Александр I на Валааме

Над островом стояла глухая ночь,
Лишь как-то мрачно деревья под окнами шумели
И звёзды освещали суровый северный пейзаж.
Пробило два часа, и царь проснулся сам,
Он приказаний никаких не отдавал,
Встал и к храму Петра и Павла направился один.
Закрыты двери, пономарь едва успел открыть,
Никто не ждал так рано Александра здесь.
Царь утреню в соборе отстоял,
Затем обедню раннюю в церкви Петра и Павла,
А после пошёл пешком по пустынькам в лесах.
Дорога в гору шла, царь задыхался,
Но к схимонаху Николаю он смог дойти.
Был тот когда-то у игумена Назария келейником,
Известного, духовного восстановителя Валаама.
Жизнь протекала у Николая в молитвах и трудах,
И это всё, что мы сегодня о нём знаем.
Царь победил Наполеона, с триумфом въехал в Париж,
Но здесь ему пришлось согнуться вдвое,
Чтоб в хижину к смиренному отшельнику войти,
Дверь эта была похожа больше на какую-то дыру.
У столика сидел царь на деревянной табуретке,
Лишь бледный свет в оконце келью освещал,
А царь с отшельником беседу о духовной жизни вёл.
Смиренный предложил царю три репки с огорода,
Это всё, чем мог он гостя угостить,
И Александр съел одну репку вместе с ним.
Потом он руку отшельнику поцеловал,
Благословения просил и помолиться за него.
После обеда вновь его возили в шлюпке по скитам,
Царь любовался красотою валаамских вод,
Как хороши со стороны эти леса и этот гранит!
Вернувшись, вышел царь и ко всенощной,
Во время поученья на скамейке с братией сидел.
Слепой монах, сидевший рядом, тронул и спросил,
Кто на скамейке сегодня рядом с ним сидит,
Ответил царь ему: « Я путешественник…»
Он уезжал, и путешественника по-царски провожали.
На острове звонили во все колокола,
Клиросные шли к пристани, догматы пели и тропарь,
За ними братия вся шла и царь с игуменом.
Медленно от пристани отчаливало судно
И шло проливом под гудение колоколов,
А царь задумчиво смотрел на уходящий остров.
Вслед судну песнопения молитвы доносились,
По просьбе путешественника монахи долго хором пели.