На одну из светских посиделок

На одну из светских посиделок
В мраморный шикарный гранд-отель,
Там, где бестолково масса денег
Плещется в бокалах от Ридель,
Для потехи вызвали монаха
Рассказать о миссии его.
Шаровары, сумка да рубаха -
Больше ничего из своего.
В жаркой обездоленной отчизне,
В сердце обезвоженных степей 
У монаха было дело жизни -
Сделать дни хоть чуточку светлей.
Тощий, он казался неуместен
Посреди роскошных яств и вин,
Оттого с немалым интересом
Публика столпилась перед ним.
И когда раздался его голос,
Звонкий, бодрый, будто не подстать,
Господа, мгновенно успокоясь,
Принялись, разинув рты, внимать.
Как в песках вести водопроводы,
Рыть колодцы страшной глубины,
Чтобы у пустынного народа
Было вдоволь питьевой воды.
Как в посёлках выстроить больницы,
Там, где их не знали никогда,
Чтобы можно было обратиться
За подмогой, коль пришла беда.
Как учить безграмотных науке.
Говорил, и в зале торжества
Чистые, натруженные руки
Говорили больше, чем слова.
Лица дам заметно прояснились,
Вздох хвалы пронёсся над толпой,
Очевидно, и они пленились
Жизнью столь великой и простой.
Под густых аплодисментов звуки
В такте одобряющих кивков
Предложил монах взять на поруки
Господам своих учеников.
Что им нужно? Форма да тетради,
Меньше средств, чем раут в гранд-отель…
Дамы-господа потехи ради
Стали выбирать себе «детей»
Из объемной папки фотоснимков,
В шутку споря, шумно веселясь.
И смотрел монах на них с улыбкой,
Про себя ликуя и молясь.
«Будет, чем кормить моих детишек
И платить за труд учителям.
Право слово, Отче меня слышит
В каждый миг святого бытия!»
Девушка с бездонными глазами,
Пальчиком на фото указав,
«До чего же страшненький! - сказала,-
Я возьму!» - добавила, смеясь.
Разобрали всех, монах собрался,
Поклонился людям до земли,
С лёгким сердцем с ними попрощался,
И тепло простились с ним они.
Девушка с глазами-океаном
После посиделок шла домой,
И лежал на дне ее кармана
На ребёнка акт договорной.

Время закружило, завертело,
Месяцы летели впопыхах.
Очень редко барышня смотрела
В те отчеты, что ей слал монах.
Да, она, конечно, понимала,
Глядя в мир сквозь грани разных призм:
Бедствиям способствует немалым
Изобильный рог - капитализм.
Здесь, в благополучной части света,
Реками шампанское течёт,
А в соседней - голодают дети
От излишеств тех, кому везёт.
Но к чему такие размышления?
Грусть, да не изменишь ничего…
Как-то накануне дня рождения
Получила девушка письмо.
И конверт ей показался странным,
И бумаги серой грязный вид,
Почерком неровным и забавным
Милый текст был по слогам разбит:
«Здравствуй, ма, спасибо за заботу!
Это я пишу тебе привет!
Я учусь писать, читать и счету,
Мне уже семь с половиной лет.»
Улыбнулась, вывела две строчки
И в ответ отправила она:
«Будь прилежным, дальний мой сыночек,
Чтоб тобой гордилась твоя ма.»

С этих пор стабильно раз в неделю
Приходили письма в ее дом,
Кое-что за утренним коктейлем
Пробегала, что-то на потом
Оставляла. Быстро и беспечно
Протекало девичье житьё.
Праздники, свидания и встречи
Занимали той порой ее.
Белка в колесе - добыча света,
Свет же бесконечен, оттого
Вечно было ей не до ответа.
Впрочем, было ей не до чего.

По другую сторону планеты
Мальчик, называемый сынок,
Так небрежно ею обогретый,
Приходя из школы в закуток,
Служащий ученикам жилищем,
Брался за задания свои
Или игры, и тогда, забывшись,
С ней, далёкой мамой, говорил:
«Как же мое сердце благодарно,
Дорогая ма, тебе вовек.
Получаю помощь я исправно
От тебя, мой добрый человек.
Отучусь - избавлю от заботы,
Все тебе сторицею верну.
Я найду хорошую работу,
А затем и ма свою найду.»

Годы шли, не оставляя праха,
Выдался в земле неурожай,
И нужда вновь призвала монаха
Совершить поездку в дальний край.
Вновь на званый ужин в гранд-отеле
Он пришёл, как был, с одной сумой,
Но теперь уж на него смотрели,
Так, как будто прибыл сам святой.
Самый чинный стол ему накрыли,
Пригласили множество гостей,
Во главе с почётом усадили
И спросили сразу про детей.
Вынул фототеку. Солидарность
Тронула монаха глубоко,
И блеснула кротко благодарность
В побелевшей бороде его
Каплями из глаз лучистых, добрых.
Говоря о школьниках своих,
Чувствовал, как Бог играл на рёбрах,
Как на тонких гуслях неземных.
Как и прежде, дружное веселье
Закатили дамы-господа,
Скрасило их праздное безделье
Выбор новых деток. Без труда
Вновь пристроил всех монах довольный. Но зачем оставил одного?
И напрасно доктор сердобольный
Интересовался про него.

Доктору монах ответил просто:
«Он мальчишка добрый, золотой,
Только, что поделаешь, подростки
Каждый со своею головой.
Не желает снова быть в опеке,
Десять лет назад уже был взят,
Но, Вы понимаете, что в свете
Часто забывают про ребят.
Я им помощь нахожу повторно,
С этим, к счастью, нет больших проблем,
Этот же - никак, хоть и не вздорный,
Не желает выбран быть никем.
Говорит, раз деньги поступают
На образование его,
Значит, ма его не забывает.
Только, сударь, то-то и оно,
Что, открыв пожизненные взносы,
Люди и не помнят иногда
О деньгах таких, как о курьезе;
В вашем круге это ерунда.»
Вдруг монах затих, как будто замер,
А потом заметил, отчего -
Женщина с бездонными глазами
Пристально смотрела на него,
И текла безбрежным океаном
На жакет от Гуччи синева.
«Это мой сынок, - сказала дама, -
Я забыла, он запомнил ма.»

На повозке с упряжью овечьей
Возвратился в город свой монах,
Высыпали школьники навстречу
С радостной молитвой на устах.
Голося и весело ликуя,
Облепили, обняли всего
И приветствовали Аллилуйей
Дружно возвращение его.
Чуть помедлив, женская фигура
Двинулась во след его шагов,
И, кивнув головкой белокурой,
Встала робко меж учеников.
Паренёк, счастливый и смущённый,
На колени перед ней упал,
«Моя ма, - промолвил, восхищённый, -
Не узнала? Я тебя узнал!»

В поддержку социальных проектов организации AMURT в Буркина-Фасо