А я блажен

Моя любовь к тебе крылата
и бесконечная она.
Да ты ни в чём не виновата.
Во всём плохом моя вина.
Я вёл себя порой нахально
и сознавать мне то печально.
Надеюсь ты меня простишь,
тебе же так велит престиж.
А в воздухе довольно шёлка.
Твоя улыбка – серебро,
Души ответственной добро.
Ты словно бы в стогу иголка,
ищу тебя одну всю жизнь...
...года куда-то пронеслись.

А я разгадываю тайну
твою уж много лет подряд.
И ворошить не перестану,
и время повернуть я рад
в стихах, да и в поэме этой,
и даже в песне той пропетой
всей нашей жизни под луной
красиво-радостной семьёй.
Мы жили в Тикси, Барнауле,
в Колпашево. Нас Барнаул
на родину опять вернул.
Все в этой жизни разогнули
с тобой зигзаги, кольца мы
спокойно в редкостном пути.

Не всё так однозначно в Мире
и даже в собственной судьбе.
Играя Баха без клавира,
живём печальные в гульбе.
А ветер воет, гнутся ветки.
Скрывают что грудные клетки,
какое чувство за строкой,
какой взаимности покой,
слова неуловимой страсти
признаний в тишине времён.
Под золотом взгрустнувший клён
нас не спасает от напасти
осенней прихоти дождей
и паутиновых сетей.

Шаги смеющиеся лисьи,
как будто осени мечты,
сожжённые, как листья, письма,
в линейку жёлтые листы
рулонной ветреной бумаги
из непонятностей отваги,
но под присмотром тишины.
От непонятной стороны
идущему на встречу счастья
тропинкой около Оби,
обуреваемой любви.
Из вероятности умчаться
под нескончаемостью грёз
на фоне посторонних гроз.

А я блажен, как песня эта,
в той безупречности степной.
По воле Оли, став Поэтом,
ты, Оля, мучишься со мной.
Иду в осеннем измеренье
и не меняю намеренья,
писать обязан неспроста
мечта понятна и проста.
Я это вижу, я это знаю
и об этом говорю.
Не глядя в дальнюю зарю,
я сам себя давно спасаю
на безобразном рубеже
с Душой страданья в неглиже.