На стрелках утра свежая роса

На стрелках утро, свежая роса,
мир просыпается, готовится к разбою.
Я слышу отдалённо голоса:
как будто время говорит со мною.

Не разобрать тревожных фраз,
скрипят полы в простуженной передней,
там входит новый жизни час,
или уходит час последний.

Война всегда последний час,
как на зверей идёт охота.
Война не Крым и не Донбасс,
а в грязь забитая пехота.

Война всегда на хрип бросок:
когда врываются в траншеи,
не люди – ярости кусок,
ещё не поражённые мишени.

Война не знает чистых рук:
здесь кто-то – кто-то, что-то – что-то.
Война последняя из сук,
и очень грязная работа.

Здесь не рыдают ни о ком,
но это хуже ада Данте:
на плащпалатке лежит ком
того, что было лейтенантом.

В тылу пугает вас гроза?
скороговоркой крест кладёте?
Ему смотрите вы в глаза,
если глаза его найдёте.

Дорога мины, поле морг,
убитых лица без испуга.
Были должны? Отдали долг!
Воронка есть, нет тела друга.

А этот мир нам не простит,
не станет рядом  к всепрощенья мессе,
ни  предан кто под Киевом, убит,
ни заживо сожжённые в Одессе.

Снарядов снова чёрный гром,
Малевич не жалеет краски.
Афганский вымер весь синдром,
а здесь рождается Донбасский.

У мёртвых срама нет, вины.
К живым, когда обезоружен,
война придёт после войны,
когда ты ни кому, ни нужен.

Фронт на излом, тыл на изгиб.
Тыл за себя всегда радетель.
И ты герой, если погиб,
а кто вернулся – тот свидетель.

В тылу научный кругозор,
у микрофона  каждый Македонский.
А ты лишь Харьковский позор,
и вот теперь позор Херсонский.

Была хвала пославшего на рать,
а за секиру нужно браться,
когда за что есть умирать,
и для чего в живых остаться.

Хотели взять войну на понт.
Но кровью харкать нам надолго.
А наши деды Сталинградский фронт
в сорок втором не прятали за Волгу.

А над Днепром Цусимы звук,
и тени страшные от армии и флота.
Война последняя из сук,
и очень грязная работа.