нет!.. Но ты-то здесь как?.. И в таком виде?..
Иосиф был так удивлён до глубины души.
Тот, в совершеннейшем недоумении,
Вцепившись в волосы, сказал – Ужасные вещи!..

- Знамение!.. Я был в Храме!.. – вскричал он вдруг.
Двери сорваны,  пурпурная завеса порвана!..
В глазах Рабби Гамалиила был испуг.
Он продолжил свой путь. Голова его обнажена,
 
Взлохмачена, что вовсе не допустимо!
Внезапно, обернувшись, выпалил, как безумный:
- Святое Святых совершенно открыто!..
На нас анафема!.. – старик сделал вывод трудный.

А друзья поражённо смотрели Рабби вслед,
Друг на друга, вдруг проговорив одновременно:
«При Моих последних словах, - созрел ответ, -
Эти камни содрогнутся!» - Он предсказал это!..

Вскричали восхищённо, ускоряя шаг.
Между горой и стеной города, внутри его
Блуждали в смятении люди на вид, как
Будто слабоумные. Все кричали до того

Громко и то плакали, то причитали.
Слышались отдельные фразы, вопли из толпы:
- Кровь Его проливалась огнём!.. – орали.
- Яхве явился затем, чтобы посреди грозы

Проклясть Храм!.. Слышались ужасные вопли:
- Гробницы!.. Гробницы!.. Вот они!.. Везде Гробницы!..
Иосиф поймал Симона, различив стоны.
Бедняга бил в стену головой, крича – Гробницы!..

Иосиф с силой встряхнул его, говоря:
- Симон!.. Да, скажи же что-нибудь!.. Но тот, вырвавшись,
Орал – Уйди!.. Уйди!.. Оставь!.. Оставь меня!..
Мертвец ты тоже!.. Все мертвецы!.. – и, задохнувшись,

Рыдал – Все вышли!.. И проклинают меня!..
- Он сошёл с ума, - сказал Никодим, - оставь его!..
Друзья поспешили в Преторию, смотря,
Как город погружался в безумие от того,

Что случилось после смерти Иисуса.
Люди, мечась в сумраке улиц, били себя в грудь.
Сзади, заслышав шаги или голоса,
В страхе оглянувшись, отбегали, меняя путь.

В одной из тёмных арок некий фарисей,
Заметив Никодима в белой одежде, в ужасе
Помчался, крича, пытаясь скрыться скорей,
Поняв вдруг, кто же стоит, повис на его шее,

Выпалив – О, прошу!.. Не проклинай меня!..
Моя умершая мать явилась, произнесла:
- Будь ты проклят!.. – за голову схватив себя,
На землю пал фарисей, плача, крича – Прокляла!..

- Мне страшно!.. Так же страшно!.. – выл от ужаса.
Иосиф проговорил, глянув на Никодима:
- Все здесь просто обезумели от страха!
В Претории, они поняли, в чём же причина.

Открылись во время землетрясения
Множество гробниц. И были люди, что видели
Скелеты, из всех могил в те мгновения
Вышедшие. Что будто они вдруг принимали

Обличье человеческое на земле,
Обвиняли и проклинали всех тех виновных,
Принявших участие в богоубийстве,
И унизивших Величие Христа и предавших.

А в это время Гамалиил, пришедший,
Вскарабкался на верхнюю площадку Голгофы.
Упал, плача у Креста, где Агнец Божий
Распят был, и со стоном шептал слова молитвы.

- Знамение!.. Знамение!.. Скажи, что Ты
Прощаешь меня!.. О, один звук, только один звук!..
Один же всего, чтобы я понял, что Ты
Сейчас и слышишь меня, и прощаешь!.. Один звук!..

Моля слёзно Спасителя, не думал старик,
Что Страдалец уже мёртв, пока какой – то солдат,
Толкнув Его копьём, чуть не сорвался в крик:
- Встань!.. Чего ты орёшь?! Да, встань же!.. – приказав опять,

Выпалил, волнуясь Гамалиилу тут:
- Он уж мёртв!.. Я, солдат, язычник, говорю тебе:
Тот, которого распяли жестоко тут,
Точно, ведь Он был Сыном Божиим!.. Ты поверь мне!..

- Умер?! – спросил испуганно Гамалиил, -
Ты умер?! О!.. Он поднял голову, взглянув на Крест,
Где Спаситель замученный ими висел,
Чувствуя трепет, от всего содеянного здесь.

Читался ужас в слабовидящих глазах.
Только, видно, такого достаточно зрения,
Вполне, чтобы осознать –  Иисус мёртв!.. Крах!..
Крах всему!..  Нет!.. Не будет никому прощения...

Старик видел скорбную группу у Креста:
Бедную Мать, утешающих женщин, Иоанна.
Они все рыдали с левой стороны Креста.
Справа от Христа заметил Сотника Лонгина,

Рабби же стоял согбенный, на коленях.
Вдруг, выпрямившись и воздев руки, проговорил,
Плача и рвя волосы у всех на глазах:
- Это был Ты!.. Это был Ты!.. – дивился Гамалиил.
 
- Нам больше нет прощения!.. Нет!.. – рыдал он,
Мы призвали на себя Твою Кровь!.. Что вопиет
К Небу, и теперь проклинает нас Оно!..
Ты - само Милосердие!.. Не говори!.. Нет!.. Нет!..

- Скажу Я Тебе, - он, заплакав, продолжил:
- Я, ничтожнейший Рабби Иудеи!.. - шептал он,
- Да, будет на нас Твоя Кровь!.. - и  возопил,
- О!.. Молю Тебя!.. Окропи нас Ею!.. – просил, он.

- Лишь Она и может, - тянул к Агнцу руку, -
Вымолить прощение!.. - проникновенно шептал,
Слёзно, исповедуя тайную муку:
- Я получил всё же знамение, что требовал!..

- Жаль, что моему внутреннему зрению,
Мешают целые столетия духовной слепоты!..
Да препятствует новому желанию
Спесивый громкий глас моей вчерашней гордыни!..

- Помилуй меня!.. Свет мира!.. Пусть в эту тьму,
Что не постигла Тебя, упадёт, Твой луч, один хоть!..
И, плача, он продолжил исповедь Христу:
- Я старый иудей, верящий, что справедливость

- Есть для меня!.. - произнёс,  горько вздыхая.
- То было заблуждением!.. Я - голая земля,
Древней Веры без насаждений!.. - и, рыдая.
Я – земля, где нет ещё ни семени, ни ростка,

- Веры новой!.. Я – выжженная пустыня!..
- Сотвори же Ты чудо! Пусть из убогого сердца
Старого упрямца, исчезнет гордыня,
А поднимется в нём цветок, носящий Твоё имя!..

- Мой скудный разум - в плену формулировок!..
Приди, как Избавитель!.. – взмолился Гамалиил,
Руки вознося к Христу, а к Небу - кивок,
Старик произнёс с надеждой, - Исайя говорил:

«Он понёс наказание за грешников
И взял на Себя грехи многих». И мои грехи
Ведь, Иисус Назарянин, средь тех рядов!..
И встал, глядя на Распятие, явленное из тьмы.

Рабби, тихий постаревший, приниженный,
Уходил, не оглядываясь, унося в душе
Горечь, что слеп, и сам собой пристыженный,
Оттого, что не распознал Божьего Сына во Христе.

Словарь:
Центурион – так назывались в римской армии офицеры, командующие центурией, то есть сотней солдат.
Лонгин (Сотник) – римский центурион, в дальнейшем христианин. Офицер помогал Иисусу на Крестном пути. Позднее он увенчал себя венцом мученика. Сотник римской армии рангом соответствовал старшине и составлял костяк римской армии.
Иосиф Аримафейский Старший – учитель Закона, член Синедриона и почитатель Иисуса.
Никодим – учитель Закона, член Синедриона, друг Иосифа Аримафейского и последователь Иисуса.
Ирод Антипа – правитель Галилеи и Переи.
Синедрион – верховный орган политической, религиозной и юридической власти у евреев Иудеи в период римского господства до разрушения Храма.
Понтий Пилат – проконсул, занимавший должность прокуратора Иудеи и подчинявшийся Сирии.
Лазарь – (Мёртвый Лазарь) – ближайший друг Иисуса. Христос воскресил его после четырёх дней разложения.
Иоанн – друг, последователь Иисуса, апостол. Он лет на 10 моложе Христа, однако, Иисус относился к нему, скорее, как к сыну.
Мария Магдалина – вторая сестра Лазаря, в прошлом известная грешница, пережившая подлинное обращение ко Христу.
Елеазар – сын Анны, член Синедриона.
Претория – резиденция римского наместника в Иерусалиме, по всей видимости располагалась в крепости Антония.
Фарисеи – религиозно-общественное течение в Иудее, одна из трёх древнееврейских философских школ.
Анна – первосвященник, могущественный глава клана верховных  священников, тесть действующего первосвященника Кайафы, непримиримый враг Иисуса.
Кайафа – действующий первосвященник, зять могущественного Анны, председательствовал в Синедрионе. Именно он после воскрешения Лазаря предложил убить Иисуса.
Синедрион – верховный орган политической, религиозной и юридической власти. Решениям синедриона обязаны были повиноваться, безусловно, все. Влияние синедриона простиралось и на царя, хотя о царе и говорится, что он не судим и не подлежит суду, но в принципе, синедрион удерживал свою судебную власть и касательно царя. Без его согласия царь не мог начинать никакой войны. Заседания происходили в местах проживания председателя синедриона.
Рабби – буквально мой учитель, так называли учителей Закона.
Гамалиил – известнейший в Израиле учитель Закона, праведный Гамалиил.