Герман Крупин

ГЕРМАН КРУПИН
(1940 - 2009)

Мимо окон мчатся поезда –
Ящерицы длинные, стальные.
Синий август. Облаков гряда.
Дни и годы. И края иные.

У подножья памяти моей
Захлестнулись рельсы, словно петли.
В заоконном омуте ночей
Маневровые бессонниц медлят.

Кто слыхал, как плачут поезда,
На ходу друг с другом расставаясь,
Навсегда запомнят, навсегда
Светофоров желтоглазых зависть.

Динозавры нежные мои,
Поезда – свидетели погони.
Как лоскутик утренней зари
Красный флаг на хвостовом вагоне…

ЗИМА 44-го
Маме

Зима, оправленная в раму,
Дорога вдаль и в никуда.
Ещё так холодно, так рано
И на дороге – ни следа.

Февраль старательно утюжит
Сугробов синих шишаки.
Ещё такая в мире стужа,
Что за версту слышны шаги.

Но вот в промёрзшей комнатушке
Сейчас затопят печь, и вот
Пахнёт дымком смолистой стружки,
Жильём устроенным пахнёт.

И уберут одежды ворох,
Служившей вместо одеял,
И ты почувствуешь, как дорог
Уюта остров и как мал

Мир за обледеневшей рамой,
Мир, где разлука – не беда,
Пока так холодно, так рано
И на дороге – ни следа.

ВДОВА

Зимний сумрак дикой сворой спущен
За окном в заиндевевший лес.
«Хлеб наш насущный
Даждь нам несь»

Белым льдом все окна обметало.
Стыть такая – высунься поди!
Мать сначала что-то все шептала,
А потом кричала: «Гос-поди!»

А когда под грохот электрички
Сын проснулся, вперившись во мглу,
Мать лежала, схожая обличьем
С темной Богородицей в углу.

ОТГОЛОСОК

Я ветку бузины сломил
Под крышей старого сарая
И с дрожью в сердце
вспомнил мир
Когда-то нищенского рая.
Где голенастая ботва,
Вся в фиолетовых соцветьях,
Была, как мы, едва жива
Золой и влагой лихолетья.
Цвёл серой кашкой старый двор,
Горчило лебедой у прясел.
И всё же, всё же, как был добр
Тот страшный мир и как
прекрасен!