саблезубые прихоти

раскол пал на мои руки,
я ослеп, как выкидыш небытия.
пена потекла с губ,
и мертвый толк обнажил дело.

так сияли мои глаза,
так сияли мой живот и моя родинка безвозмездная.
внутри мрака лелеял я тебя, пижма,
моя сыворотка знания, мое светище пепла.
горела стальная бумага на руках, горела - ах! -
безвозмездно. в глубине сумрака создал я свою ночь,
лепил ее, городил, взращивал, как своего любимого питомца.
горел я в этой ночи, как скала, как пепел солнца,
и гордые узлы мне дополняли мои глаза, мои внутренние глаза.
только свет падал на колени и молился, только он чуял что-то неладное.
и я прозрел, да, прозрел у него в объятиях,
я протянул ему свою мечту и свернул ей шею.
так закончился огонь, так он улепетнул от собственной смерти,
и гроздь снега умопомрачительно раскрылась зияющей розой.
и я погиб в экстазе блаженства, я растерзал свое я,
и имя мое - о имя одинокое - стало саблей моего дела,
кухней моего шепота, традицией моего вывиха.
так родились гордые имена и заблистали на ладонях,
и я прочел их голоса, я прочел их саблезубые прихоти
на бумаге из стекла, на бумаге из голоса.
слова сии вошли в меня, как зной, как сокол, как божество.
и я упал, поверженный, я упал, саблезубый, я пал, обесточенный.
и горькие слезы были моим пророчеством.